Спасатель. Серые волки - Андрей Воронин

– Э! – возмущенно воскликнул противник Андрея, недовольный исчезновением милого его сердцу шумового фона, и обернулся к музыкантам: – Что такое, слушай! Музыку давай!

– Эту музыку ты будешь слушать у себя в шашлычной, – послышался незнакомый Андрею мужской голос. Он звучал спокойно, даже лениво; человек говорил, не напрягая связок, но слышно его было превосходно. – Куда сейчас и направишься со всей возможной скоростью.

За этой короткой, но содержательной тирадой послышался маслянистый металлический щелчок. Обернувшись на звук, Андрей слегка оторопел: давешний байкер с лисьим хвостом на куртке, о котором он, грешным делом, напрочь позабыл, стоял около столика с недопитым бокалом пива посередке и целился в его визави из громадного, сверкающего полированной нержавеющей сталью револьвера. Револьвер действительно имел чудовищные габариты: его хозяин был весьма крупный мужчина, но даже в его руке эта штуковина выглядела громоздкой, а черная дыра дула напоминала устье железнодорожного тоннеля.

– Если кто не в курсе, это «смит-вессон», модель двадцать девять, – сообщил оторопевшей публике байкер. – Самый мощный из существующих револьверов, калибр – сорок четыре сотых дюйма. В оружейных лавках его часто рекламируют как вспомогательное оружие при охоте на крупного зверя, потому что эта цацка может остановить бешеного носорога. Есть желающие поиграть в сафари? Нет? Тогда все свободны. Благодарю за внимание. Да, и не забудьте расплатиться. Официант, принесите гостям столицы счет, да поскорее – они торопятся.

«Час от часу не легче, – подумал Андрей, глядя, как одетый в матово-черную кожу здоровяк, позвякивая многочисленными пряжками, направляется к их с Мартой столику. – Мало мне было джигитов, так теперь еще и псих с револьвером…»

Упомянутых джигитов уже и след простыл – они ретировались, торопливо сунув официанту солидную стопку разноцветных бумажек. Судя по блудливой ухмылке официанта, о недостаче в данном случае говорить не приходилось.

Байкер убрал с глаз долой свою карманную гаубицу, едва заметно кивнул музыкантам и протянул Андрею освободившуюся руку. Четыре смычка коснулись струн, воздух едва ощутимо завибрировал, наполняясь волшебными звуками.

– Дмитрий Кошевой, – представился байкер и, повернувшись к Марте, сверкнул короткой располагающей улыбкой. – Надеюсь, я не слишком сильно вас напугал?

– Нисколько, – с ответной улыбкой заверила Марта. – Впечатлили – это да. Такое увидишь не каждый день даже в Москве.

– И напрасно, – объявил Кошевой. – Потому что вот такое, – он указал подбородком в сторону закрывшейся за кавказцами двери, – нынче наблюдается с удручающей регулярностью. Особенно в Москве.

– Спасибо, – с чувством сказал Андрей. – Терпеть не могу драться, особенно при нулевых шансах.

– Пустяки, – снова улыбнулся Кошевой. – А шансов действительно не было. Двое из них профессиональные участники боев без правил. Тот, что к вам подходил, в прошлом году претендовал на звание чемпиона мира, но проиграл своему же земляку. Остальные – просто бандиты, но вам-то от этого не легче, если только вы не Рембо.

– Я не Рембо, – вздохнул Андрей, – я – журналист.

– Так мы же почти коллеги! – воскликнул Кошевой. – Вы не поверите, но я в свое время окончил филфак.

– Поверить действительно нелегко, – признался Андрей. – Может, вы еще и работаете по специальности?

– Люблю хорошего русского языка, – непонятно пробормотал Кошевой и рассмеялся. – Увы, нет. Видите, какой я крупный? Такие габариты требуют хорошей кормежки, а с русской словесности не разжиреешь. Я владею стрелковым клубом… ну и так, по мелочам. Вот вам моя визитка. Тут все – телефоны, адрес… Заходите как-нибудь, постреляем. Оружие на любой вкус, уютная комната отдыха, неплохой бар…

– Звучит заманчиво, – сказал Андрей. – В юности я занимался стрельбой…

– Правда? – обрадовался Кошевой. – Так это просто замечательно!

– «В. Телль и сыновья», – прочел тисненное золотом на матово-черном прямоугольнике визитки название клуба Андрей.

– Какие сыновья? – удивилась Марта. – Насколько я помню, у Вильгельма Телля был только один сын.

