Гадина Петровна (СИ) - Платонова Вера

— И что же у нас тут происходит? — в дверях прозвучал ворчливый голос генерал-полковника. Он вошел в библиотеку, а следом — несколько его подчиненных из сыскного отделения и уже знакомый Ровене секретарь с письменным прибором и листами бумаги.

— Тело внимательно осмотреть! Результаты сразу доложить, — скомандовал он сыщикам.

— Приветствую, ваше высочество! Советник! — он поклонился Ровене и приветственно кивнул Теофилю.

Затем Шварц внимательно выслушал показания обоих, которые секретарь тщательно и быстро задокументировал.

— Уважаемый советник, — недобро посмотрел он на Теофиля. — Как это получается, что после громкой истории с отравлением короля, по делу которого еще ведется следствие, вы расхаживаете по дворцу с ядом мецхе под рукой?

— Уважаемый генерал! — Ровена загородила собой советника и не менее неодобрительно взглянула на Шварца. — Если бы не его яд нэцке, или как там вы его называете…

— Мецхе, — подсказал шепотом Теофиль с задней парты.

— Да хоть клёцки! Если бы не он, место этого тела занимало бы моё, а опасный убийца бродил спокойно по дворцу, как по бульвару. В обход вашей хваленой и совершенно бестолковой охраны! Ему — она показала рукой на Теофиля, — медаль, вам — выговор. С занесением в личное дело. Совсем расслабились! Где вы были? Мы ждали вас тут сорок минут. Опять к мадамам в ресторацию ездили?

Генерал-полковник опешил от такого натиска, побуравил девушку взглядом и предпочел избежать конфронтации:

— Ни в какую ресторацию я не ездил сегодня, — сказал он, ослабляя белый воротничок с отчетливым отпечатком губной помады на краешке. — Виноват, мой недосмотр, — примиряюще кивнул он, а затем перенес свое внимание на осмотр места преступления и улик.

— Ну-ка, — наклонился Шварц к лежавшему на салфетке кортику. — Трехгранник!

Он бросил взгляд на обувь мертвеца — мягкие тканевые сапоги с вставками из воловьей шкуры вместо подошвы.

— Рот открывали? — спросил он у сыщиков.

— Так точно!

— И?

— Языка нет.

— Даргон?

— Скорее всего.

— У вас не было шансов, принцесса. Считайте, что у вас сегодня началась вторая жизнь.

«Если считать мою обычную жизнь, затем две смерти, то выходит, что четвертая», — подумала Ровена.

— Это тихий убийца, — пояснил генерал ей и Теофилю, предполагая, что те должны быть в курсе этого определения.

— Прямо как гипертония! — брякнула принцесса.

— Такую не знаем. Какая-то рецидивистка из Фэй?

— Что-то вроде того, неважно. Что за «тихий убийца»?

— Очень дорогой наемник. Штучный. Они в принципе никого не оставляют в живых после себя. Северяне любят использовать «тихих» для своих целей. Те северяне, у которых хватает на это средств, конечно…

— Например, короли, — услужливо дополнил Теофиль. — Почему тогда он не убил капитана? А оглушил и пригвоздил к шкафу?

— В том и вопрос, — почесал нос генерал. — Возможно, планировал еще вернуться к нему и поразвлечься после устранения основной цели. Может быть, у него с Дефортом были какие-то счеты.

— Может быть, — согласилась Ровена, вспоминая, как Дефорт избавил ее от очередной смерти в карете, спугнув убийцу.

— Ваше превосходительство, нашли у него обрывок записки в сапоге, под подошвой.

Шварц выдернул записку из рук подошедшего сыщика и прочел:

— «Маршрут прилагаю. У. устранить первым». Напомните, как звали вашего вельможу, который не пережил нападения в лесу, ваше высочество?

— Граф Вильгельм фон Уттербах.

— Ага, — удовлетворенно сказал Шварц. — Не смею вас больше задерживать.

До своих покоев принцесса дошла в сопровождении Теофиля и двух стражников. Было не по себе от мыслей, что у северного Даргона могут найтись деньги не только на одного «тихого» наемника. Кто знает, может, у них тут целый отряд мягко перебирает ногами в тряпочных сапожках по ее дворцовому паркету? Вдруг еще один белобрысый сидит под кроватью у нее в спальне, только и ждет, когда она ляжет, чтобы пронзить насквозь трехгранным кортиком? А у нее всего две жизни! Что можно сделать с двумя жизнями, если тебя только и делают, что норовят убить? А что если она сейчас подойдет к дверям, а там лежат тела охранников и Фрэн?

