Испытание светом и тьмой - Глеб Леонидович Кащеев

криком ударил по нему кулаком. Рука взорвалась болью. Это все еще было совершенно новое, необычное чувство, которое на время избавило его от внутренних страданий. Денис зашипел и потряс ладонью в воздухе.

Удар принес минутное облегчение, но было понятно, что это не выход: постоянно калечить себя, заглушая боль внутри в надежде, что когда-нибудь внутренняя тоска поутихнет.

Он уныло пошел вдоль набережной.

Было то самое вечернее время, когда люди выходят на прогулку по городу, сидят в кафе и барах, и навстречу Денису шли парочки: смеющиеся, целующиеся, держащиеся под ручку, ругающиеся, целомудренно соблюдающие дистанцию, как подобает на первом свидании. Каждый раз его будто били под дых. У них с Катей такого не будет.

Ни хорошего, ни плохого.

Они не будут вместе смеяться, ругаться, гулять, держась за руку, грустить. Не будет ничего.

Боль в груди и не думала уходить и только нарастала. Денис понял, что долго так не выдержит.

Вдруг в памяти всплыл совет или даже скорее приказ Веры: избавиться от любви. Если это чувство отравляет и убивает его изнутри, то, чтобы выжить, его нужно убрать.

Если зеркало позволяло выплеснуть и растворить в амальгаме негативные и вредные чужие чувства, значит, и с любовью должно помочь. Ему навязали эту эмоцию? Еще как! Он с детства органически не умел любить, и вдруг ему в грудь запихнули раскаленный белоснежный шар, который сначала согревал, а теперь начал выжигать душу. А раз это засунули извне, значит, любовь можно вырвать и выбросить.

Он огляделся, раздумывая, где можно найти зеркальную поверхность, и его взгляд упал на стоящий у причала катер. Денис быстро перепрыгнул ограждение, шагнул на палубу и подошел к окну рубки. Сейчас там отражалась огромная луна.

«Сегодня самая большая луна за сто лет».

Эта фраза, с которой по-настоящему началось их с Катей знакомство, теперь поселилась в голове и мешала ему сосредоточиться.

Денис рассердился. Если непрерывно думать о Кате, то от любви он избавиться не сможет. Ему пришлось обойти рубку и встать с другой стороны, там, где луны не было в видно.

Молодой человек всмотрелся в свое отражение. Оно не помутнело и не покрылось рябью, как бывало, когда присутствовала чужая эмоция. Что это значит? Неужели она засела настолько глубоко? Вера говорила, что он должен… обязан забыть про Катю. Убить в себе любовь. Но как это сделать? И возможно ли? Или он обречен мучиться вечно?

И все ради того, чтобы выжили эмеры и Глеб.

А что будет с Катей?

Почему-то он впервые задумался об этом. Ему говорили, что ей будет хорошо, если он уедет. Но откуда им знать, чего она действительно хочет? Кто знает ее лучше Дениса? Даже тот, кто воспитывал ее в стерильности в течение всех этих лет, не знает, какой стала Катя. Все ее взросление – не физиологическое, а эмоциональное – проходило рядом с ним. Она училась улыбаться, глядя на его улыбку. Она впервые испытала злость, радость, страх и азарт – все благодаря Денису. В том числе любовь и ревность. Кто, кроме него и нее самой, может решить, что для нее будет лучше? Глеб, который ее вовсе не знает, который загнал себя самого, как скаковую лошадь, а теперь хочет сделать то же самое с Катей? Вера? Да ей на Катю вообще плевать. Для нее существует только один гуру, объект поклонения, имя которому Глеб. Она – та самая свита, которая играет короля. Зачем ей какие-то наследницы?

Денис зажмурился и вспомнил.

Катя перестала смеяться и пристально посмотрела ему в глаза:

– Ага, сейчас опять начнешь рассказывать чушь про то, что эмеры не могут любить, про лазер – пиу-пиу, – выжигающий сердца и души, и все такое. Я – эмер. Сам говорил. И вот у меня наоборот: как будто была дыра, а сейчас вдруг – дыш! – и резко заполнилась. Все изменилось. Цвета, чувства, весь мир. Вообще все! Я как будто прозрела. И я знаю, вижу, что ты тоже можешь так чувствовать!

– Я боюсь сделать тебе больно. Потому что не смогу дать тебе то, чего ты хочешь.

– Да ты просто не даешь себе попробовать! Вбил себе в голову невесть что! Меня с детства воспитывали с убеждением, что любые чувства – это плохо. Что нужно быть как пустая бочка. Невосприимчивым ни к чему. Но ты открыл мне глаза и научил чувствовать. И это здорово! Теперь я помогу тебе.

Она верила в него. До последнего верила. А он? Послушал чужие слова и решил, что Катя вдруг, встретив отца, резко изменилась и забыла о нем? Да он, получается, сам ее предал!

Денис открыл глаза и растерянно заморгал.

Она сотворила чудо. Невозможное. Дала ему любовь. А что дал ей взамен он?

Ничего.

Послушал Веру и уехал.

Трус!

Трус и предатель!

Денис со злости ударил кулаком по стеклу, и оно разлетелось вдребезги.

Они все не правы. Если он будет рядом, Катя не скатится во тьму и не уничтожит эмеров. Ровно наоборот. Именно он и удерживает ее от тьмы. Глеб с Верой прогнали его и обрекли себя на смерть. Потому что только с ним Катя будет настоящей и счастливой.

Денис снова выбрался на набережную и побежал к брошенному мопеду.

* * *

Катя надела шлем на голову.

– Постарайся вспомнить что-нибудь светлое и приятное. Мы откалибруемся и поймаем нужную эмоцию, – донесся до нее голос Макеева.

Она кивнула и откинулась на спинку кресла.

Светлое и приятное… светлое и приятное…

У нее перед глазами возник светящийся тоннель, по которому она неслась вперед. Он неожиданно кончился, и Катя вылетела в лабиринт. Тут же в памяти всплыло, как она в прошлый раз металась в путанице коридоров из чужих воспоминаний и эмоций в поисках самой себя. Это случилось после того, как она выпила каннибала. Вместо необходимых позитивных эмоций в ней поднялись паника и ужас. Похоже, они исказили последующие воспоминания: они тут же перемешались с фантазией и ассоциациями из подсознания.

Катя вспомнила, как они с Денисом неслись на скутере. Она испытывала упоительное ощущение скорости и свободы, но вдруг перед ней выросла стена дождя. Мопед врезался в нее, как в бетон, и разлетелся на куски.

– Денис! – только и успела крикнуть Катя, силясь поймать его за руку, но ее завертело, закружило и понесло.

Мир несколько раз перевернулся, и Катя вдруг очутилась на вершине холма посреди леса. Денис был рядом. Он присел на колени и взял ее за руку:

– Я здесь, я