– Откуда вы знаете? – возразил Кошевой. – В легенде упоминается один, это верно. Но легенда – просто художественное произведение. В ней ничего не говорится ни о фрау Телль, ни о каких-либо других родственниках этого браконьера. И о том, сколько на самом деле у него было сыновей, в ней тоже не говорится. Как и о том, как долго и на ком он тренировался, прежде чем сумел попасть не в голову, а в яблоко.

Андрей, не удержавшись, довольно громко фыркнул. Несмотря на экстравагантную манеру одеваться и весьма сомнительную с точки зрения российского уголовного законодательства привычку таскать под мышкой самый мощный из существующих на планете револьверов, этот человек начинал ему нравиться, и симпатия крепла с каждой секундой. Марта всплеснула руками.

– Ну и шутки у вас! – воскликнула она. – Кстати, я придумала, как вас отблагодарить. Я практикующий адвокат, так что, если возникнут проблемы в связи с этим инцидентом, я постараюсь их уладить.

– Проблемы? – переспросил Кошевой таким тоном, словно впервые слышал это слово и даже не догадывался, что оно означает. – С чего бы вдруг? Ствол зарегистрирован по всем правилам, разрешение в полном порядке и даже не просрочено…

– Да, но размахивать оружием в общественном месте… Я понимаю, кавказцы вряд ли станут связываться с полицией. Но…

Марта красноречиво повела глазами в сторону занавеса из деревянных бус, за которым минуту назад скрылся официант.

Кошевой улыбнулся.

– Нет, с этим проблем не будет, – сказал он. – Потому что…

– Потому что это ваш ресторан, – сказал осененный неожиданной, но не сказать чтобы очень уж блестящей догадкой Андрей. – Это, как я понимаю, и называется «так, по мелочам».

– Среди всего прочего, – спокойно кивнул Кошевой и, обернувшись к музыкантам, слегка повысив голос, сказал: – Кстати, имейте в виду: еще раз услышу здесь лезгинку – отправитесь в концертное турне по подземным переходам!

6

– Недурно, – глядя на мишень в установленный на штативе мощный монокуляр, произнес Кошевой. – Восемьдесят четыре из девяноста – это очень недурно. Для первого раза, да еще из незнакомого оружия, просто отлично.

Андрей выщелкнул из рукоятки дымящегося парабеллума пустую обойму и дисциплинированно оттянул затвор, проверяя, нет ли в стволе патрона. В длинном бетонном подвале стрелкового тира знакомо и волнующе пахло пороховым дымом, под ногами позвякивали стреляные гильзы.

Вообще-то, без этого развлечения, как и без любого другого, вполне можно было обойтись, тем более что Андрей не разделял позаимствованной у пионеров американского Дикого Запада философии Кошевого, согласно которой равными людей сделала не Декларация о правах человека, а шестизарядный револьвер конструкции Сэмюеля Кольта. Но пишущему человеку, независимо от того, что именно он пишет – стихи, картины, статьи в блоге или рекламные слоганы, – необходимы новые впечатления. Это было единственное действенное лекарство от творческого ступора, которое знал Андрей, и он прибегал к нему, как только появлялась такая возможность.

Кроме того, как уже было сказано, Кошевой ему нравился.

– У тебя талант, – сообщил Кошевой. – Говорю тебе как специалист. Это дело необходимо обмыть.

Он достал из внутреннего кармана своей неизменной мотоциклетной кожанки никелированную флягу, выполненную в виде топливной канистры, открыл выдвижной ящик стола и с отчетливым стуком выставил оттуда две металлические стопки.

– Лица в нетрезвом виде в тир не допускаются, – укоризненно процитировал Андрей. – Написано прямо на двери, не веришь – проверь.

– А какой смысл быть хозяином, если не можешь нарушить правила, которые сам же и установил? – возразил Кошевой. – Кроме того, вошли-то мы сюда трезвыми! Нигде ведь не написано, что такими же надо и выходить… Кстати, это идея, – оживившись, добавил он. – Надо будет дописать: «И из тира не выпускаются». Вплоть до полного отрезвления. Так ты пить-то будешь?

– А что у тебя там?

– Два травоядных в одном флаконе: конь и як, – сообщил Кошевой.

– Это дело, – сказал Андрей. – Коньяк – напиток снайперов.

– Кто тебе сказал? – удивился Кошевой.

– Да прибилась как-то к нашей компании одна деваха, – пустился в воспоминания Липский. – Уж и не помню, каким ветром ее к нам занесло, да и неважно это, в самом-то деле. В общем, девица как девица – симпатичная такая, общительная, лет, наверное, двадцати семи или, может, восьми. Студентка. Или аспирантка, я так до конца и не понял. Вроде по физкультурному профилю.