Реванш Сталина. Вернуть русские земли! - Игорь Пыхалов

Я вошёл сюда по средству мирного договора; мог то же сделать силою оружия, но я пожертвовал славою отряда моего для спасения города, принадлежащего России, ибо вам известно, что битва в улицах кончается грабежом в домах, а грабёж — пожарами.

И что же? Я вас спасаю, а вы сами себя губить хотите! Я вижу на лицах поляков, здесь столпившихся, и злобу, и коварные замыслы; я вижу наглость в осанке и вызов во взглядах; сабли на бёдрах, пистолеты и кинжалы за поясами… Зачем всё это, если бы вы хотели чистосердечно обратиться к тем обязанностям, от коих вам никогда не надлежало бы отступать?

Итак, вопреки вас самих я должен взять меры к вашему спасению, ибо один выстрел — и горе всему городу! Невинные погибнут с виновными… Всё — в прах и в пепел!»[276]

Можно не сомневаться, что наш прославленный поэт- партизан привёл бы свою угрозу в исполнение. Именно поэтому никаких эксцессов за время его комендантства так и не случилось.

27 января (8 февраля) 1813 года русские войска без боя вошли в Варшаву[277]. Герцогство Варшавское прекратило своё существование. Решением Венского конгресса 1815 года большая часть его территории вошла в состав России как Царство Польское, остальные земли были разделены между Австрией и Пруссией[278].

ГЛАВА 7. ПОД РУССКИМ ЯРМОМ

Сволочинский и Помойский —

Кто средь шляхты им чета?

Бились храбро за свободу

Против русского кнута.

Храбро бились и в Париже

Обрели и кров и снедь;

Столь же сладко для отчизны

Уцелеть, как умереть.

Итак, в результате разгрома Наполеона и нового передела Европы на Венском конгрессе 1814–1815 гг. большая часть бывшего Варшавского герцогства была передана под власть Российской Империи в качестве автономного Царства Польского.

Неукоснительно ставя мнение «просвещённой Европы» на первый план по отношению к интересам России, император Александр сразу же даровал новым подданным максимальное количество льгот и привилегий.

«Финляндцы, поляки и другие окраинцы ставились Александром I в привилегированное положение. Ясно, что у них не могло родиться ни малейшего желания быть в каком бы то ни было отношении русскими; делаясь русскими, они лишь теряли выгоды своего исключительного положения, свои преимущества и привилегии»[279].

Фактически Царство Польское представляло собой независимое государство со всеми присущими ему атрибутами, связанное с Россией лишь личной унией. Оно имело конституцию, разработанную польскими сановниками Чарторыйским, Шанявским и Соболевским и принятую 15(27) ноября 1815 года, в то время как в самой России конституции не было. Польша сохраняла выборный сейм, своё правительство, собственную армию, национальную денежную единицу — злотый. Польский язык носил статус государственного[280].

Важнейшие правительственные должности занимались поляками, большинство из которых начинали свою административную карьеру ещё во враждебном России Герцогстве Варшавском. Так, наместником императора был назначен граф Зайончек, сподвижник Костюшко, наполеоновский генерал, один из организаторов польских легионов, потерявший ногу в 1812 году во время похода Наполеона на Россию[281]. Министром финансов стал Матушевич, министром просвещения и вероисповеданий — Потоцкий[282], военным министром, при сохранении полномочий главнокомандующего польской армией за великим князем Константином, — генерал Вельгорский. Не был забыт и непременный участник всех войн с Россией в предшествующие два десятилетия Ян Домбровский — вернувшись в Польшу, он в 1815 году получил звание генерала от кавалерии и стал польским сенатором[283].

Казалось, Александр I сделал всё возможное, чтобы ублажить национальное самолюбие местного населения. Однако не тут-то было. Во-первых, шляхта желала не просто польского государства, а непременно восстановления Речи Посполитой в границах 1772 года, то есть присоединения украинских и белорусских земель. Во-вторых, её не устраивали слишком широкие полномочия монарха, тем более что этим монархом был русский царь.

