Книга для ПРОчтения - Екатерина Великина

— Это еще с чего ты взяла? — удивилась Галя.

— Ну а вдруг, когда ты это самое… ребенок-то и выпадет?

— Ничего и не выпадет, — заверила меня Галя. — Он потом по кишкам в живот вползет и вырастет. Ты что, беременных не видела?

Беременных я, конечно же, видела, и это был аргумент.

— Ладно, предположим, ты ничего не врешь, и он вползает, — со вздохом согласилась я. — А выползает-то откуда?

— А вот этого не знаю, — вздохнула Галя. — Может быть, оттуда же?

— Он же большой будет, — испугалась я. — Ты что, дети не знаешь какие здоровые? Они же с собаку размером, не меньше.

— Знаю, — еще раз вздохнула Галя. — Может быть, потом тоже зашивают?

Вернувшись домой, я первым делом выкинула коллекцию своих пупсиков, после чего, немного послонявшись по комнатам, отправилась к маме. Мама была на кухне и резала салат, поэтому мой риторический вопрос явно застал ее врасплох.

— Мама, а я вот знаю, что дети из живота, — честно призналась ей я. — А как они потом оттуда вылазивают, не знаю. Ты, случайно, не помнишь?

Она, конечно же, почти не помнила, но на всякий случай продемонстрировала мне свой шов от аппендицита и сообщила, что «вероятно, как-то так».

Я перестала общаться с Мишей, пересмотрела свои вопросы и вообще некоторым образом замкнулась. И даже невесть как ухваченный кусок «нехорошего» фильма не расставил всех точек над i. Вообще этот фильм ничем не отличался от всех остальных виденных мною «нехороших» фильмов: круглый бюргер бодро драл белобрысую бюргершу, бюргерша стонала и взлягивала, камера прыгала — ну ничего особенного, одним словом. Но с учетом моего полового опыта сжатая челюсть бюргера и глухие стоны партнерши как-то вдруг наполнились весьма определенным смыслом.

«Ить какие муки принимает, — размышляла я, представляя себе толстенького немецкого ребенка, прокладывающего путь из кабачка прямехонько в бритую по случаю немецкую же задницу. — Вот бедняга!»

Такое несчастливое неведение продолжалось чуть более года, и, что удивительно, я совершенно не помню, как же именно оно рассосалось. То ли кто-то что-то сказал, то ли где-то прочитала, но к восьми годам вопросы исчезли.

Чтобы смениться другими.

Про смерть.

О том, что мы рано или поздно умрем, мне рассказала мама.

— Но это будет очень-очень не скоро, — добавила она.

Самого рассказа в подробностях я не помню, а помню только горячую подушку, насквозь пропитанную мыслью, что ни папы, ни бабушки, ни кошки когда-нибудь не станет и я не смогу с ними поговорить, или посидеть рядом, или хотя бы просто дотронуться. И тогда я поняла абсолютно правильное: нужно любить их быстрее, пока они еще живы и не в земле. И я начала их любить, и любила их два дня. А на третий меня выдрали за краденый шоколад, и я подумала, что «очень-очень не скоро» — это все-таки не завтра. Подумала, и про смерть забыла.

Про летнюю депрессию

Гаже депрессии зимней может быть только депрессия летняя. Правильно — потому что это нелогично и неправильно. Вот в то, что большинству советских граждан от вида сугробов хочется какого-нибудь сеппуку, — в это я поверю запросто. Мне и самой кажется, что после Нового года и до Восьмого марта включительно жизни нет и не предвидится. Ну так… разве что безделку какую-нибудь на валентайн выдерешь, но все равно для бытия этого мало. Но вот чтобы летом, когда жасмин цветет и дети от черешни дрищут, впасть в суицидальное настроение — это практически нонсенс. А меж тем я грущу, и грущу здорово. Или даже нет. Грустью это состояние назвать сложно.

Вот представьте себе большой армейский склад — противогазы там всякие, боекомплекты, кнопка управления миром, само собой, и прочие милитаристские прибамбасы. Все учтено, посчитано, внесено в реестры и теперь томится на полках, ожидая часа X. Там же, между полок, стоит видавший виды стол с сукном, протертым до неприличного, и крепкий школьный стул с поцарапанной спинкой. На стуле сидит человек, именуемый каптером, разгадывает кроссворд в журнале «Лиза» и тихонечко ждет конца света. Это, может быть, каптер-герой, его, может быть, и в космос можно было, и задницей на амбразуру. Или, к примеру, в стан врага на танке, а то и вовсе десантом на Аляску. И уж рука бы не дрогнула, очко не клацнуло, да и вообще на таких людях мир держится… Да только, увы, как говаривала моя бабушка, «кто ж ему дасть». Час X наступает редко, мировые войны бывают еще реже, а с парашютом человека сбрасывать не хотят. И вот от невозможности какого-либо действия в каптере развивается мечтательность, склонность к проступкам и аппетит. Через последний факт он имеет круглую кувшинообразную харю, а через первые два — выговоры от начальства и порицание. Но каптеру все равно, ибо вывести его из анабиоза могут только голые женщины или баталия, а ни того, ни другого у каптера нет.

