Земля Тре - Александр Рыжов

Крик застрял у Глеба в горле. Почему, почему все так получилось? Зачем теперь плыть в далекую землю Тре и кого выручать в ней? Для чего вообще бороться за жизнь, если путь назад отрезан, а путь вперед потерял всякий смысл?

Глеб развернулся, увидел оскалы дикарей, мечи и луки - хотел шагнуть прямо на них, но чьи-то могучие руки клещами сдавили плечи и потащили наверх. Не успев опомниться, он очутился на палубе. Перед ним стоял Коста, а рядом сидел живой Пяйвий и очумело тряс головой!

- Цел? - не веря глазам, выдавил Глеб.

Пяйвий улыбнулся улыбкой мученика и, тронув пальцем грудь, виновато проговорил:

- Болит...

Кафтан на нем был изодран и висел длинными клочьями. В одной из прорех поблескивал оберег - тот самый, что подарил Глебу новгородский купец. Коста протянул руку, осторожно взял его двумя пальцами. Металлическая пластинка была продавлена, а в центре отпечаталась круглая точка. Под оберегом, на впалой груди Пяйвия, расплывался лиловый синяк.

- Вот и сгодился подарок... - Глеб медленно провел ладонью по мокрому лицу и глубоко вздохнул, успокаивая расходившееся сердце.

Над бортом, как выдернутая из земли репа, показалась голова чудина. Коста с усталым видом уронил на нее свинцовый кулак, и она провалилась куда-то вниз. Над палубой все еще свистели стрелы, бестолково впивались в мачту, в реи, но никто из ушкуйников уже не обращал на них внимания. Вскоре вопли дикарей затихли, корабль вынесло на середину озера, и берег растворился в вечерней мгле.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Их осталось восемь: невозмутимый Коста, простодушный Алай, угрюмый Савва, беспечный Гарюта, вдумчивый Илья, молчаливый Шестопал, ушедший в себя Пяйвий и Глеб, который чувствовал себя главным виновником всего, что произошло с отрядом после выхода из Новгорода. Без остановок пройдя Кенозеро и короткую, как осенний день, речушку Кену, они вошли в широкое русло Онеги, и течение понесло их прямо на север, к берегам Студеного моря. Разговоров о возвращении Глеб больше не заводил - после того, как миновали волок, стало ясно, что дороги назад нет. Все, что оставалось - плыть дальше, со слабой надеждой добраться до земли Тре, чтобы там, быть может, принять смерть еще более страшную, чем та, которую приняли их товарищи. Мысли об этом упрямо лезли в голову Глеба, он устал отгонять их и, стоя на носу ушкуя, подолгу глядел в туманную даль. Немногословными сделались все, даже Гарюта. Разрывая густую дымку, окутавшую холодные воды Онеги, ушкуй скользил по волнам - одиноко и беззвучно, словно призрак.

На третий день пути по Онеге кончилась провизия, остался лишь мешок с твердыми, как мрамор, сухарями. Коста попробовал ловить рыбу, но, просидев с удилом целую ночь, поймал только двух маленьких остромордых щучек. Показав их утром Глебу, озабоченно проговорил:

- Эдак долго не протянем, надо причаливать. После битвы у Кенозера Глебу очень не хотелось высаживаться на сушу, но скрепя сердце он вынужден был согласиться с Костой. Ушкуй шел вдоль правого берега Онеги: с палубы видна была покрытая увядшей травой круча, а над ней - частокол высоченных деревьев. Глеб напряг зрение, всматриваясь в тянувшееся однообразной лентой побережье, но удобного места для высадки не попадалось.

- Скоро будет Емецкий волок, - сказал Илья. - Там и сойдем.

- А чудь?