Поначалу Александр I был склонен удовлетворить и эти польские притязания. Как рассказывает Н.Тургенев: «В присутствии нескольких лиц и, между прочим дам, с которыми Государь любил беседовать, Император объявил о своём твёрдом решении отделить от Империи прежние польские провинции и соединить их с только что восстановленным Царством Польским. Одна из его собеседниц слезами протестовала против такого раздробления Империи. "Да, да, — с ударением подтвердил Александр, сопровождая свои слова значительным жестом. — Я не оставлю их России; что за великое зло", прибавил Он, "отделить от России несколько провинций. Разве она не будет ещё достаточно велика?"»[284].

Однако общественное мнение России решительно воспротивилось такому «проекту». Н.М. Карамзин, узнав о намерении императора, 17 октября 1819 г. подал Александру I в Царском Селе записку, озаглавленную им «Мнение русского гражданина». В этом письме знаменитый историк напоминал увлечённому идеями абстрактного «человеколюбия» монарху, что как русский царь, он в первую очередь обязан заботиться о русских: «Любите людей, но ещё более любите россиян, ибо они и люди, и Ваши подданные, и дети Вашего сердца».

Территории, которые Александр хочет «вернуть» полякам, получены им в наследство от предшественников:

«…можете ли с мирною совестию отнять у нас Белоруссию, Литву, Волынию, Подолию, утверждённую собственность России ещё до Вашего царствования? Не клянутся ли государи блюсти целость своих держав? Сии земли уже были Россиею, когда митрополит Платон вручал Вам венец…»

Если отдать Польше белорусские и украинские земли, то дальше, по той же логике, следует восстановить Казанское и Астраханское ханства, Новгородскую республику, Великое княжество Рязанское и т. д.

Наконец, невзирая на все уступки и поблажки, поляки всё равно не станут нам друзьями:

«Нет, Государь, никогда поляки не будут нам ни искренними братьями, ни верными союзниками. Теперь они слабы и ничтожны: слабые не любят сильных, а сильные презирают слабых»[285].

Многие видные политические деятели предупреждали Александра I о рискованности его намерений. Так, в 1814 году генерал-губернатор Варшавского герцогства В.C. Ланской высказался по поводу формирования польской армии:

«Государь! Простите русскому, открывающему перед тобой чувства свои. Если я не ошибаюсь, то в формируемом войске питаем мы змия, готового всегда излиять на нас яд свой. Не имею другой цели в сём донесении, кроме искреннего уверения, что ни в каком случае считать на поляков не можно»[286].

В одном из писем, датированных 1819 годом, будущий московский генерал-губернатор Арсений Андреевич Закревский (сам происходивший из древнего польского рода) справедливо заметил: «Царство сумасбродное Польское никогда не может русских любить, чем хочешь их ласкай»[287].

В беседе с французским послом бароном Полем де Бургоэном в 1831 году, сразу после подавления польского восстания, Николай I с горечью заметил:

«…покойный брат мой осыпал благодеяниями королевство Польское, а я свято уважал всё, им сделанное. Что была Польша, когда Наполеон и французы пришли туда в 1807 году? Песчаная и грязная пустыня. Мы провели здесь превосходные пути сообщения, вырыли каналы в главных направлениях. Промышленности не существовало в этой стране; мы основали суконные фабрики, развили разработку железной руды, учредили заводы для ископаемых произведений, которыми изобилует страна, дали обширное развитие этой важной отрасли народного богатства. Я расширил и украсил столицу; существенное преимущество, данное мной польской промышленности для сбыта её новых продуктов, возбудило даже зависть в моих других подданных. Я открыл подданным королевства рынки империи; они могли отправлять свои произведения далеко, до крайних азиатских пределов России. Русская торговля высказалась даже по этому поводу, что все новые льготы дарованы были моим младшим сыновьям в ущерб старших сыновей»[288].

Это не пустые слова. Таможенный тариф 1822 года установил для товаров, вывозимых из Польши в Россию и обратно, ничтожные пошлины. Таким образом, польская шерстяная промышленность успешно сбывала свои произведения в Россию. Польские сукна транзитом попадали даже в далёкую Кяхту. За четырёхлетие 1824–1828 гг., по сравнению с 1820–1824 гг., добыча железной руды увеличилась на 62 %, каменного угля на 233 %, выплавка железа на 30 %, цинка на 300 %[289].