Быт русского народа. Часть I - Александр Терещенко

Жалоба русской девицы, плененной татарами:

   На беседе сидят три татарина,   Три собаки, наездники.   Пред ними ходит красна девица,   Русская девочка полоняночка,   Молода Марфа Петровична.   Во слезах не может слово молвити,   Добре жалобно причитаючи:   «О, злосчастная моя, буйна голова!   Горе горькое, моя руса коса.   А вечер тебя матушка расчесывала,   Расчесала матушка, заплетала.   Я сама, девица, знаю, ведаю,   Расплетать будет мою русу косу!   Трем татарам, наездникам».   Они те-то речи, татары, договаривают,   А первый татарин проговорит:   «Не плачь, девица, душа красная,   Не скорби, девица, лица белого;   Асдему, татарину, достанешься.   Не продам тебя, девицу, дешево;   Отдам за сына за любимого.

В горе не должно кручиниться, говорили наши прадеды:

   А и горе, горе, гореваньице!   А и в горе жить, не кручинну быть;   Нагому быть, не стыдитися;   А и денег нету перед деньгами,   Появилась гривна перед злыми днями.   Не бывать плешатому — кудрявому;   Не бывать гулящему — богатому;   Не отростить дерева суховерхого,   Не откормить коня сухопарого,   Не утешити дитя без матери,   Не скроить атласу без мастера.   А горе, горе, гореваньице!   А и лыком горе подпоясалось,   Мочалами ноги изопутаны.   А я от горя в темны леса,   А горе прежде век зашел;   А я от горя в почетный пир,   А горе зашел, впереди сидит;   А я от горя на царев кабак,   А горе встречает, уж пиво тащит.   Как я наг-то стал, насмеялся он.

Изведение брата напоем лютых кореньев.

   Кабы по горам, горам, по высоким горам,   Кабы по долам, долам, по широким долам,   А и по край было моря синего,   И по тем и по хорошим зеленым лугам.   Тут ходила, гуляла душа красна девица,   А копала она коренья, зелье лютое.   Она мыла те кореньица в синем море,   А сушила те кореньица в муравленой печи,   Растирала те коренья в серебряном кубце,   Разводила те кореньица меды сладкими,   Рассычала коренья белым сахаром   И хотела извести своего недруга;   Невзначае извела своего друга милого,   Она по роду братца родимого.   И расплачется девица над молодцем,   Она плачет, девица, причитаючи:   За<на>прасно головушка погибнула!

Об удалых с усами молодцах:

   Ах! доселева усов и слыхом не слыхать;   А слыхом их не слыхать, и видом не видать;   А нонеча усы проявились на Руси,   А в новом усольи у Страганова.   Они щепетно по городу похаживают.   Собиралися усы на царев кабак,   А садил и ся молодцы во единый круг.   Большой усище и всем атаман:   Сам говорит, сам усом шевелит.   А братцы усы, удалые молодцы!   А и лето проходит, зима наступает,   А и надо чем усам голову кормить!   На полатях спать и нам сытым быть.   Ах, нутеж ко, усы, за свои промыслы!   А мечитеся по кузницам,   А накуйте ножей по три четверти,   Да и сделайте бердыши   И рогатины и готовьтесь все.

Докончим выписку из старинных песен забавной сказкой о дурне. Это характеристика, достойная внимания:

   А жил был дурень,   А жил был бабин,   Вздумал он, дурень,   На Русь гуляти,   Людей видати,   Себя казати.   Отшедши дурень   Версту-другу,   Нашел он, дурень,   Две избы пусты,   В третьей людей нет.   Взглянет в подполье,   В подполье черти   Востроголовы;   Глаза, что часы,   Усы, что вилы;   Руки, что грабли:   В карты играют,   Костью бросают,   Деньги считают,   Груды переводят!   Он им молвил:   «Бог вам в помочь,   Добрым людям».   А черти не любят!   Схватили дурня,   Зачили бити,   Зачили давити.   Едва его, дурня,   Жива отпустили.   Пришедши дурень   Домой-то плачет,   Голосом воет. —   А мать бранити,   Жена пеняти,   Сестра-то так же.   «Ты, глупый дурень,   Неразумный бабин!   То же бы ты слово   Не так же бы молвил:   Будь враг проклят   Именем Господним   Во веки веков, аминь!   Черти б убежали,   Тебе бы, дурню,   Деньги достались,   Вместо кладу». —   Добро ты, баба,   Баба бабариха,   Мать Лукерья.   Сестра Чернава. —   Потом я, дурень,   Таков не буду.

   Пошел он, дурень,   На Русь гуляти,   Людей видати,   Себя казати.   Увидел дурень   Четырех братьев,   Ячмень молотят,   Он им молвил:   «Будь враг проклят,   Именем Господним».   Бросилися к дурню   Четыре брата,   Стали его бити,   Стали его колотити;   Едва его, дурня,   Жива отпустили.   Пришедши дурень   Домой-то плачет,   Голосом воет, —   А мать бранити,   Жена пеняти,   Сестра-то так же.   «А, глупый дурень,   Неразумный бабин!   То же бы ты слово,   Не так же бы молвил;   Ты бы молвил   Четырем братам,   Крестьянским детям:   «Дай вам Боже!   По сту на день,   По тысяче на неделю».   Добро ты, баба,   Баба бабариха,   Мать Лукерья,   Сестра Чернава.   Потом я, дурень,   Таков не буду.