- Волков бояться - в лес не ходить... На берегу было спокойно, но это спокойствие показалось Глебу обманчивым. Когда перебрались с ушкуя на пологий склон, он приложил к губам указательный палец и, застыв, долго слушал тишину. Потом вполголоса скомандовал:

- Коста с Алаем здесь, остальные - в лес. Встречаемся в полдень на этом месте. Далеко не заходить и по возможности не шуметь. Вопросы есть?

- Есть, - сказал Коста и, ко всеобщему удивлению, вытащил из кармана горсть крохотных глиняных свистулек. - Есть идея. Если кто заметит опасность, пусть подаст сигнал.

Свистульки были дешевые, ярмарочные - из тех, что продают лоточники детям на забаву. Глеб взял одну, легонько дунул.

- Принимается.

На охоту отправились парами: Илья с Шестопалом, Савва с Гарютой, Глеб с Пяйвием. Под ногами вздыхал и мягко прогибался ковер из опавшей листвы. Полураздетые осины, похожие на расхристанных кали к, протягивали голые ветви, будто просили подаяния.

Глеб вышел на опушку, жестом остановил шагавшего следом Пяйвия. Внизу, в ракитовых кустах, что-то негромко шебуршало. Глеб шепнул Пяйвию:

- Стой здесь.

Снял с плеча лук, приготовил стрелу и, плавно перекатывая ступни с пятки на носок, стал спускаться к кустам. Спустился, раздвинул ветки концом стрелы и отпрянул, увидев перед собой оскаленную волчью морду.

- Легок на помине...

Волк был крупный и, судя по виду, матерый. Глеб, не дожидаясь прыжка, рывком растянул тетиву, чтобы пустить стрелу в узкую щель между верхними и нижними клыками, но лук - крепкий, собственноручно выструганный из ясеня и ни разу не подводивший - неожиданно хрустнул и переломился пополам. Стрела кувыркнулась в воздухе, черное гусиное перо хлестнуло волка по глазам. Глеб швырнул в него обломки, отскочил назад и выхватил из-за пояса нож.

Зверь вылетел из ракитника с быстротой камня, пущенного метательной машиной. Распластавшись в воздухе и раскрыв страшную пасть, он серым драконом взмыл над землей. Глеб выставил согнутую левую руку, прикрывая лицо и шею, а когда мощные челюсти сдавили предплечье, ударил ножом в заросший шерстью живот. Через несколько мгновений все было кончено.

Расставив ноги, Глеб стоял над неподвижной тушей, а с опушки, ломая сучья, бежал на выручку Пяйвий. Глеб успокаивающе поднял руку - мол, все в порядке - и тут же зарылся в прель, сбитый с ног могучим ударом в спину. Падая, выпустил нож, ушибся коленом о замшелый булыжник, но успел напрячь мышцы и, едва коснувшись земли, перевернулся на спину.

Волчица! Молодая, поджарая, она припала на все четыре лапы, готовясь к новому прыжку. Глеб обругал себя за неосторожность, оттолкнулся локтями от земли, намереваясь вскочить на ноги, но на этот раз зверь опередил человека огромная лапа ударила в грудь и снова опрокинула его на землю. Над лицом навис хищный оскал, с острых клыков закапала пенистая слюна. Глеб схватил волчицу за толстую шею, и началась борьба. С минуту слышалось только натужное сопение и шорох сминаемой листвы. Глеб почувствовал, как стремительно слабеют руки тяжесть, навалившаяся сверху, была чересчур велика. Зубы, способные, казалось, перекусить стальной прут, щелкали уже рядом с горлом, как вдруг раздался звонкий возглас Пяйвия:

- Лежи!

Глеб замер, из последних сил упираясь в тугие бугры мускулов, вздувшиеся на сильном теле зверя. Зазвенела тетива. Стрела просвистела над лицом, совсем низко, и впилась волчице в глаз. Волчица зарычала, забилась в судорогах. Глеб перекатился на бок, сбросил ее с себя и поспешно поднялся. Руки тряслись, болело колено, болело прокушенное предплечье - на рукаве отчетливо проступили четыре темных пятна.