У меня девять жизней - Александр Мирер

…Давно уже осталось позади облако холодного воздуха над Рагангой, плаксивый визг слонят и чешуйчатые крыши Питомника. Сухой, легкий запах плоскогорья донесся до ноздрей Ахуки, и он проснулся, прислушался к тихому «ц-ц-ц-ц» Немигающего.

Время перевалило за полночь. Почернел под крыльями Птицы обитаемый лес — там, под деревьями и на дорогах, для немногих бодрствующих уже зашла Луна.

Пора! Ахука размял пальцы и отбил короткую дробь на грудке Немигающего. «Ц-ц-ц-ц…» Зверек задергал передними ногами, он как бы вскапывал шею Птицы, и она замедлила полет, набирая высоту. Тогда Ахука приказал убыстрить полет до предела. Прищурив слезящиеся глаза, смотрел вперед, мимо взъерошенной головы Птицы, и увидел.

Пять светлых точек висели в ровной черной пелене.

Он догнал стаю при последнем свете Луны. Головным летел Брахак, за ним Раф-фаи, завернутый в попону. Адвеста и Нанои летели последними. Ахука послал Птицу вниз, камнем, и промчался между третьим и четвертым гонцами. Сделано! Две последние Птицы шли за ним к земле, остальные продолжали полет…

Сели на дорогу. Усталые Птицы прилегли на животы вдоль обочины. В бледном, диком свете неба едва различалось светлое тело пришельца. Он боязливо слез со спины Птицы и топтался на дороге, ухая.

— Ты заболел, Ахука? — послышался неуверенный голос Нанои. — Птица твоя больна?

— Почему ты не пришел, Ахука? — это пришелец.

— Я пришел, Адвеста… — сказал Ахука.

Он знал Нанои, ее стремительный и неудержимый нрав. Она должна быть неудержима в любви, как и в работе. И велико ее стремление к пришельцу, — подумал Ахука, ибо девушка молчала. Не призвала его к ответу, только промолвила:

— Пора догонять стаю.

— Подожди… Мы поем одну песню. Слушай, Адвеста, и отвечай: сколько может ожидать вас Железная дыня? — Он услышал короткий вздох девушки, — нет, не ошибся он!

— Не более одной ночи, — ответил пришелец. — Две, может быть.

— Я хотел бы, чтобы вы остались в Равновесии, — осторожно сказал Наблюдающий небо. — Хотя бы ты, Адвеста…

— И мне хотелось бы, Ахука, но это невозможно.

— Пришелец, слушай! Нанои знает: Голубой жук не стал бы просить о маловажном! Останься. Ты нужен Равновесию. Позже мы дадим тебе Птиц, сколько потребуется для самого дальнего путешествия. Останься, — не решаясь привести последний довод, он положил руки на плечи Нанои и Адвесты, как бы соединяя их.

— Да, я верю, — сказал пришелец. — Но это невозможно.

Их плечи выскользнули из ладоней Ахуки. Уже разлучены были эти двое, пережили они и оплакали разлуку, и к Птицами подошли порознь. «Упрись ногой в крыло и садись», — проговорила Нанои из темноты.

Тогда лишь Ахука опустил ладони и крикнул:

— Гроза идет с заката. Я поведу стаю.

10

Володя Бурмистров был близок к отчаянию: более двух часов они ждали Кольку на поляне баросферы, а Птицы, отставшие в пути, не появлялись. Брахак успокаивал, но и сам тревожно поглядывал на небо, а главное — до автоматического запуска стартовых устройств оставался час или восемьдесят минут от силы.

Володя метался от Рафаила к баросфере, к счетчику энергии, и каждый раз проверял положение рукоятки автостарта. Близоруко наклонялся, всматриваясь: указатель стоит на «выключен», правильно… Оставаться, так уж всем вместе… Тоскливо вздыхал и кидался обратно, к памятному дереву, которое они первыми увидели в иллюминатор. Сейчас под деревом в тени лежал Рафаил.

В начале третьего часа ожидания врач Лахи величественно подступил к Рафаилу и заставил его проглотить лекарство. Володя стоял рядом. От жары и волнения он задыхался. В глазах крутились птичьи клювы и головы; рот, казалось, был набит перьями.

— Раф-фаи, просни-ись! — тонким голосом пропел врач. Больной послушно открыл глаза — сонные, однако вполне осмысленные.

— Вовик… Это что — возвращаемся?

— Он здоров! — рявкнул огромный врач. — Получай его, пришелец!

Володя всхлипнул. Рафаил покряхтел, неуверенно поднялся.

— Поесть найдется что-нибудь? Ноги, как ватные.

— Он есть хочет! — вскрикнул Володя.

— Прежде всего он съест бахуша, — распоряжался врач.

Володя подставил другу плечо и с восторгом стал смотреть, как он жует бахуш.

— Ты понимаешь, что он говорит? — спрашивал Рафаил. — Сколько времени я провалялся? А Карпов где?

— Задержался, — сказал Володя.

— Задержался?.. Нет, погоди, как ты язык выучил?

— Поешь, тогда объясню, — сказал Володя. — За папу, за маму…

— Как вкусно! — с наслаждением сказал Рафаил. — Поем и еще посплю, хорошо?

— Конечно, конечно!

Врач Лахи так и предупреждал: «Проснется, но еще сутки будет сонным, как ящерица во время дождей».

Счастье, как говорят, находит тучей. Едва больной поднялся, как прибежал посыльный от гонии и сказал, что рыжебородый пришелец в пути и через четвертую часть одной дюжинной — через полчаса — опустится здесь, на этой поляне.

«Как всегда, в последнюю минуту», — подумал Володя. Николай был из тех, кто обязательно садится в поезд на ходу.

Рафаил ничего не понял — сонно зевал и сонно вглядывался. Надо бы посадить его на место заблаговременно, слаб еще. Пока посадим… Кое-как Володя объяснил это Лахи.

— Э-э! Раф-фаи своими ногами войдет в Железную дыню! — крикнул Лахи и пальцем пощекотал пациента. — Иди, иди! Не приближайся к нему, стеклоглазый!

Рафаил ковылял по траве, виновато улыбался. Лахи вскочил на площадку баросферы и, как подъемный кран, одним движением втащил Рафаила наверх — повернулся, ловко опустил его прямо на командорское место. Володя направлял. Все эго заняло не больше минуты. Володя с чувством сказал:

— Ты наш отец, Лахи!

Снизу откликнулся Рафаил:

— По-каковски ты разговариваешь, Вовик?.. Как прохладно дома, хорошо…

— Оденься! — забеспокоился Володя. — Простуду схватишь, после болезни-то!

Тючок с вещами уже лежал на площадке. Володя помог дружку натянуть шерстяные брюки, куртку, носки. Пристегнул ремнями и натянул на голову берет. Высунулся в люк — ничего не видно…

— Вовк, автостарт выключен? Николая-то нет, правда?

— Конечно, еще бы!

Володя посмотрел, как Рафаил неловкими пальцами трогает рукоятки, и опять сунулся наружу.

Летят, летят! Брахак, Лахи, оба Охотника смотрели в небо. Володя нашарил бинокль и припал к нему, стукаясь об окуляры очками. Три Птицы, видные чуть сбоку и снизу, качались в стеклах.

— Свисто-ок! — завопил он. — Колька!

Лаки захохотал. Птицы стремительно приближались, спускаясь на край поляны, левее баросферы. Передняя проскочила над деревьями и вдруг с нее прыгнул коричневый человек — упал в траву.