Жених для дочери - Эмилия Остен

— Но тебе он вправду нравится? — спросила Клара.

Тиана кивнула.

— Я понимаю, что он недосягаем. И до сегодняшнего дня мне не удавалось поговорить с ним. Не знаю, что он нашел во мне, почему пригласил сегодня танцевать. И я чувствовала себя ужасной дурочкой! — Она прижала ладони к пылающим щекам. — Не помню половины из того, что я ему наговорила. Зачем-то жаловалась на нашу жизнь… Но он показался мне таким милым, достойным доверия… Может быть, я сглупила, и завтра весь свет будет смеяться над нами.

— Смеяться сильнее, чем теперь? — невесело заметила Альма. — Вряд ли такое возможно.

Кошка запрыгнула на кровать и полезла хозяйке на руки, словно почувствовав, что та расстроена, и желая утешить. Альма рассеянно погладила золотистую шерсть.

— Я объяснила ему, что мне не позволят с ним общаться, — продолжила Тиана. — Но он так настаивал… Я ничего не понимаю. В свете нас считают глупыми дурнушками. Зачем бы лорду Картрайту интересоваться мной? Он ведь может заполучить любую.

— А может, он захотел заполучить тебя? — спросила Альма, внимательно за ней наблюдая. — Будь осторожней, Тиана. Ты хороша собой, а у лорда Картрайта репутация повесы. Вряд ли у него честные намерения. Он может просто забавляться.

— Не похоже было, чтобы он забавлялся, — буркнула Тиана.

— Кто знает. Этот человек способен обмануть кого угодно. Говорят, он плетет сладкие речи и девушки поддаются им, а затем… — Альма неопределенно махнула рукой. — Клара вот у нас замужняя дама и может себе позволить некоторые вольности, но ты-то пока не замужем.

— Не смейся надо мной, — жалобно попросила Клара.

— Я не смеюсь. Это факт, хотя нам всем еще предстоит с этим смириться. Но мы смиримся, потому что любим тебя, — улыбнулась Альма. — А вот Тиана…

— Я больше не знаю, в кого влюбиться, — вздохнула та. — Мне нравится лорд Картрайт.

— Значит, пока что сосредоточимся на лорде Картрайте. Но боюсь тебя огорчить, сестренка. Вряд ли он появится вновь. Зачем ему преодолевать трудности и скандалить с нашим отцом, если вокруг много женщин, у которых нет таких отцов, как наш?..

— Я очень люблю папу, — прошептала Клара, — но так его боюсь. И боюсь того, что он сделал с нами… Бартоломью очень на него зол; он сказал однажды, что отец ломает нам жизни. Я пыталась его разубедить, говорила, что папа верит в Бога и что мы должны тоже верить в него… Но Барт утверждает: вера в Господа — это одно, а земная, любовь и счастье неотделимы от этой веры, ибо Господь желает, чтобы мы были счастливы. Я так и не понимаю, где грань, я знаю лишь, что сильно согрешила. Я уже пошла против воли отца. И все мы пойдем против нее, потому что желаем быть счастливыми. Разве это грех? Я не понимаю.

— Может, и грех, — сказала Тиана, — но не слишком большой.

— Отцу так не покажется, — пробормотала Альма.

— Главное, чтобы так не показалось Богу, — серьезно произнесла Тиана. — Но мы будем молиться, чтобы все удалось.

— Я не хочу замуж за старика или скрягу, — сказала Альма.

— Я тоже не хочу. А Клара хочет быть с Бартоломью. — Тиана спустила ноги с кровати. — Теперь нужно, не теряя времени, написать ему письмо. А завтра уже подумаем, что делать дальше.

В эту ночь Тиана долго не могла заснуть. Ошеломляющие новости (Клара замужем и беременна!), размышления о своей дальнейшей судьбе, воспоминания о лорде Картрайте — все это гнало сновидения прочь. И лишь под утро Тиане удалось забыться сном, в котором явь переплеталась с видениями.

Время само по себе вечно, нам не дано его понять, по крайней мере, сейчас. И не важно, что сейчас творится, следующее мгновение наступит за этим, и так до бесконечности, ничто не может его остановить. Веки Тианы сомкнулись, тело погрузилось во тьму, а душа воспарила куда-то высоко-высоко, даже голова закружилась. Она летела как птица, но не махала руками, лишь распростерла их в разные стороны, словно чайка. Она летела туда, куда самой ей хотелось. Как это получалось, она не знала, но хотела налево, и ее тело поворачивало туда, хотела вверх — и вот она уже устремлялась ввысь. Перед ней появилась преграда в виде огромной горы, Тиане только стоило на нее взглянуть, и тело в ту же секунду плавно поднялось над скалами и тут же плавно опустилось, как только она их перелетела. В душе все трепетало и пело от этих воздушных прыжков. Немножко было страшно, ведь она так редко летала, а вдруг не справится и упадет? Вдруг та земля, что виднеется внизу, — далекая, расчерченная венами рек земля, — больно ударит под ребра? Тиане хотелось взмыть очень высоко, но там было холодно; только во сне так можно летать, и даже во сне облака отливали ледяным блеском. Она опустилась ближе к верхушкам деревьев и полетела над ними. Ветер ласкал лицо, она закрыла глаза, подняла подбородок и в легком парении продолжила свой восхитительный полет.

Она увидела, как выглянуло солнце, и его летние лучи коснулись тела, стало тепло, она выгнулась, стараясь не потерять равновесие в полете, подставила плечи и грудь под теплый солнечный ветер. Внутри защекотало. Почему-то нельзя летать животом кверху, как в воде, жаль. Но это нежное тепло грело ее, и ей совершенно не хотелось открывать глаза, только вот… что впереди? Просыпаться все равно придется.

Тиана открыла глаза, моргнула; прямо на ее лице лежал солнечный луч. Это утреннее солнце, только оно так низко висит над горизонтом, и только в это время оно такое ласковое и приветливое. Утро. Тиана, прищурившись, смотрела на открытое окно. Свет не резал ее глаза, солнце еще не набрало дневную силу, оно только ласкало, но не жгло. Она прижалась щекой к подушке, чувствуя себя защищенной, как будто это была мамина шаль.

Мысленно она оставалась в полете, тело еще парило. Ей казалось, что она сейчас опускается, и так стремительно, что даже дух захватило; она перестала дышать, внутри все замерло, даже сердце стало биться медленней, и Тиана прикрыла глаза. Плавный вираж, и ее ноги коснулись земли, вздох облегчения, руки опустились. Она присела на землю, коснулась редкой травы, взяла в ладонь горсть теплого песка и сжала его в кулачке. Теплый и мягкий. Она чуть-чуть расслабила ладонь, и он тут же заструился между ее пальцев, он вытекал сквозь них, и вот ладонь уже осталась совершенно пустой. Что это было? Любовь? Надежда?..

В следующее мгновение она взаправду открыла глаза. Никакого солнца, в комнате предрассветный сумрак, скоро появится Мэри будить к утренней молитве. И день пойдет своим чередом: в переплетенных святых словах, в повседневных обязанностях, в запертых в сердце тайнах. Все будет как всегда.

Нет.

Все изменилось.