Красные части. Автобиография одного суда - Мэгги Нельсон

списки потенциальных направлений своих дальнейших изысканий. Следует ли мне навестить Лейтермана в тюрьме? Опросить его родственников? Найти Джонни Руэласа? Провести побольше времени с Шрёдером? Чего ради?

Принято считать, что мы ворошим семейные истории, чтобы узнать что-то о самих себе, чтобы в погоне за сверхценным «самопознанием» катапультироваться, подобно Эдипу, на тропу, ведущую к откровению какого-то первородного преступления, какой-то первородной истины. А потом выкалываем себе глаза от стыда и с криками убегаем в пустыню, и чума обрушивается на наш народ.

Но куда реже говорится о том, что происходит, когда путь теряет ясность, когда тропу уже не отличишь от лесной чащи.

Фото № 3:

Крупный план входного отверстия в нижней левой части черепа Джейн. Чтобы его было видно, ее густые, багряные от крови волосы раздвинуты в стороны, как шерсть животного, у которого вынимают клеща. Вокруг отверстия ярко-красная рваная каемка кожи, которую судмедэксперт называет «поясок осаднения». Диаметр раны совсем небольшой, патрон 22-го калибра — «мелкашка».

Точка белого света из лазерной указки судмедэксперта пляшет вокруг да около раны без малого двадцать минут. Сначала звездчатая дырочка напоминает мне морского ежа. Потом она напоминает мне анус. Продолжительный крупный план заставляет меня чувствовать себя так, будто я занимаюсь чем-то извращенным. Мне хочется встать и запеть. Я представляю, как заседание суда внезапно превращается в музыкальный фарс, — самоспасательная пародия, которую я озаглавила бы «Вокруг раны».

И снова заскок на убийстве

Зимой 2004/2005 года все местные газеты в Мидлтауне, Коннектикут, только и писали, что о готовящейся казни осужденного серийного убийцы Майкла Росса. Приговор должны были привести в исполнение в городке неподалеку; смертных казней в Новой Англии не было с 1960 года.

Почерк Росса был во многом похож на почерк мичиганского убийцы. Первое убийство он совершил в 1981 году на территории Корнелльского университета, в течение следующих трех лет его жертвами стали еще семь девочек и молодых женщин; Джон Коллинз был студентом университета Восточного Мичигана, и многие из девушек, чьи убийства ему приписывают, учились или в одном с ним университете, или в Мичиганском университете в Энн-Арборе. В отличие от Коллинза, который до сих пор настаивает на своей невиновности, Росс признал вину. И, в отличие от Коллинза, Росса судили в штате, где разрешена смертная казнь, и в 1987 году приговорили к смертельной инъекции.

В последующие восемнадцать лет Росс пытался обжаловать приговор и подавал из камеры смертников многочисленные ходатайства: о замене высшей меры наказания на кастрацию, о повторном рассмотрении дела в суде. Но когда день его казни, намеченной на январь 2005 года, был уже близок, он отказался от всех своих ходатайств. Представая перед судом, он и его адвокат раз за разом настаивали на вменяемости Росса, на том, что он осознавал, что делает. Как и его предшественник Гэри Гилмор, Росс боролся за свою смерть. Я не хочу себе надгробия, не хочу напоминания о себе… Я хочу быть забытым, вот и всё, — заявляет он в интервью, опубликованном на сайте, который он исправно пополнял из тюрьмы.

На том же сайте Росс описывает свое психическое состояние, которое в клинической практике квалифицируется как «сексуальный садизм», так:

НАВЕРНОЕ, ПРОЩЕ ВСЕГО ОБЪЯСНИТЬ ЭТО НА ПРИМЕРЕ НАВЯЗЧИВОЙ МЕЛОДИИ: У ВСЕХ ИНОГДА ЗАСТРЕВАЕТ В ГОЛОВЕ КАКОЙ-НИБУДЬ МОТИВ, ПЕСНЯ, УСЛЫШАННАЯ ПО РАДИО, ИЛИ ЧТО-ТО В ЭТОМ РОДЕ. КРУТИТСЯ СНОВА И СНОВА… ВОТ И У МЕНЯ ТАК, КАК НИ СТАРАЙСЯ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ЭТОЙ МЕЛОДИИ, ОНА ТУТ КАК ТУТ. ТАКОЕ МОЖЕТ И С УМА СВЕСТИ. ТОЛЬКО ВМЕСТО МЕЛОДИИ — МЫСЛИ ОБ ИЗНАСИЛОВАНИИ, УБИЙСТВЕ И УНИЖЕНИИ ЖЕНЩИН…

От этого сравнения меня бросило в дрожь. Оно превосходно описывало заскок на убийстве.

