Парень из Ириндакана - Михаил Жигжитов

Нэля лежит в полузабытьи.

Парни, отдохнув, снова поднимаются.

— Зэн, посади ее.

Нэля со стоном отрывается от сна.

— Лучше бы бросили меня.

— Замолчи!

Нэля, бледная, с полузакрытыми глазами, молчит. Под мерное раскачивание девушка погружается в полусонное состояние, и ей кажется, что она въявь ощущает всем телом что-то родное, материнское из времен раннего детства.

Очнувшись, Нэля видит: затылок, уши… капли пота… Ей становится стыдно за свое бессилие. «Бедный, славный Броня, какой он милый парень!..»

Бредут… Отдыхают. Снова бредут…

После обеда стали чаще садиться… Молчат.

Наконец Бронька подошел к огромной смолистой колоде, осторожно спустил на снег Нэлю, рукавом вытер пот. Посмотрел на Зэна, мотнул головой и в изнеможении сел на снег.

— Еще одну ночь проведем здесь, а завтра, я думаю, все-таки доползем…

— Ну что ж, отдохнем, Броня… А как думаешь, не заблудились мы?

— Не должны бы… Я давеча заметил скалу, похожую на бабкин старый самовар… Мы позавчера около нее отдыхали…

— У тебя, Броня, отличная зрительная память…

— Без этого в тайге погибель… Спасибо старику Захару, он выучил…

Отдохнув, Бронька срубил сухое дерево. Оно упало на колоду.

— Теперь дров хватит на две ночи, — довольный своей работой, сказал он и, тяжело дыша, опустился на снег.

Зэн, настрогав щепок, разжег костер. Неожиданно раздалось всхлипывание. Парни словно по команде обернулись и увидели плачущую девушку.

— Ты что, Нэля? — спросил Зэн.

— Я все видела… Броня срубил дерево и вроде меня плюхнулся в снег…

— Ну, а зачем плакать?

— Зачем-зачем… из-за меня и вы погибаете…

— Эх, Нэлька, ты еще не знаешь Броньку Тучинова. Сейчас сварим суп из стланцевых шишек!.. По дороге собрал…

Третий день бредут голодные люди по нескончаемому снегу. У одного за спиной рюкзак, у второго — обессиленная девушка.

В глазах мелькают темные круги, хочется плюнуть на все и упасть. Эх, как приятно лежать на мягком прохладном снегу!.. Вот бы лечь и… заснуть… Лежать и сладко спать… Как хорошо!

Но Бронька упорно идет и идет. Мокрые штаны до крови натерли ноги. Нестерпимо больно.

Зэн уже скоро сядет и не встанет… Бронька это видит по тому, с каким трудом его друг поднимается на ноги.

Нэля в тяжелом забытьи. Она чувствует себя беспомощной, маленькой, как в далеком детстве, будто сидит у матери на руках, уткнувшись носом в ее мягкую нежную грудь…

Временами она слышит резкие слова, но не может понять их смысла.

Окоченевшие Нэлины ноги болтаются словно колодки и больно бьют по Бронькиным, мешая ему идти.

Обозлившись, парень сердито кричит:

— Ноги-то подбери, мокрая курица. Это тебе не рок-н-ролл вертихвостить!..

В двенадцать они добрались до охотничьей юрташки. Над маленькой дверью кто-то старательно написал углем:

Уж насколько были измучены парни, и то улыбнулись.

— Это уж какой-то бестия, вроде нашего Браги, выдумал.

— А что будем делать дальше? — спросил Зэн.

— Осталось километра четыре до Майгунды-Москит… Надо стрелять.

При упоминании Майгунды Нэля подняла голову и слабым голосом спросила:

— Уже недалеко?

— Да, кажется, ушли от смерти…

С перерывами через пять минут Бронька посылал пулю вверх.

Вдруг геологи услышали сразу несколько беспорядочных выстрелов.

Обрадованные парни начали разжигать костер и греть воду.

— В готовом-то кипятке консервы через пять минут согреются, — весело проговорил Бронька. — Эх, и рубанем!.. Я бы сейчас целого барана съел!..

Нэля подползла к костру и с трепетом ожидала людей..

Через час с небольшим произошла радостная встреча.

На Майгунду пришли уже поздно вечером.

Табор гудел от многолюдства. Закончив работу, собрались геологи с обеих партий. «А Вера-то где же? Она в ихней партии работала»… — Бронька обошел весь лагерь, но ее не встретил. Повариха Соня, махнув на всех остальных, хлопотала только около вновь прибывших.

— Ты, Броня, что так сильно раскис? — спросил Брага.

— На тебе бы проехаться по такому снегу, — укоризненно ответила за Броньку Нэля.

— Так ты не сама вышла? — спросил Бадмаев.

— Если бы не Броня, лежать бы мне где-нибудь под снегом.

Бадмаев подошел к Броньке и крепко сжал его плечи.

— А что же молчишь-то, орел!..

Тучинов раскраснелся, но ничего не ответил.

После ужина они разошлись по своим палаткам и впервые за несколько дней скинули тяжелую, неуклюжую обувь, разделись до белья и блаженно улеглись спать в своих спальных мешках.

Бронька проснулся лишь в обед следующего дня. В ушах стоял шум, болела голова, мучила жажда.

В палатку зашел Митька Брага.

— Ну, как, кореш, чувствуешь себя?

— Все тело ноет… а голова — будто бы чугунка с горячими углями…

— Голова — чепуха… завяжи да лежи, а гроши Бадмаев сполна заплатит… Будь уверен! Получишь карман денег и — Митька не чешись!

Бронька улыбнулся и спросил:

— А Вера-то с Колей пришли, нет?.. Вечером-то их не было…

— Нет еще… Придут!.. Начальник-то Нэльку и «диду» на вертолете отправляет… До Нижне-Ангарска, а дальше самолетом… Вишь, на учебу им надо…

В палатку вошел Зэн и, опустившись на землю, внимательно посмотрел на Броню своими умными спокойными глазами.

— Как самочувствие, Броня?

— Хвалиться не приходится.

— Я улетаю… обменяемся адресами…

Бронька радостно закивал головой и, достав свой потрепанный дневник, трясущимися руками записал: «г. Львов, ул. Шевченко, д. 75, кв. 4, Бондаренко Зеновию Станиславовичу (милому «диду» Зэну)».

Спрятав дневник, он продиктовал Зэну свой адрес.

— Ты, Броня, старый адрес даешь… А как учеба?

— Учиться-то я буду… только сначала заеду домой. Там у меня дела… Знаешь, Зэн, я смалодушничал и не разоблачил у себя в колхозе плохого человека.

Зашли Бадмаев и Нэля.

— Пил лекарство? — спросил начальник, заботливо укрывая Броньку одеялом.

— Нет еще. Сейчас Брага принесет… Вот он пыхтит…

Митя принес горсть таблеток.

— Вот, Бронька, ешь… зараз всю простуду выгонит…

— Дай-ка сюда, я посмотрю, — Бадмаев забрал таблетки. — Бекарбон, стрептоцид, пенициллин, асфен, пурген… Стой, брат, а пурген-то зачем, а? Это же слабительное… Вот еще нашелся врач!

— Врач не врач, но если сожрать столько лекарств… Совесть-то у болезни есть, — оправдывался Брага.

Бадмаев подал пару таблеток.

— Вот, Броня, пока проглоти.