   Пошел же дурень,   Пошел же бабин,   На Русь гуляти,   Себя казати.   Увидел дурень   Семь братов:   Мать хоронят,   Отца поминают;   Все тут плачут,   Голосом воют.   Он им молвил:   «Бог вам в помощь,   Семь вас братьев,   Мать хоронити.   Дай Господь Бог вам   По сту на день,   По тысяче на неделю».   Схватили его, дурня,   Семь-то братов:   Зачали его бити,   По земле таскати,   Валяти.   Едва его, дурня,   Жива отпустили.   Идет-то дурень   Домой-то, плачет,   Голосом воет.   Мать бранити,   Жена пеняти,   Сестра-то также.   «А, глупый дурень,   Неразумный бабин!   То же бы ты слово   Не так же бы молвил,   Ты бы молвил: прости,   Боже благослови!   Дай Боже им   Царство небесное,   В земле упокой,   Пресветлый рай всем.   Тебя бы, дурня,   Блинами накормили,   Кутьей напитали».   Добро ты, баба,   Баба бабариха,   Мать Лукерья,   Сестра Чернава.   Потом я, дурень,   Таков не буду. —

   Пошел он, дурень,   На Русь гуляти,   Себя казати,   Людей видати.   Навстречу ему свадьба,   Он им молвил: прости,   Боже благослови!   Дай вам Господь Бог   Царство небесно,   В земле упокой,   Пресветлой рай всем!   Поехали дружки,   Наехали бояре,   Стали дурня   Плетьми стегати,   По ушам хлестати.   Пошел, заплакал,   Идет да воет. —   Мать его бранити,   Жена пеняти,   Сестра-то также.   «Ты, глупый дурень,   Пошел он, дурень,   Неразумный бабин!   То же бы слово   Не так же бы молвил,   Ты бы молвил:   Дай Господь Бог   Новобрачному князю   Сужено поняти,   Под злат венец стати,   Закон Божий прияти,   Любовно жити,   Детей сводити»,   Потом я дурень,   Таков не буду. —

   Пошел он, дурень,   На Русь гуляти,   Людей видати,   Себя казати.   <На>встречу дурню   Идет старец,   Он ему молвил:   «Дай Господь Бог   Тебе же, старцу,   Сужено поняти,   Под злат венец стати,   Любовно жити,   Детей сводити».   Бросился старец,   Схватил его, дурня,   Стал его бити,   Костылем коверкать.   И костыль изломал весь.   Не жаль старцу дурака-то,   Но жаль ему, старцу, костыля-то.   Идет-то дурень   Домой-то, плачет,   Голосом воет,   Матери расскажет.   Мать его бранити.   Жена журити.   Сестра-то также.   «Ты, глупый дурень,   Неразумный бабин!   Так бы ты слово,   Не так же бы молвил,   Ты бы молвил:   Благослови меня, отче,   Святой игумен!   А сам бы мимо».   Добро ты, баба,   Баба бабариха,   Мать Лукерья,   Сестра Чернава.   Потом я, дурень,   Впредь таков не буду.

   Пошел наш дурень   На Русь гуляти,   В лесу ходити.   Увидел дурень   Медведя за сосной:   Кочку роет,   Корову коверкает.   Он ему молвил:   «Благослови меня, отче,   Святой игумен!   А от тебя дух, дурень».   Схватил его медведь — ать!   Зачал его драти,   И всего ломати,   И смертно коверкати,   Едва его, дурня,   Жива оставил.   Пришедши дурень   Домой-то плачет,   Голосом воет.   Матери расскажет.   Мать его бранити,   Жена пеняти,   Сестра-то также.   «Ты, глупый дурень,   Неразумный бабин!   То же бы слово,   Не так же бы молвил.   Ты бы заускал,   Ты бы загайкал,   Ты бы заулюкал».   Добро ты, баба,   Баба бабариха,   Мать Лукерья,   Сестра Чернава.   Потом я, дурень,   Таков не буду. —

   Пошел же дурень   На Русь гуляти,   Людей видати,   Себя казати —   Будет дурень   В чистом поле,   <На>встречу дурню   Шишков полковник.   Он заускал,   Он загайкал,   Он заулюкал.   Наехали на дурня   Солдаты,   Набежали драгуны.   Стали дурня бити,   Стали колотити.   Тут ему, дурню,   Голову сломили,   И под кокору   Бросили;   Тут ему, дурню,   И смерть случилась[53].

Продолжать выписки о старинных народных произведениях было бы здесь излишним. Всяк, кто сколько-нибудь знаком с напечатанными уже песнями, тот согласится, что многие из них так трогательны и сильны излиянием сердца, что они не только восхищают простолюдина, но и знакомого с изящными творениями.