О таком не говорят - Патриция Локвуд

специальный кувшинчик на протяжении нескольких месяцев, а потом выложили бы в Сеть фотографию наполненного кувшинчика. А фут-фетишизм… – Она сделала глубокий вдох. – По сравнению с такими забавами фут-фетишизм – это цветущий весенний луг. Фут-фетишизм – это Канон Пахельбеля».• • •

Она кое-что знала о фут-фетишизме, потому что однажды ей пришло личное сообщение от одной знаменитости. Как оказалось, он был фут-фетишистом и предлагал ей 300 долларов за пару ее старых кроссовок. Она обдумала его предложение и отправила ему по почте свои старые «конверсы», втайне злорадствуя, что они совершенно ничем не пахнут, потому что она почти и не двигается.

• • •

Из новостной ленты: Мужчина 30 минут просидел на унитазе, играя в игры на телефоне, и у него произошло выпадение прямой кишки

• • •

Людей, живущих в портале, часто сравнивают с лабораторными крысами, которые нажимают на кнопки, чтобы им выдали угощение. Но крысы хотя бы получают гранулу корма, или надеются на гранулу корма, или помнят о грануле корма. Когда мы жмем на кнопки, мы лишь все больше и больше уподобляемся крысам.

• • •

Возможно, тут есть какая-то связь: ее самая крупная ссора с мужем вышла из-за эксперимента Милгрэма. Муж ни разу не слышал об этом эксперименте, и, даже когда она загуглила для него информацию, он все равно усомнился, что эксперимент с грызунами проливает какой-то свет на человеческое поведение. В конце концов она психанула. «Если ты не желаешь признать… что мы просто МЕЛКИЕ ГРЫЗУНЫ… которые станут МУЧИТЬ ДРУГ ДРУГА, если ДАТЬ ИМ ВОЗМОЖНОСТЬ… тогда УБИРАЙСЯ ИЗ ЭТОГО ДОМА!» Озадаченный, он ушел и вернулся минут через двадцать с куском отменного белого чеддера, что, конечно же, было изощренной издевкой.

• • •

Она уже не могла объяснить свои действия годичной давности. Почему она тратила время – тратила свою жизнь, – зачарованно прифотошопливая пакеты с замороженным зеленым горошком к изображениям исторических изуверств, почему оставляла дурацкие комментарии вроде «О ДА, ДЕТКА» под фотографиями молодого Сталина, почему, если ей что-то особенно нравилось, она писала, что «вдула бы это роскошество себе в зад». Прошел всего год, а она уже не могла объяснить.

• • •

Стараешься не перегнуть палку – и тебя обвиняют в беспечности и благодушии, соучастии в преступлениях властей, приспособленчестве и политическом конформизме. Перегибаешь пресловутую палку – и вдруг заявляешь во всеуслышание, что тебе совершенно плевать, что какой-то аллигатор сожрал какого-то белого ребенка.

• • •

Подростки прятались в душных темных шкафах, подростки беззвучно расспрашивали друг друга о стрельбе в школах и вузах, в реальном времени. Подростки слали сообщения родителям, писали, что любят их, просили прощения за непослушание и жалели, что не научили своих младших сестер ездить на велосипеде, когда такая возможность еще была. Подростки говорили как взрослые, потому что застывший в дверном проеме стрелок с винтовкой нависал над ними все время, пока они были живы.

Название города, где это произошло, становилось все темнее и темнее, словно школьники неустанно обводили его черной шариковой ручкой. Школьники выходили из классов. Ложились на траву на лужайке у Белого дома. Может быть, именно этот протест заставит взрослых задуматься? Может быть, это произойдет потому, что какой-то тупой ушлепок совершил ошибку, затеяв стрельбу в старшей школе сценического искусства?

• • •

«Бойня, – вновь и вновь повторял за обеденным столом норвежский журналист, – вы же помните бойню». «Какую бойню?» – уточнила она, и только когда ей назвали имя убийцы, у нее в голове всплыло воспоминание: молодежный лагерь на острове, человек с манифестом и жалобами на холодный тюремный кофе и число 77. И все-таки странно, размышляла она, откусив бутерброд с маслом, по вкусу – как солнечный свет в сочной зеленой траве, странно жить в стране, где тебе говорят «бойня» и нет нужды уточнять, какая именно бойня имелась в виду.

• • •

Мы принимаем как должное все, что находим в портале, словно оно там растет, словно Божьи цветы. Потом мы узнаем, что их там высадили нарочно – люди, которые знали, что они ядовиты, и направили яд прямо в нас. Ну что ж… хорошо.

• • •

Хорошо.

ХОРОШО!

• • •

На мгновение, если она позволяла себе расслабиться, ее даже смешило, что ею манипулируют подобным образом. Что всю вязкую неуклюжесть, всю тяжеловесную заторможенность, которую она ощущала внутри своей биологической оболочки, можно переписать заново. Она действительно не такая. Она не увязла в своей вялой медлительности. Она все-таки выбралась из ловушки своего провинциального невежества и регионального произношения, она не пригвождена к одному месту. Она – мимолетная обитательница вспышки молнии, прочертившей по небу: Я знаю.

• • •

Наши враги! Что, если это они ввели моду на анилингус, заставив нас всех утверждать, что мы любим и практикуем стимуляцию задницы языком, что мы, собственно, только этим и занимаемся – ревностно и со вкусом, – в подтверждение чего ставим на обложки альбомов свои фотожабы, где сидим за столом с салфеткой, повязанной вокруг шеи, держим в руках нож и вилку и с вожделением глядим на тарелку с лакомой, готовой к употреблению задницей? Боже, это было гениально! Самый действенный и быстрый способ опустить так называемых граждан свободного мира – превратить их в толпу обожателей задниц.

Это они, наши враги, ослабили нас интервальным голоданием? Это они заставляют нас тратить свои вечера на детективный сериал, которого никто не понимает? Они это сделали все для того, чтобы уничтожить современный американский роман? Они отвлекали наших анархистов полиаморией и жидкими заменителями пищи, чтобы те ничего не добились? Они вспучили нам животы домашним пивом? Снова сделали христианство конкурентоспособным? Вернули в моду боди на кнопках в промежности?

Но нет. Нет, так недолго додуматься до теории заговора. Именно так оно и начинается. Именно так ты становишься человеком, заключающим все небо в кавычки, нарисованные пальцами в воздухе. Ей надо признать – пока не будет доказано иное, – что мания на анилингус появилась естественным образом. Как и все остальное.

• • •

«Об этом надо писать, – сказала она тому человеку в Торонто. – Обязательно напиши». Но все, что было написано о портале до нынешнего момента, отдавало снобизмом старых белых интеллектуалов, взявшихся рассуждать о блюзе, откровенно не разбираясь в предмете своих рассуждений. Шестидесятилетние карикатуристы тоже пытались осветить эту тему, но не придумали ничего лучше унылых картинок с изображением человека со смартфоном вместо лица, который таращится в крошечное лицо у себя в руке.

• • •

Вдали от портала она ощущала себя осиротевшей, оторванной от некоего теплого тела, которое хочет ее непрестанно. Вдали от портала она изнывала в тоске: О, моя информация. Мои ответы. Мое все, что я даже не знала, что мне это надо.

По крайней мере, так ей представлялось в приподнятом настроении. В моменты уныния ей представлялось, что