В другой раз повезет - Хилтон Кейт

— Мам! — Оскар под дверью ее спальни. — Мам!

— Иду! — Беата закрывает приложение, встает, открывает ему. — Привет, лапуля.

С Рождества в доме так и висит напряжение. Гнев Оскара не стихает, порой не переходя обычных границ для подростка, которому не на кого его выплеснуть, порой вздымаясь до пугающих пределов. Беата пытается проявлять благоразумие. Узнает его заново.

— Можешь на кухню спуститься? Я друга привел, он хочет с тобой познакомиться.

— Замечательно. Я с удовольствием познакомлюсь с твоим другом.

Оскар довольно давно не приводил никаких друзей. По поводу личной жизни он вообще скрытничает. Утверждает — по мнению Беаты, совершенно безосновательно, — что она не уважает его личные границы. Да, в ранние годы существования «Разумного родительства» она черпала материал — порой слишком щедро — из собственного опыта матери-одиночки. В одном она не может себя упрекнуть: она всегда выслушивала обоснованные жалобы Оскара и реагировала на них. Она больше не делится личными зарисовками с его участием — тому уже сколько месяцев. Она с одобрением и даже с восхищением относится к тому, что Оскар научился использовать в противостоянии с ней ее же собственные приемы, — и все равно это перетягивание каната сильно раздражает.

Она заходит на кухню и слышит слова Оскара: Это Уилл.

Ее будто бы обдает холодом. Узнать его нетрудно. Не очень-то он изменился, да и вообще она все эти годы следила за ним в Сети, хотя и украдкой. Странное дело — а она-то думала, что этот день никогда не настанет. Теперь ей ясно: это было неизбежно, и вот она стоит в собственной кухне, глядя на отца своего сына, ощущая, как победоносно сияет Оскар у нее за спиной.

«Ты прочитала статью, которую я тебе послал?» — спросил Оскар примерно за месяц до Рождества. «Какую статью?» — уточнила она, хотя прекрасно знала какую. О правилах пользования банками спермы. «Ту, про доноров спермы и конфиденциальность», — пояснил он. «Я ее, видимо, пропустила, — соврала она. — А там про что?» — «Про то, что ребенок, рожденный от донора, имеет право позвонить в банк и заявить, что хочет с ним связаться. Большинство банков после этого связываются с донорами и узнают, согласны ли они на встречу. Мы можем узнать — твой банк спермы это сделает?» — «Боюсь, он давно закрылся», — сказала Беата. «Все равно их бумаги должны где-то храниться, — не отставал Оскар. — Так в статье сказано». — «Ладно. — Беата старалась сохранять спокойствие. — Я и название-то сейчас не вспомню. Посмотрю в старых документах, хорошо?» Оскар промолчал, а через неделю она застукала его, когда он выходил из ее домашнего кабинета. Она-то прекрасно знала, что никаких бумаг нет в природе, однако сразу сообразила, куда ветер дует: Оскар взял дело в собственные руки. Пока еще есть время придумать, как лучше сказать ему правду, решила она. И не предусмотрела одного — такое поди предусмотри: что он, вопреки всем вероятностям, отыщет своего отца, про которого никто ничего не знал, быстрее чем за три месяца. Намерения у нее были самые лучшие, но она безнадежно все испортила, от начала и до конца.

— Прости, — произносит она и понимает, что добавить нечего. Она того и гляди грохнется в обморок или выскочит из кухни.

По лицу Уилла трудно понять, о чем он думает.

— Беата, — говорит он. — Как мы давно не виделись. Можем поговорить?

Она кивает, опускается на стул. Уилл поворачивается к Оскару.

— А с тобой мы все это потом обсудим, Оскар. Я же совершенно ясно дал тебе понять, что не хочу никого загонять в угол. Некрасиво ты поступаешь. Очень некрасиво.

Оскар заливается краской.

— Мам, ты в порядке?

— Более или менее.

— Принеси маме, пожалуйста, воды, — просит Уилл. — И салфеток. Может, что-то еще, Беата? Чего покрепче? Я вина прихватил.

— Мама не пьет, — сообщает Оскар, наливая воды в стакан.

— Вина выпью с удовольствием, — говорит Беата. — Спасибо.

Она сморкается, отпивает. Дыши, командует она самой себе, дыши.

— Оскар, ступай наверх. Я хочу поговорить с мистером Шэнноном наедине. И не спорь, пожалуйста.

