Рыцарь золотого веера - Алан Савадж

— Мой господин, разве вы и принц не сражались плечом к плечу в течение тридцати лет? Разве…

— Слушай меня, полицейский. Когда я умру, никто не станет на пути его честолюбия. Я знаю, о нём говорят, будто принц ленив, ему наплевать на власть, потому что он не знает меры, доставляя себе удовольствия за столом и у женщин. Но скажи мне, полицейский: разве чревоугодие, а особенно развлечения с женщинами не требуют огромной энергии? Разве это не поведение человека, ещё не нашедшего выхода для своей энергии? Мицунари… — Маленькая, высохшая рука тронула полицейского за рукав. — Послушай меня. Сохрани моего сына. И его мать. Сохрани их даже ценой своей собственной жизни.

— Клянусь, мой господин.

— А ты? — Хидеёси перевёл глаза на молодого человека. Норихаза поклонился:

— Я тоже, мой господин.

— Но подождите, — прошептал Хидеёси. — Вы думаете, это будет просто? Мечи, стрелы, а если не получится — сеппуку. Но вот что я скажу вам, полицейские: если вы не выполните моей просьбы, я встану из самой могилы, чтобы покарать вас. Не думайте, что сеппуку исключит мою месть.

— Пока живут принцесса Ёдогими и принц Хидеёри, мой господин, до тех пор мы будем им служить.

— Тогда слушай. Принц Иеясу не будет уничтожать моего сына в открытую, по крайней мере без тщательной подготовки. И всё же я должен назначить его регентом. Остальные четверо придворных, которых я назову, сами по себе ничего не представляют. Но вместе они смогут противостоять ему. Однако они должны действовать вместе и всегда в интересах моего сына. Это будет твоей заботой, Мицунари.

— Я понял, мой господин. Но разве не проще было бы…

— Поставить тебя вместе с ними, Мицунари? — Лицо Хидеёси почти изобразило улыбку. — Берегись, полицейский, берегись. Ты человек большого таланта, большого честолюбия. Поэтому я сделал тебя начальником полиции. Но всё-таки ты — чёрный дрозд, порхающий с ветки на ветку, а Иеясу — орёл, парящий над равниной. Он уничтожит тебя в одно мгновение, Мицунари, если ты попытаешься выступить против него открыто. И всё-таки чёрный дрозд — не такая беспомощная птица, как кажется. В отличие от орла, он летит над землёй невидимый, не замечаемый никем. И кто знает, может быть, тысяча чёрных дроздов смогут свалить одного орла, если атакуют вместе. Запомни мои слова, Мицунари. Что бы я потом ни говорил, чего бы ни завещал, — будущее принца Хидеёри в твоих руках.

— Я оправдаю ваше доверие, мой господин. В этом я уже поклялся. А если мне не удастся выполнить это, мой сын продолжит дело. Пока живёт ваш сын, мы будем сражаться за его честь.

— Клянусь, — отозвался Норихаза.

— И за честь госпожи Ёдогими, мой господин. — Мицунари обернулся, чтобы посмотреть на отворённую склонившимся в поклоне мажордомом дверь.

— Господин Токугава, принц Минамото но-Иеясу, — объявил он голосом гораздо более тихим, чем обычно.

Как и подобало старейшему другу квамбаку, Иеясу оставил доспехи и длинный меч в прихожей и облачился в красный церемониальный халат. Он не был похож на воина — выглядел слишком жизнерадостным, слишком тучным, хотя сегодня у него был достаточно скорбный вид. Он дошёл до середины комнаты и упал на колени, положив перед собой ладони на татами, и, нагнувшись в поклоне, почти коснулся лбом рисовой подстилки, покрывавшей пол. Но для военачальника Токугавы церемония коутоу была чистой формальностью. Едва он начал поклон, как Хидеёси жестом остановил его.

Иеясу подошёл к краю ложа и опустился на циновку. Он бросил взгляд влево, на двух Исида.

— Оставьте нас, — прошептал Хидеёси.

Мицунари и его сын поклонились и отошли к ширме, закрывающей вход. Отсюда они наблюдали за неподвижным лицом Иеясу, склонившегося над умирающим, чтобы поймать его последние слова.

— Отец, — прошептал Норихаза, — то, что сказал Хидеёси, — правда. С его смертью останется один претендент на правление Японией — Иеясу. Даже мы не можем отрицать, что только у него достаточно власти и мудрости, чтобы сохранить мир. Пытаться уничтожить его из-за пятилетнего мальчика — значит навредить нашей стране.

— Но мы же поклялись, — отозвался Мицунари. — И мы будем верны нашей клятве. Хидеёси сказал правду и тогда, когда назвал нас своими творениями. Мы можем только отдать свою преданность принцессе, потому что, как мы предполагаем уничтожить Иеясу, точно так же и он уже раздумывает о том, как уничтожить нас.

Он шагнул за ширму, в соседнюю комнату. У противоположной стены огромного помещения ожидала группа придворных дам — супруга Хидеёси со своей свитой. Но они уже перестали играть какую-либо роль в жизни двора. О воле Хидеёси знала уже вся страна; его поступок, возвысивший любовницу над женой, критиковался многими, но ни один человек в Японии не осмелился бы выступить против квамбаку открыто. И Мицунари, располагая той огромной информацией, которая имелась в распоряжении его полицейского аппарата, не думал, что много найдётся тех, кто захочет выступить против этого решения даже после смерти квамбаку.

Более опасной была группа молодых людей у задней стены комнаты. Это были принцы Токугава, сыновья и зятья Иеясу, истинный источник его силы. Каждый из них мог собрать тридцать тысяч человек под свои знамёна по первому зову.

Шорох платьев наполнил комнату, и все головы обернулись к двери. Вошла принцесса Ёдогими, за ней — её сын. Её лицо было покрыто белой краской, зубы — чёрной; белый веер в руке гармонировал с белым кимоно; чёрные волосы водопадом сбегали по плечам, почти достигая пола. Хидеёри тоже был одет во всё белое — цвет траура; его маленькие плечи сгорблены, лицо — словно маска, скорее от неопределённости, чем от горя.

За ними следовали три служанки и два воина. Мужчины, которых она выбрала? Или которые уже выбрали её? Мицунари узнал их, и его глаза сузились. Два брата, по имени Оно. Офицеры стражи. Кроме своих полков, они не командовали никем. С ними можно не считаться в предстоящих событиях.

Ёдогими жестом остановила служанок, а сама приблизилась, ведя сына за руку. Мицунари поклонился всем телом, Норихаза последовал примеру отца, но его глаза не остановились на принцессе, а скользнули дальше, выискивая Пинто Магдалину.

— Полицейские, — проговорила Ёдогими с едва заметным презрением, — ожидает ли меня мой господин Хидеёси?

— Он спрашивал о вас, госпожа, — ответил Мицунари, — но сейчас с ним Токугава.

Ёдогими полуобернулась, нахмурив брови. Неосторожное проявление чувств грозило испортить маску белил на её лице.

— Разве это не говорит о том, что я должна ещё более спешить?

— Я бы посоветовал обождать, госпожа, — отозвался Мицунари. — Вероятно, мой