То, что я — каптер, я поняла недели как уже четыре назад. Причем я не просто так себе каптеришка, а военнослужащий со стажем по всем, так сказать, признакам. Во-первых, у меня есть склад — да-да, теперь я поняла, как нужно называть эти две заваленные барахлом комнаты. Во-вторых, содержимое склада может понадобиться нам только в случае военных действий. В-третьих, я тоже томлюсь иллюзиями, будто мир не спасен исключительно из-за того, что мне не дают такой возможности, а в свободное от дум время наедаю харю и составляю графики цветения бегонии. А в-четвертых, проступки уже начались, и, похоже, это заразно.

К примеру, на той неделе в четверг проверяла, умеет ли летать мой кот Вася. Если вы вдруг тоже захотите проверить своего кота насчет полетов — не тушуйтесь, я вас сейчас научу. Авиация — чрезвычайно дорогая штука, поэтому начинать придется с затрат. Перво-наперво покупаем пылесос «Электролюкс», тот, который «турбо, с самой большой мощностью и самым тихим звуком, сосу задорого». Приносим домой, разворачиваем, убеждаемся, что пылесосить им невозможно, потому что мощность там и правда такая, что щетку фиг от пола отдерешь, и не расстраиваемся. Правильно, мы его не за этим покупали! Берем пылесос, несколько раз возякаем им по полу в большой комнате, после чего вытаскиваем шнур из розетки (не выключая пылесос! важно!!!) и валим пить кофе, попутно пробуждая в себе каптера, потому что без каптерской смекалки ничего у вас не получится.

Далее наглядно. С четверга.

Бросаю я, значит, этот самый пылесос под окошком и действительно иду пить кофе, с тем чтобы вернуться к уборке позже. Через полчасика возвращаюсь и вижу прекрасное: на оранжевом моем «Электролюксе» спит Васек, жирным телом по турбокнопке расплывшись. А шнур от пылесоса прямо у меня под ногами валяется и не просто так себе впопыхах брошен, а в некотором роде призывно возлежит. И вот если бы у меня, может, были какие мировые задачи, я бы наверняка мимо прошла. Но никаких мировых задач у меня не было, а поэтому я взяла шнурик и тихонько проследовала к розетке. И что характерно, мысли такие инструкторские появились, и любопытство какое-то нездоровое… Короче, секунды три думала, а потом вспомнила пальму сожратую и таки штепсель воткнула.

Взлетел. Натурально взлетел метра на полтора. А вот дальше началось непотребное. Памятка кото-инструктора: прежде чем проверять кошачью способность к полетам, убедитесь, что рядом нет штор.

Потому что у меня были. Льняные.

После непродолжительного полета котокапсула зацепилась за шторы, выпустила когти и превратилась в котовездеход для лунных поверхностей. Выпучив глаза, Василь метался по шторам и истошно орал на своем кошачьем языке. Я тоже орала, только не по-кошачьи, а матом. Но мата Вася не понимал, и поэтому на мое «Слезай, блин, идиот» не реагировал. Вообще в этот момент он больше всего был похож на луноход, который видит стальной бок отчаливающего космического корабля и в панике скачет через кратеры. Слез, конечно. Секунд через двадцать, когда я догадалась, что пылесос нужно выключить. Вместе с карнизом приземлился, подлец. И вместе с половинкой того, что когда-то было моими шторами. Льняными.

Но котоэксперименты не закончились. О да, когда вам совершенно нечего делать, конструкторская мысль развивается необычайно!

Вот, к примеру, в Прохоре нашем дюже развиты корни. Как всякое существо, которое каким-то чудом облагодетельствовали, он осознает степень свалившегося на него счастья и в пасть вам смотрит не хуже приблудного Тузика. Но корни останутся корнями. Как бы я ни кормила Прохора и как бы он ни тырил все, что можно стырить, он все равно наведывается к мусорному пакету. Я очень хороший каптер, и поэтому совершенно точно знаю, что в среднем визиты происходят раз в двадцать секунд, раз в сорок секунд, если огреть тапкой, и раз в шестьдесят секунд, если огреть тапкой и попасть. Так вот тут на днях младенец Ф., сам того не подозревая, решил прохоровскую судьбу одним-единственным вопросом.