Мой палач. Реквием (СИ) - Ромеро Екатерина

— Ася где?! Ты ее видела? Скажи мне, где она?!

— Не знаю я…она на улицу хотела выйти к вам, точно была здесь на первом этаже, а потом…не видела ее больше.

Сцепляю зубы. Как же я хочу, чтобы кукла не видела Булата. Не видела всех этих тварей, которые тогда на казни были. Она, как лист осиновый тогда тряслась перед ними, и вот снова. Снова они блядь, приперлись все.

— Нет, не идите туда, там такое пламя!

Маргарита хватается за мой пиджак, но я отрываю от себя ее руки. Поднимаюсь на второй этаж. Здесь уже все в огне. В спальне пусто, в коридоре куклы тоже нет. Открываю дверь кабинета, прикрывая рот пиджаком. Все горит, пылает просто. Мебель, шторы, даже стол горит уже. Дыма просто дохуя. Не видно ни черта почти что.

Как кабинет мог загореться сам? Не смешите.

— Ася...Не бойся, выходи сюда! Где ты, твою мать?!

Ору в дым, но никто не отзывается. Совсем никто, и тут уже я начинаю не на шутку переживать. За нее. Я отвечаю за нее, я куклу блядь, все это время как камень драгоценный хранил, и куда она делась? Если Булата видела, то наверняка сидит, где-то прячется, но ее нет нигде в доме. Совсем.

Блядь, где же ты? На полу сквозь густой горячий дым замечаю, как под ногами что-то блестит. Наклоняюсь, и вижу диск. Тот самый. С записью моей семьи, который в столе лежал, а сейчас валяется, растрощенный в щепки.

Понимание приходит быстро, осколками разрезая грудь.

Усмехаюсь чувствуя, как пламя разливается по телу, тараня прямо в сердце, сжимая его до боли.

Она. Кукла сделала это. Предала. Меня предала! Нет ее в доме больше потому, что Ася сбежала. От зверя своего дикого ноги унесла, даже не попрощавшись, хотя я бы и не отпустил. Ни за что и никогда уже. Знала она это, видно потому и сбежала.

Руки сжимаются в кулаки, мне больно. Я как с цветком с ней возился все это время, а она…сукой настоящей оказалась.

Вдыхаю горький дым, ощущая жар пламени, опускаюсь на колени, и собираю осколки диска руками. Мне похуй уже на этот пожар, на дом, и на себя тоже. Этот диск был в единственном экземпляре, это было последнее, что осталось от моей семьи, и Коршунова даже это забрала. Уничтожила.

Дышать становится труднее, весь кабинет уже пылает, но я не останавливаюсь, пока все осколки не собираю. В какой-то момент я просто падаю на пол. Воздуха нет, и это хорошо. Спина жжет, но я не поднимаюсь специально. Зачем, ведь внутри я и так уже горю.

До крови только осколки диска в руке сжимаю понимая, что ошибся. Ася никогда не любила меня, и свалила при первой же возможности.

— Тимур, нет!

Кто-то орет над ухом и трясет меня, тащит из кабинета. Дышать сложно. Блядь.

***

Просыпаюсь в больнице. Спина и грудь перемотана. Какого…

— Нет, не трогай! Не вставай.

Поднимаю голову. Виктор. Кто, как не он.

— Зачем? Зачем ты вытащил меня?! Кто блядь, тебя просил?

— А ты бы сгореть там предпочел?

— Да. Именно так.

Сжимаю зубы. Лучше бы я подох в своем кабинете, чем лежать теперь пластом.

— За какой-то диск подыхать? Совсем уже поехал?

— Это семья моя! Все, что осталось от нее! Она, блядь, последнее уничтожила!

— Тихо, не вставай! У тебя ожоги второй степени. Лежи, говорю!

Спина горит, но это хуйня по сравнению с тем, что в груди творится. Дьяволица в образе ангела. Предала…бросила, разорвала то хрупкое, что было между нами.

— Где Ася?

Спрашиваю, хотя и так знаю ответ.

— Сбежала. По камерам пробили, она через черный вход вышла. Охрана не трогала. Знает, что ты бы пальцем ее тронуть не дал, не стали рисковать.

— Пожар она устроила?