Оскар — вот чудо — уходит без всяких препирательств.

Уилл садится лицом к ней.

— Судя по твоей реакции, Оскар не ошибся? Я — его биологический отец?

— Да. — Можно, конечно, отпираться, изображать смятение, изобретать причины своей скрытности. Но это только затянет мучения. — Других кандидатов просто нет. У меня долго никого не было к тому моменту, когда мы… если хочешь сделать тест для проверки, я не возражаю. Но у самой у меня сомнений нет. — Она трет лицо ладонью. — А вот как он это выяснил, понятия не имею. Я никому ничего не рассказывала.

— Я, в определенном смысле, рад это слышать. Было бы весьма обидно, если бы кто-то об этом знал, притом что я был не в курсе.

— Ты, наверное, очень на меня сердишься. — У Беаты кружится голова.

— Да, — говорит Уилл. — Сержусь. Какого черта ты мне ничего не сказала?

— Тому очень много причин, Уилл, — отвечает она.

— Хотелось бы их услышать.

Беата смотрит ему прямо в глаза.

— Мне было двадцать лет. Случайный перепих на вечеринке. Мы друг друга почти не знали. Я ничего от тебя не ждала. А еще понятия не имела, во что ввязываюсь. Сейчас я понимаю, что поступила безответственно. — Беата молчит, вспоминает. — А потом родился Оскар, все стало до боли реальным, столько на меня сразу навалилось — просто не было душевных сил позвонить тебе и рассказать про ребенка. Я довольно долго собирала себя в кучку, а когда собрала, мы с Оскаром уже крепко сжились, и у меня не возникало ощущения, что нам кого-то не хватает. Сказать честно? Мне и в голову не приходило — до этого года, — что я чего-то лишаю его или тебя. А потом я просто не знала, как из этого выпутаться. Прости меня, Уилл. Ты не представляешь, как мне стыдно.

Уилл прокашливается.

— Понимаю, я тогда не создал у тебя ощущения, что готов брать на себя ответственность. Жаль, что ты не дала мне возможности ее проявить. Но вот теперь я здесь, и Оскар хочет, чтобы я занял определенное место в его жизни, и я собираюсь это сделать.

Беата чувствует, как у нее напрягается живот — будто чтобы защитить ребенка от опасности. Материнское тело — мощная боевая машина, думает она, причем этого не понять ни одному мужчине. Уилл, припозднившийся на пятнадцать лет, хочет занять свое место в жизни Оскара, вот только понятия не имеет, что под этим подразумевается. А Беата имеет. Она знает, каково это — сидеть долгие ночные часы, укачивая младенца, который не может заснуть. Знает, каково читать «Бобик спасает положение» двадцать пять раз подряд. Знает, что такое домашние задания, футбольные матчи, дни рождения, синяки и ссадины, сотрясения и швы. Знает все про стрижку волос, уколы и простуды.

— В твоих намерениях я не сомневаюсь. Но разбираешься ли ты в детях, Уилл? Знаешь ли, каково это — воспитывать подростка? А если реальность не совпадет с твоими ожиданиями? Я не хочу, чтобы Оскар обрел отца, который его потом отвергнет.

Уилл ставит бокал на стол.

— Беата, я пытаюсь рассуждать честно и конструктивно. А ты меня испытываешь. Тебе, разумеется, неизвестно, каким я окажусь отцом, причем по одной причине: я до сих пор не имел такой возможности из-за твоего решения. Меня обижает намек на то, что я якобы создал у Оскара какие-то завышенные ожидания за короткий срок нашего с ним знакомства. Меня обижает твоя уверенность, что я его отвергну. Я не полный козел, хотя ты и считаешь меня таковым.

— Я просто беспокоюсь за Оскара. Я его мать, это моя обязанность.

— Твои побуждения мне понятны, Беата. Но хотелось бы, чтобы ты смотрела на вещи здраво. Оскар меня отыскал, и вот я здесь. Я не специалист по семейному праву, но в нашей конторе есть прекрасный адвокат, которая наверняка подтвердит, что Оскар уже в том возрасте, когда он имеет право решать, общаться ли ему с отцом.

— Ты мне угрожаешь?

Ничего подобного. Просто объясняю, что мнение Оскара следует учитывать, а он однозначно дал мне понять, что хочет видеть меня рядом с собой. Я прошу тебя уважать его желания, равно как и мои, и предлагаю выработать соглашение, которое ты сочтешь приемлемым.