Полуночный ковбой - Джеймс Херлихай

— Я вообще-то близко к Статуе не подходила, видела только с парохода. Вам, пожалуй, следует сесть в метро на Седьмой Авеню и проехать до конечной. Впрочем, я не уверена. На всякий случай спросите кого-нибудь еще.

Джо любовался женщиной и почти не слушал ее, но сами звуки голоса, движения губ казались ему верхом совершенства.

— А вы женщина — что надо! — неожиданно сказал он и сам удивился. Ошеломленная дама повернулась к Джо и покраснела так, что тот даже испугался.

— Ах! — воскликнула она, пытаясь сделать сердитое лицо, но у нее ничего не вышло. — Вам, оказывается, не Статуя Свободы нужна!

— Нет, мадам, не она.

— Но тогда… это в высшей степени отвратительно. Как вам не стыдно! — И тут она улыбнулась, отчего по лицу побежали морщинки. Глаза засинели, потеплели, в них засверкали огоньки. Весь ее вид словно говорил: «Ты и я — чудные люди, мы понимаем всю прелесть мира, недоступную для других, это, конечно, очень приятно, но дальше ничего не будет».

Вслух она просто сказала:

— Прощайте.

И зашагала прочь. Джо смотрел ей вслед. Ее походка была полна достоинства. Это приятно. Но тут же у Джо засосало под ложечкой. Он всегда ценил женщин, способных уйти от мужчины гордо, а не вилять задом напоследок. Такие уходят, высоко подняв голову, а мысли у них где-то далеко, эдак на Северном полюсе, потому от них таким холодом и веет. Джо восхищался женщиной, но одновременно почувствовал слабость внутри, словно что-то оборвалось. Ему пришлось собраться с силами, чтобы не упасть, а пальцы ног судорожно вжались в подметки.

«Бабец — высший сорт! И, видать, в карманах не пусто», — произнес он нежно вслух, глядя, как она отходит, медленно идет по противоположной стороне улицы. Он проникался к ней все большим восхищением. «Такой, пожалуй, покупать это дело не приходится», — добавил он, наблюдая, как она повернула и взошла на крыльцо большого дома.

Он видел, как женщина открыла входную дверь, зашла внутрь. У Джо вырвался звук, непохожий на человеческую речь, словно сердца коснулось что-то холодное. Дверь закрылась. Он уселся на крыльце неподалеку и продолжал глядеть на ее окна, удивляясь — откуда такая боль? Потом в темных окнах гостиной беззвучно и мягко вспыхнул свет — янтарный, теплый, как плоть, но Джо не мог понять, отчего ему так горько смотреть на освещенные окна. Он понимал лишь, что опустились сумерки и позарез надо выпить.

Джо заставил себя подняться и зашагал прочь. Но очень скоро ему пришлось познакомиться с другой разновидностью богатых дам.

ГЛАВА 4

Вторая богатая дама выгуливала белого французского пуделя по Лексингтон Авеню. Джо столкнулся с ней у цветочной лавки — она глазела на какие-то желтые цветы, похожие на помпоны.

Пудель был малюсенький, словно игрушечный, но сама дама — весьма внушительных размеров. Она смахивала на кинозвезду — из тех, кто покидает кино в угоду обжорству. Волосы черные, ресницы торчат вперед сантиметра на два, косметика толстым слоем, на ногтях — щедро наляпанный маникюр.

По окрасу она напоминала наручную куклу, которой, однако, управляла не рука, а уж как минимум целый человек. И маленькие зеленые глазки женщины беспокойно бегали на широком лице — дескать, что за мелюзга там внутри у меня прячется? Пока она обнюхивала помпоны, Джо притворился, что его внимание привлекли розы. Потом до него дошло, что дама давно его заметила.

— Поторапливайся, малыш, — сердито заорала дама на пуделя, который, натянув поводок, крутился под прилавком. — Быстренько кончай свои дела. Мамочке пора за покупками. Давай-давай!

Джо приподнял шляпу.

— Прошу прощения, мадам. Я у вас тут впервые. Приехал из Хьюстона, что в Техасе. Вот хочу поглядеть на Статую Свободы.

— Чего-чего? Что вы хотите посмотреть? — Дама подняла брови, ее рот недоверчиво приоткрылся.

— Статую Свободы. — Джо выдал улыбку, способную затмить солнце. Он умел слегка подергивать ртом, так что улыбка появлялась внезапно, словно случайно, и ценность ее от этого намного возрастала.

Но на даму эти штучки не подействовали.

— Она присела только что под кустик в Центральном парке справить нужду. — Теперь она говорила громко и грубо. — Если поторопишься, застанешь потрясное зрелище. А теперь испарись.

Богатая дама пошла прочь, но обернулась и подмигнула Джо, а вдобавок улыбнулась явно ободряюще. Сбитый с толку, Джо провожал ее взглядом. Дама в обтягивающем черном платье и розовых туфлях на высоких каблуках шла по Лексингтон Авеню, зазывно помахивая бедрами. Собачонка едва успевала следом.