— Фрэээн! — закричала она, минуя пышущих здоровьем охранников, и проходя в свои родные двери. — Ты жива?

— Жива, ваше высочество! — Фрэн тут же нарисовалась из своей комнатушки. — Тут я. Только вы меня простите, пожалуйста, и шибко не бейте.

— Что опять случилось? — минутная слабость прошла, и Фрэн снова начала действовать на нервы принцессе своей бестолковостью.

— Я давеча перепутала. Трава, которую заваривают от детей, бересиль называется. Точно бересиль. А не то, что вы там сказали.

— Что? — в одну секунду рассвирепела принцесса, хватая с постели верхнюю подушку в ажурной наволочке, и швыряя ей в горничную. — Я тебя сейчас сама убью! Если б не твой бересиль, я б не пошла в эту дурацкую библиотеку, и не попала там, как курица в западню! Я чуть жизни не лишилась из-за тебя, дурёха!

— Ой, ой! — Фрэн отпрыгнула в сторону.

Ровена без сил опустилась на кровать, выдохнула и упала, раскинув руки звездочкой.

— Иди отсюда. Кофейник мне принеси полный. Только сама сначала попробуй, сначала на кухне, потом при мне. Из отдельной чашки!

Глава 18

Обаяние черного бархата

Глава 18. Обаяние черного бархата

Принцесса Ровена стояла напротив высокого зеркала, отражающего ее в полный рост. За окном вечерело и пришлось попросить Фрэн зажечь свечи.

— К хорошему быстро привыкаешь! — сказала она самой себе, думая, как было просто принять юное тело, лицо без следа морщин, блестящие и густые волосы. Уже одно это было весомым аргументом остаться в Аурусбурге навсегда, лишь только наладить финансовое положение.

Катерина, вон какая хитрая была: из пяти рудников запустила четыре и жила, в ус не дуя, с любимым королем. Ну за исключением моментов с муками совести и припадками одиночества, что наверняка объяснялось старостью. А в родном мире старость придет гораздо быстрее, гораздо. Прежняя Галина опередила нынешнюю Ровену на тридцать лет! А эти тридцать лет стоят дорогого.

Она провела гребнем по густым черным волосам, спадающим на плечи и грудь и попросила Фрэн подготовить ей платье. Этим вечером она дала выходной высоким воротникам и серой гамме. И выбрала атласный наряд василькового цвета, который, отражаясь в ее голубых глазах, придавал взгляду глубину и загадочность. Платье приоткрывало грудь, конечно, не настолько бесстыже, как здесь привыкли носить до ее появления, но достаточно для того, чтобы заинтриговать мужчину, искушенного в женской красоте.

Среди стоявших на туалетном столике хрустальных пузырьков она выбрала один, с легким цветочным ароматом и нанесла чуть на запястья, в ложбинку груди и за ушами.

Ох, Дефорт бы не одобрил этого! Он взглянул бы на нее своими вечно усталыми серо-зелеными глазами и, не скрывая недовольства, сказал: «Принцесса, это слишком опасно! Покидать дворец вечером, да еще и с человеком, представляющем при дворе другую страну!».

А впрочем, Дефорт не самый умный. Был бы умнее, не валялся бы сейчас в лазарете с проломленной головой. А безопасности для неё все равно нет нигде. Даже в собственных покоях приходится оглядываться на каждый шорох.

В высокое эркерное окно стукнул мелкий камешек. Принцесса вздрогнула и подошла к окну, испытывая предвкушение и в то же время щемящее волнение, перекатывающееся импульсом от груди к животу и обратно.

— Господи, как маленькая, как перед первым свиданием! — сказала она себе вслух, прижимая ладони к щекам. Это и было ее первое свидание в этом мире, в этом теле, с этим мужчиной.

В сгустившихся сумерках под ее окнами стояла высокая фигура в темной одежде.

Ровена набросила на себя заранее приготовленный плащ с глубоким капюшоном, призванный скрыть ее от любопытных взглядов и уберечь от вечерней прохлады, и вышла за двери. Любопытные взгляды своих охранников она проигнорировала, еще не хватало перед ними отчитываться. Фрэн получила строжайший наказ хранить личные секреты своей хозяйки, хоть и пришлось вновь припугнуть лишением премии. Слово «премия» вообще действовало на Фрэн магическим образом, как заметила ее госпожа. В низко надвинутом капюшоне она прошла мимо нескольких постов: мало ли куда направляется знатная дама?