На манжетах мелом. О дипломатических буднях без прикрас - Юрий Михайлович Котов

начал давать на них ответы. На что-то согласился, в чем-то отказал или сказал, что это надо будет проработать дополнительно. Беседа подошла к концу, когда алжирец вдруг поднял вопрос, о котором в наших справках не упоминалось.

– Господин премьер-министр, – сказал он, – у нас в последние годы небывалые урожаи винограда для производства вина. Раньше мы его поставляли даже во Францию, но сейчас, в силу напряженности в отношениях с этой страной, нам его просто некуда девать. Не мог бы Советский Союз закупить его у нас?

Первый вопрос Косыгина был: вино бутилированное или разливное? Разливное – последовал ответ. Да, это создает проблемы, размышлял вслух Алексей Николаевич. Но у нас есть определенные емкости для его принятия в Новороссийске, можно переделать под виновозы пяток танкеров (при этом назывались конкретные цифры литража). Ладно, мы подумаем и позже дадим вам ответ. В итоге алжирское сухое вино мы стали закупать, но «укрепляли» его спиртягой, откуда и родился печально известный (для тех, кто помнит) напиток под названием «Солнцедар».

Беседа завершилась. Косыгин поблагодарил за перевод и ушел. Я собрался немедленно отправляться в МИД для оформления записи беседы. Но тут появился помощник премьера Ю.В. Фирсов и сообщил, что у них это положено делать на месте. «Что вам потребуется?» – спросил он. Стенографистку и чашечку крепкого кофе – была моя незамысловатая просьба. Запись беседы отдиктовал (сам ее потом в МИД'е не видел – не допущен был к материалам с таким грифом секретности) да выпил не одну, а две-три чашечки кофе. Ну а память о кратком общении с Косыгиным сохранил на всю жизнь.

Довелось мне разок в этот период переводить еще одному из членов «тройки» – так в те времена называли руководство Советского Союза. Речь идет о Председателе Президиума Верховного Совета СССР Николае Викторовиче Подгорном. Это была не конфиденциальная беседа тет-а-тет, а полупро-токольная встреча с очередной высокопоставленной делегацией из африканской страны (они тогда к нам приезжали чуть ли не ежемесячно). Вроде бы это был визит президента Чада Франсуа Томбалбая. Николай Викторович, постоянно постукивая янтарным мундштуком о пепельницу, тщательно зачитывал текст, подготовленный у нас в МИД'е. Переводить было несложно, но иногда он вдруг терял место, где остановился, и начинал что-то говорить «от себя». Это был кошмар – я ничего толком понять не мог, а мои импровизации с переводом африканскими собеседниками тоже воспринимались с определенным недоумением – что-то переводчика не туда заносит. Еще раз пришлось мне повидать Подгорного во Франции, куда он приехал на похороны генерала Де Голля. Там я ему не переводил, но наслушался такого, о чем даже писать не буду. Как говорил популярный киноперсонаж: за державу обидно.

Возвращаюсь к своей деятельности в 1-АФО. Через полгода меня повысили – стал 3-м секретарем. И тут небольшое отступление: как по-разному наши должности воспринимаются публикой, далекой от дипломатической деятельности. Служил со мной молодой толковый дипломат Сева Сухов, и выпала ему как-то честь дать короткое интервью, которое было опубликовано в молодежном журнале «Смена». Сам по себе факт очень для него приятный. Но Сева был возмущен – он уже почти год как 3-й секретарь, а они в редакции самовольно поставили подпись – атташе Сухов. Там-то, естественно, считали, что такая должность звучит гораздо солиднее.

Немножко отвлекся, хотя предупреждаю, что со мной это периодически будет случаться. «Значится», как говорил еще один популярный киногерой, возложил на меня Алексей Алексеевич дополнительные функции. Стал я как бы его помощником по протокольно-организационным вопросам при подготовке и проведении этих самых многочисленных визитов, о которых только что упомянул. Обставлялись они в ту пору с размахом и более чем достойным гостеприимством. Размещали делегации в госособняках на Воробьевых горах с полным обеспечением: охрана, обслуга, круглосуточное питание без лимитов на черную и красную икру и прочие деликатесы и на «дежурные», но высококачественные горячие блюда. Иногда, если требовалось, по спецзаказу: свинину нельзя – подайте баранину.

К тому же в этих скромных «избушках» проживали и двое «прикрепленных»: переводчик и представитель территориального отдела. Последним был я, а переводчиком чаще всего Николай Афанасьевский – впоследствии наш крупный посол и заместитель министра. О нем упомяну еще не раз. Были весьма приятные моменты в этих дежурствах. Когда иностранные гости уходили на покой, мы с Колей спускались в полуподвальное помещение. Это был совмещенный кинозал и бильярдная. Кино мы не смотрели, а вот бильярдом баловались. Подходила официантка (из 9-го Управления, ныне ФСО), вежливо спрашивала: чего вам, мальчики, принести? Мы с Николаем Николаевичем в зависимости от настроения ответствовали: будьте любезны, бутылочку коньячка, немного черной икорки и крабов (ведь до этого мы уже ужинали с делегацией и особого аппетита не было). Так и гоняли партийку-другую, изредка выпивая рюмочку по случаю удачно забитого шара.

Доводилось пару раз съездить с заморскими гостями и на наши курорты – в Ялту. Там тоже приходилось в основном работать, но и на досуг время все же оставалось. На днях на встрече в МИД'е по случаю Дня дипломатического работника вспоминали об одной такой поездке с Костей Мозелем, который тогда тоже работал в бюро переводов (К.К. Мозель – неоднократный посол, Заслуженный работник дипломатической службы РФ). Выйдя вечером на пляж, мы с Колей обращались с ним весьма строго: атташе Мозель, принесите пиво 3-м секретарям! Именно этот эпизод Костя не помнил, но зато сказал мне, что это был визит того самого, уже упомянутого Томбалбая.

Вот я и подошел к своему годичному пребыванию в славном африканском отделе. Деньжонок тогда в МИД'е платили крайне скудно (не то, что сейчас), а посему стал подумывать о возможности куда-нибудь смотаться в зарубежные страны. Как-то в коридоре встретил знакомого кадровика. «Юра, – спросил он меня, – вскоре будет вакансия 3-го секретаря в Алжире. Ты не хотел бы поехать?» После Дагомеи и Мали эта страна представлялась довольно приличной. Я сказал, что в принципе не отказался бы. На этом все и кончилось, больше ко мне с этим вопросом не обращались.

А какое-то время спустя зашел в нашу малийскую референтуру другой кадровик, А.Л. Шуваев. Я его не знал, а вот Юкалов был с ним знаком, хотя тот занимался не Африкой, а Европой. «Чего, Аркадий, бродишь?» – спросил мой непосредственный шеф. «Да вот, волка ноги кормят, хожу ищу кандидатуру на пост 3-го секретаря посольства во Франции». «Так чего ж далеко ходить, – продолжал Юра, – вот тебе сидит готовенький». Шуваев с сомнением (позднее мы с ним работали вместе в Париже) посмотрел на меня: а как с французским языком? Я сослался