На переходе она вновь оглянулась, чуть задержалась, улыбнулась и подхватила пуделя на руки. Бедный песик бился в ее объятиях, а она, сюсюкая, успокаивала его, как ребенка.

Джо поспешил за угол и нагнал ее у подъезда жилого дома. Дама, уверенная, что Джо следует за ней, направилась внутрь.

Джо проскочил через двойные двери из чистого золота. Ну, наверное, все-таки не золотые, но уж точно позолоченные, в общем, любой входящий понимал, что живут здесь далеко не бедные люди.

Он зашел в обитый коврами лифт. Богатая дама смотрела в другую сторону, словно Джо и не было рядом. Но стоило дверям сомкнуться с мягким шипящим звуком, похожим на шорох банкнот, как женщина немедленно впилась в Джо губами и стала об него тереться. Потом скорчила рожицу, как малышка (это при ее-то габаритах) и пропела: «Приве-ет». Джо задрожал. Пудель тявкнул, снова прошелестела дверь. Они очутились в квартире, сплошь устланной пушистыми белоснежными коврами.

Дама подхватила Джо под руку и подтолкнула к белому с золотом рабочему столу:

— Позвонить надо, вот дерьма-то!

Одной рукой она набирала номер, другой расстегнула Джо пуговицу на брюках и начала дергать «молнию». Дальнейшие события, происходившие весьма быстро, затмили самые сладостные и смелые мечты Джо.

— Это Кэсс Трехьюн, — проворковала дама, расстегнув, наконец, «молнию» и запустив руку внутрь. — Есть для меня что-нибудь? А кто у телефона? Имельда? Привет, моя прелесть. Ну что там для меня? Нидлман, так. Ясно. Давно получили? Я говорю, когда? Ладно-ладно. Перезвонить ему? Поняла. Да поняла я, Имельда, поняла, черт тебя дери! Спасибо, привет.

Не опуская трубки, дама нажала на рычаг и скосила глаза на сокровище, которое нащупала левой рукой.

— Ух ты! — с уважением воскликнула она и, пока набирала следующий номер, не выпускала добычу из рук.

— Будьте добры мистера Нидлмана!

Наступила пауза — тут она отпустила Джо, задрала юбку, повернулась и стала к нему спиной, заставив обнять себя за талию.

— Здравствуйте, мистер Палмбаум, а вы-то что там делаете? Благодарю, я себя прекрасно чувствую. Просто превосходно! Позовите Мори, пожалуйста. — Снова пауза. Женщина прижалась губами к уху Джо: — Не так сильно, Бога ради. Я не выдержу, я умру… Мори, это ты? — Голос дамы стал мягким и нежным: так ребенка заманивают в западню, обещая конфетку.

— Мори, приветик. Мне передали, что ты звонил. А я прогуливала Малыша. Нет, сладенький, я сидела дома все время и только раз вышла с Малышом. Ну надо же собаченьке сходить по своим делишкам. Ну около трех я тоже его выводила. И по службе была занята, так что ни с кем не была, ей-Богу! Ну а ты ведь ничего не просил передать. Верно? Хорошо! Да, именно это я и сказала! Ах, ты сводишь меня с ума! Да, я с ума сойду… Если ты повесишь трубку, я тут все вверх дном переверну… Мори, знаешь, ты мне надоел! Да знаю я, чего тебе от меня надо — все того же! А вот попробуй сам себя обслужить… — Она хихикнула: — Да не это я имела в виду, старый дурачок. А теперь прикинь, когда сможешь приехать ко мне?

Дама повернулась к Джо и втолкнула язык ему в рот. Это была отнюдь не страсть, ею двигало скорее профессиональное любопытство, как у дантиста, которого интересует лишь форма боковых резцов у пациента.

Неожиданно прекратив это занятие, она снова заговорила:

— Ладно, твое дело, но ты меня огорчил.

Дама подмигнула Джо, давая понять, что эти слова относятся вовсе не к нему.

— Мори, я, пожалуй, посплю часок, потом пообедаю, посмотрю телевизор и буду одеваться долго-долго, ну так, чтобы время убить. Согласен? Ну и хорошо, мой миленький, а вечером встретимся у Джилли.

Она издала в трубку непристойный звук и засюсюкала:

— Не-е, ты у меня один-единственный. Я тебя тоже ужасно люблю.

Она положила трубку и обрушила на Джо и страсть, и тело — неизвестно, чего было больше.

Дальнейшие события, свидетелем которых стал пудель, разворачивались последовательно в трех комнатах. Начавшись у письменного стола, действие переместилось на столик для коктейлей, захватив еще два стула и пуфик. Потом они перекочевали к сушильной доске на кухню. Тут пудель заскучал и удалился. Когда богатая дама и Джо наконец добрались до спальни, выяснилось, что собака заняла кровать. Не теряя зря времени, они расположились на полу. Там их сморил сон, и они проспали на белоснежном пушистом ковре до вечера.