«Если», 2005 № 12 - Журнал «Если»

— Блефом нас не проведешь! — выкрикнул из первых рядов Дарджер.

— Вы думаете, я блефую? — Выбросив руку в сторону, старший научный сотрудник указала на громоздящиеся позади руины: — Узрите мой шедевр! Узрите бога, не антропоморфного и не ограниченного той или другой расой, бога людей и кальмаров одновременно, химеру, сложенную из генов сотни отцов… — В ее смехе не было ни толики разума. — Познакомьтесь с Танатосом, богом смерти!

Купол над монастырем пошел рябью, шевельнулся. По обе его стороны развернулись могучими крыльями гигантские лоскуты прозрачной плоти, передний край поднялся, открывая черную пустоту, из которой медленно выползли длинные шипастые щупальца.

Но куда хуже этой страшной картины было гнетущее ощущение отчаяния и тщетности бытия, затопившее весь мир. Дарджер, по природе своей склонный к меланхолии, поймал себя на мыслях о тотальной аннигиляции. И эти мысли были не лишены привлекательности. Они увели его к Острову Мертвых возле Венеции, где могилы увиты пасленом и аконитом, где роняют на безмолвную землю свои ягоды тисы. Его поманила рубиновая чаша Леты, а у ног завозились черные жуки, и бабочки «мертвая голова» запорхали у висков. Скользнуть в пышную перину из земли и там говорить с мириадами тех, кто ушел до него.

Повсюду сатиры и люди опускали импровизированное оружие. Один уронил факел. Даже кальмары побросали мечи и в отчаянии обернули щупальца вокруг своих тел.

Что-то силилось проснуться в душе Дарджера. И он знал, что это противоестественно. Бог старшего научного сотрудника вверг людей и сатиров в тоску вопреки их воле и здравому смыслу. Но, как дождь с неба, горе обрушилось на него, и перед ним он был бессилен. Ведь рано или поздно вся красота умрет, и к чему тогда жить поклоннику красоты?

Рядом с ним опустился на землю и заплакал сатир.

Увы, Дарджеру было все равно.

Тем временем Сэрплас пребывал в своей стихии. Что может быть прекраснее, чем нестись сломя голову в ночи, когда в небе над головой пританцовывает луна? Он чувствовал себя как никогда живым и бежал по рощам и лугам, наслаждаясь малейшими оттенками запаха, вслушиваясь в легчайший шум.

Наконец окольными путями он добрался до монастыря. Прилегающие к его задам поля пришли в негодность и заросли бурьяном. Даже к лучшему. Никто его тут не заметит. Он сумеет найти заднюю дверь или окно, которое можно выбить.

В это мгновение он почувствовал теплое дыхание у себя на загривке. Шерсть у него вздыбилась. Только одно существо могло подобраться к нему сзади незамеченным.

— Никого нет дома, — промурлыкала Баст.

Сэрплас развернулся в прыжке, готовясь к смертельной схватке. Но огромная кошка села и начала вылизывать когти огромной лапы, выкусывая и обсасывая шерсть с брезгливым тщанием.

— Прощу прощения?

— Работы по проекту почти завершены, и скоро нас сплавят назад в Великий Зимбабве. Поэтому, подбивая остатки, монахов послали захватить Евангелосову бронзу в качестве подарка Научно-Избранному Совету Рационального Правления. Старший научный сотрудник сейчас у ворот монастыря. Готовится покончить с восставшей чернью.

Сэрплас задумчиво потер подбородок набалдашником трости.

— Гм… Как бы то ни было, я здесь не ради статуй. Я пришел за Дионисом.

— Крипта пуста, — отозвалась Баст. — Вскоре после ухода монахов и старшего научного сотрудника явилась армия нимф и освободила бога из его гробницы. Если присмотришься, сам увидишь взломанную дверь.

— Знаешь, куда его увели? — спросил Сэрплас. — Да.

— Отведешь меня туда?

— С чего это?

Сэрплас начал было отвечать, но прикусил язык. С этим существом аргументы бессильны: перед ним кошка, а кошки к доводам рассудка глухи. Значит, лучше взывать к ее природе.

— Потому что это будет бессмысленной и злорадной проделкой.

Баст усмехнулась.

— Они увели его в свой храм. Это недалеко. В миле отсюда, может, меньше.

Она повернулась, и Сэрплас двинулся следом.

Храм оказался небольшой прогалиной, окруженной расположенными через равные промежутки тонкими белыми стволами — точь-в-точь мраморная колоннада. В одном конце прогалины стоял простой маленький алтарь, но по обе стороны от входа высилось по паре огромных бронзовых львов, а чуть в стороне стояла героическая статуя благородного воина в три роста величиной.

Прибыли они к окончанию небольшой войны.

Монахи успели первыми и начали устанавливать блоки и шкивы, чтобы спустить бронзового истукана на землю. Только они взялись за дело, появилась армия нимф, привезшая с собой Диониса, убаюканного на телеге пуховых перин. Об их возмущении можно было судить по последствиям: монахи в оранжевых балахонах сломя голову убегали через лес, а за ними гнались своры разъяренных нимф. То и дело какой-нибудь падал, и тогда женщины творили гнусности с поверженным телом.

Сэрплас усиленно старался не смотреть. Владевшие женщинами страсти он чувствовал даже сквозь смягчающую завесу химикатов из пластыря, и эти страсти выходили за грань секса — в область неподдельного ужаса. Ему невольно подумалось, что слово «паника» было произведено от имени «Пан».

Лениво подойдя к телеге, он произнес:

— Добрый вечер, сэр. Я пришел удостовериться, что вы в добром здравии.

Подняв глаза, Дионис слабо улыбнулся.

— Верно, друг мой, и я благодарю вас за заботу.

Ночную тишину разорвал вопль монаха.

— Однако если мои дамы вас увидят, боюсь, вы пострадаете не меньше, чем мои бывшие товарищи. Я сделаю все возможное, дабы их успокоить, но пока предлагаю вам… — Тут вид у него стал встревоженным: — Бегите!

Дарджером овладел ступор. Руки у него налились свинцом, ноги отказывались двинуться с места. Даже простой вдох требовал слишком больших усилий. Безразлично глянув по сторонам, он увидел, что все его храброе войско лишилось сил: кто-то скорчился, кто-то плакал в приступе отчаяния. Даже химеры-кальмары растеклись вялыми лужицами по траве. Дарджер увидел, как одного подхватили щупальца Танатоса, вознесли высоко над стенами монастыря, а после бросили в скрывающуюся за ними пасть.

Но и это не имело значения. Ничто не имело.

По счастью, для Дарджера в этом не было ровным счетом ничего необычного. Он был депрессивным по натуре, и потому черный груз тщетности бытия казался до боли привычным. Сколько ночей он лежал без сна в ожидании рассвета, который никак не наступал… Сколько раз по утрам он заставлял себя встать с кровати, хотя знал, что в этом нет никакого смысла… Не сосчитать.

В руке он все еще держал факел. Медленно-медленно он зашаркал вперед, огибая тела своих соратников. Не найдя в себе сил перелезть через стену, он просто направился вдоль нее, пока не наткнулся на воротца, а там отодвинул засов и вошел.