Компаньон её сиятельства - Эванджелина Коллинз

— Хиромантия, — удивленно сказала она, угадав, что за игру он затеял. Взгляд оставил бесконечно притягательное зрелище их соединенных рук, чтобы встретиться с его взглядом.

— Да. Но я всего лишь новичок.

— Где вы этому научились?

— У женщины, чья бабушка была цыганкой. Я изучал хиромантию просто потому, что… — Он печально усмехнулся. — Мне было тринадцать, и я был неравнодушен к моей наставнице. Уроки давали мне повод проводить с ней время. Наивность юности. Она была вдвое старше меня.

Белла улыбнулась, представив его мальчиком. Долговязый, нетерпеливый, ни обаяния, ни опыта.

Плечи его напряглась. На миг, на долю секунды он потерял самообладание, но в следующее мгновение оно вернулось.

— И я уже много лет не тренировал эти навыки, поэтому заранее молю о прощении, если буду не совсем убедителен.

— Незачем молить, мистер Роуздейл. Достаточно попросить.

— Слушаюсь, мэм, — ответил он, склонив голову. — Могу я начать?

Она расправила плечи.

— Пожалуйста.

Легкая усмешка промелькнула на его губах, когда он наклонил голову и сосредоточился на ее ладони.

— Вот линии сердца и ума. — Он прочертил две линии, пересекавшие верхнюю часть ладони. — Это линия жизни, — сказал он, указывая на морщинку, изгибавшуюся вокруг подушечки у основания большого пальца. — А это — судьбы.

Дыхание ее сбилось, когда он провел кончиком пальца по середине ладони. От покачивания коляски его плечи соприкасались с ее плечами. Прижимавшееся бедро обжигало кожу. Его пьянящий запах наполнял каждый вдох. Белле с большим трудом удавалось сидеть спокойно, не броситься к нему, не обвить его шею руками, требуя, чтобы он ее поцеловал.

— Мы начнем сверху и будем продвигаться вниз. — Игривые нотки зазвучали в его голосе. — Линия сердца говорит об эмоциональной натуре. — Он вскинул одну бровь. — О, она извилистая, весьма извилистая. Страсть в избытке.

Она скосила на него лукавый вопросительный взгляд.

— В избытке? Вы уверены?

Прекрасные, созданные для поцелуев губы изогнулись.

— Совершенно уверен. — Мягкий, дразнящий кончик пальца двинулся ниже, скользя по еще одной линии. — А это линия ума. Она разветвленная, что говорит о творческих талантах. Ваши оранжерея и сад определенно поразительные примеры ваших творческих талантов, леди Стерлинг.

— Спасибо, — потупилась она.

— Не за что, — мягко проговорил он, прежде чем продолжить. — Ваша линия судьбы начинается у линии жизни. Истинная англичанка, вы обладаете сильным чувством долга по отношению к своей семье. — Он указал на три морщинки в нижней левой части ладони. — Вот эти линии… — Кончик его пальца задержался на самой высокой линии, которая была длиннее и отчетливее, чем две другие, и заканчивалась на линии судьбы. — Он подался назад ровно настолько, чтобы полностью завладеть ее взглядом. — Какая из них, по-вашему, я?

Белла озадаченно взглянула на свою ладонь в поисках ответа, хотя не поняла вопроса. Все, что он рассказал ей, все, что угадал, было на удивление точно. Затем покачала головой и, в свою очередь, спросила:

— А что означают эти линии?

 Гидеон едва слышно ответил:

— Любовные связи.

Белла замерла. Три. Эта цифра эхом отдавалась у нее в голове. Один, второй… а где же третий? Возможно, в будущем?

— А брак считается?

Его взгляд стал еще напряженнее.

— Да.

Три. Он, он… и он. Белла расслабилась. Роуздейл водил пальцем по ее ладони. Большие медленные круги, которые не имели намерения возбудить, а лишь успокоить.

Затем все изменилось. Его карие глаза потемнели, янтарные крапинки засияли ярко-золотистым светом. Он снял цилиндр, положил его на скамью рядом с собой. Лошади бежали бодрой иноходью, их сбруя позвякивала.

Гидеон наклонился к ней. Беллу захлестнула волна желания.

— Поцелуй меня, — прошептала она.

— С удовольствием.

В следующее мгновение Гидеон коснулся губами ее губ.

Реакция Беллы застала Гидеона врасплох.

Она выгнулась ему навстречу. Одна грудь прижималась к его груди, и он мог бы поклясться, что ощущает затвердевший сосок даже сквозь одежду. Белла целовала его, забыв обо всем на свете.

Она желала его. Гидеон больше не сдерживался. Еще немного, и он усадил бы ее к себе на колени, но спохватился, услышав щелчок кожаных поводьев.

Они в открытой коляске. Спина кучера в пяти футах от них.

Гидеон подавил стон. Не здесь. Когда Белла осознает, что произошло, будет оскорблена. Джентльмены не занимаются любовью с приличными леди в открытых каретах.

Усилием воли ему удалось подавить требования плоти, рвущейся к освобождению.

Белла между тем еще теснее прижалась к нему.

Гидеон покрыл поцелуями ее лебединую шею. Кожа ее была огненно горячей и гладкой как розовые лепестки, а ее запах. Никаких духов. Глубоко вдохнув, он раздул ноздри. Чистый, свежий, как весеннее утро, с отчетливой примесью женского возбуждения и чего-то еще, что вызывало у него желание вкусить каждый дюйм ее кожи.

Перед его мысленным взором вспыхнул образ — ее гибкое нагое тело на белых простынях, его лицо спрятано между стройных бедер, когда он пробует на вкус ее самую соблазнительную часть.

«Сосредоточься!»

— Гидеон нырнул рукой под плед. Кончиком языка он ласкал местечко, где бешено колотился пульс, затем стал медленно поднимать юбку, чтобы остановиться, если почувствует, что Изабелла этого не хочет. Перебросив скомканную юбку через руку, он потянулся выше, кончиками пальцев скользнув через линию подвязки к мягкой теплой коже внутренней стороны бедра. Затем остановился, распластав руку, указательным пальцем погладив напряженное сухожилие в самом верху ноги.

Выгнув спину, она задрожала всем телом.

— Пожалуйста. «Разрешение получено». Он улыбнулся ей в шею.

— Ш-ш-ш, Изабелла.

Он легко коснулся кончиками пальцев островка волос. Мягкие словно шелк и — он знал даже не глядя — такие же светлые, как и на голове. Умоляющие и жаждущие, ее ноги раздвинулись на его мягкую просьбу, обдав руку опаляющим жаром. Он считал, что привлекательность такого акта мягкой покорности давно притупилась, перестала быть приятно возбуждающей игрой юности. Однако сердце его колотилось в предвкушении, словно он был на грани открытия какого-то величайшего сокровища. Он знал, что сегодня не найдет освобождения, но перспектива прикасаться к ней добавляла еще один дюйм к его уже и без того болезненному возбуждению. С глубоким вздохом он скользнул пальцем между шелковистыми складками ее плоти и судорожно сглотнул, ощутив ее жар и влажность.