— Да. Вероятно для того, чтобы время выиграть и отвлечь тебя. Пока суматоха была, девчонка улизнула у всех под носом. Я тебя в кабинете нашел. Ты горел. Буквально. Огонь на одежду перекинулся. Прикрываю глаза. Кукла сбежала, будто я ее под замком, блядь держал. Будто пленницей была, хотя на самом деле она свободной ко мне вернулась, как моя женщина. Моя!

Слово бы сказала, нормально попросила, отпустил бы сразу на все четыре стороны, хотя нет, вру. Ни хуя бы не отпустил. Не понял бы, не дал.

Зачем Ась, ведь все же хорошо уже было…я думал так. Еще с утра ластилась ко мне, целовала, мурчала, как кошка.

Притворялась…пыль в глаза бросала, чтоб сбежать.

Сука.

— Что делать будем, Тимур? Мы найдем ее, где бы не была, я лучших парней подключу. Привезем обратно.

— Нет! — сжимаю кулаки, тяжело дышу, от чего бинт на груди аж трещит от напряжения. — Не смейте искать ее! Даже не пытайся мне ничего говорить о ней, понял?! Коршуновой нет для меня больше. Ушла и хорошо. Значит сама хотела.

Виктор удивленно глаза суживает, будто мне не верит, тогда как я сам уже не пойму, какого черта со мной творится.

Предательница, Коршунова истинная дочь своего отца, хотя я думал, она чистая, другая.

— Почему, Тимур? Ты не хочешь узнать, почему она сбежала?

Поднимаю взгляд на Виктора. Иного ответа у меня нет:

— Она меня предала. Если я найду Асю, я ее убью.

Глава 15

Три года, 2 месяца назад

— Ты точно решил? Подумай еще.

— Решил уже. Увидимся.

Пожимаю руку Виктору, который стоит мрачнее тучи. Мой охранник, друг и чертов психиатр.

— А если нет? Тимур, ты же уже был на войне. Тогда едва выжил. Зачем снова идешь? Смерти ищешь так сильно?

— За домом смотри. Не пускать никого.

Я сел тогда в самолет, и через семь часов оказался в аду, хотя на самом деле ад у меня был внутри, но я не мог думать об этом. Пусть лучше на войне, отдавая приказы, видя сотни смертей, но я не думал там о ней!

Эта девочка как яд поселилась в моем каменном сердце, и едва я пригрел ее, выпустила свои шипы прямо мне в глотку.

Она сама, сама ведь сбежала, а я уже однажды поклялся, что если сбежит, не буду Асю трогать. Не буду преследовать, не буду искать. Не смогу просто, ведь если снова увижу, голыми руками задавлю.

За то, что бросила, что обманула, предала так красиво, дав мне призрачную надежду на шанс. Чертов шанс которого у меня никогда, оказывается, не было!

Я вернулся с войны через год, и если честно, меня там знатно потрепало. Столько крови, как в этот раз я еще не видел, но мне уже было плевать. Вернувшись, у меня уже не болело внутри.

Там просто застыло все, заморозилось, и мне снова стало хорошо. Я стал прежним, без всех этих масок, и теперь наконец, я могу быть самим собой.

В монахах я вообще не сидел. Я думал, что эту суку быстро выкинул из головы, и порой был в этом уверен, вот только трахая очередную девку, насаживая ее на налитый возбуждением член, я закрывал глаза, и снова представлял ее!

Своего мотылька нежного, ласкового, лживого, и трахал тогда бедную девку до слез, пока она не кончила, и громко не взвыла от экстаза. Я сам тогда думал, что сдохну. От возбуждения, похоти, боли и тоски. По ней. Девочке с медовыми глазами, которая въелась мне под кожу дозой яда.

Я никогда не влюблялся, не любил никого кроме семьи, но ей я заболел. Хронически, болезненно, неизлечимо. И эта болезнь под названием “Ася” не проходила. Она прогрессировала с каждым днем, становясь чем-то страшным, темным, опасным даже для меня. И да, сколько бы девок я не ебал после нее, я мог кончить только тогда, когда Асю на их месте представлял. Я специально выбирал похожих на нее, но ни одна не была и близко такой, как моя девочка, такой же чистой и ласковой предательницей, такой охренительной и идеальной тварью для меня. Ни одна не была моей. Как Ася.

***

Как я не старался отвлечь себя делами, моя болезнь начала прогрессировать, поэтому уже через полтора года я сорвался. Захотел увидеть ее. Снова. Как ненормальный, чертов психопат, я начал искать Коршунову. Тайно от всех, даже от Виктора.