Выпуск газеты «Хартфорд курант» от воскресенья, 23 января 2005 года изобиловал материалами о Россе (казнь была назначена на следующую среду). Ее передовицу я увидела через треснутое, исписанное графитти стекло киоска на Мейн-стрит напротив «Данкин Донатса», служившего пристанищем для многочисленных городских бродяг. По соседству с «Данкин Донатсом» был местный кинотеатр, в котором тогда показывали фильм ужасов «Пила». На афише была отрезанная женская нога в пятнах крови и слоган Сколько крови вы готовы пролить, чтобы выжить?

Я разменяла деньги в кафе, расплатилась за газету горстью четвертаков и присела за стойку полистать ее.

Передовица содержала несколько крупных цветных фотографий четырех девочек и молодых женщин, под которыми располагался текст:

[ЖЕРТВЫ] БЫЛИ ПОХИЩЕНЫ МУЖЧИНОЙ, КОТОРЫЙ СНАЧАЛА ЗАВОДИЛ С НИМИ РАЗГОВОР, ПОТОМ ВЫНУЖДАЛ ИХ СЕСТЬ К НЕМУ В МАШИНУ ИЛИ УВОДИЛ В ЛЕС. ОН ПРИЗНАЛСЯ В ИЗНАСИЛОВАНИЯХ ИХ ВСЕХ, КРОМЕ ОДНОЙ. ИЗНАСИЛОВАВ, ОН ЗАСТАВЛЯЛ ИХ ПЕРЕКАТИТЬСЯ НА ЖИВОТ, САДИЛСЯ СВЕРХУ И НАСМЕРТЬ ДУШИЛ СЗАДИ.

Мне были хорошо знакомы такого рода статьи. Несколько лет тому назад я провела долгое душное лето в Нью-Йоркской публичной библиотеке, распечатывая с микрофильмов копии десятка подобных текстов — для «Джейн». Я проматывала катушку за катушкой «Детройт ньюс», стараясь не пропустить полоску фотографий погибших девушек. Меня обязательно заносило в рубрику объявлений о свадьбе, хотя свою ошибку я осознавала не сразу: Эти не умерли, просто вышли замуж.

Несмотря на то, что «Детройт ньюс» и «Хартфорд курант» разделяло тридцать лет, статьи в обоих изданиях были построены по одному принципу. И там, и там сентиментальная песня «у нее вся жизнь была впереди» перемежалась с квазипорнографическими описаниями насилия, которое претерпела каждая из девушек перед смертью. Разница была лишь в том, что лексикон статей из 60-х был поскромнее: «надругался», «однокурсница» и т. д. — и что их окружали статьи о войне во Вьетнаме, а не в Ираке.

Как измерить боль от утраты восьми молодых женщин? — задается вопросом «Курант». — Нам не дано узнать, как сложились бы их жизни: какую карьеру они бы построили, кого бы полюбили, какими были бы их дети.

Я знаю, эти вопросы должны меня волновать. Особенно как автора «Джейн», книги, работая над которой я из кожи вон вылезла, чтобы уделить больше внимания жизни Джейн, чем ее смерти. Но почему-то они напрочь отбивают желание читать дальше. Как измерить боль от утраты кого угодно? Обязательно ли что-то измерять, чтобы скорбеть? Стоит ли меньше слез жизнь того человека, чьи перспективы будущего — здесь понимаемые как ряд карьерных опций и способность к деторождению — не столь радужны? Кого бы полюбили — милая деталь. А что насчет тех, кого они уже любили? И что, если они никого не любили и никто не любил их?

Что более важно, я знаю, что эта метрика скорби, как и жестокие физические подробности изнасилований и убийств, совершенных Россом, призвана не только вышибить слезу у читателей и продать побольше газет. Она призвана привлечь под знамена сторонников смертной казни, которая десятилетиями существовала в Коннектикуте и по всей Новой Англии лишь