Воин и меч - Иван Геннадьевич Фаворов

Реальность последних двух дней была похожа на сон, всё происходящее словно находилось за окнами медленно едущего поезда. Анатоль очень чётко чувствовал себя, спрятанным где-то в глубине тела, встревоженным, насторожённым. Дело было не в том, что он испугался последствий, или жалел о поступке. Нет, он просто был полон сомнений и это обстоятельство пугало его. Раньше, ему практически не приходилось сомневаться, он всегда знал, что делать дальше, как поступать. Жизнь Анатоля проходила словно вдоль натянутого троса, а сейчас, кажется, приближалась развилка.

Полковник встретил его дружелюбно, словно входя в положение, но немного покровительственно. Прямо не выражал соболезнования по поводу утраченных вещей, но в тоне его чувствовалось отеческое участие.

– Что же голубчик, приходили вчера, спрашивали о тебе. Говорят, формальность, просто подписать документ надо. Вот оставили тебе бумажку, когда подойти. Заставили меня расписаться, что мол точно тебе передам.

Анатоль взял небольшой документ, на котором было обозначено время и место, в которое ему предлагалось подойти в отделение полиции и дать показания по поводу произошедшего несчастья. Процедура действительно казалась формальной.

– Ну ничего, иди, голубчик. С Богом. – Добавил полковник, намекая на то, что приём окончен.

Анатоль аккуратно закрыл дверь кабинета и, следуя по коридору, вчитывался в короткий текст, выискивая подвох. Но не мог его найти и перечитывал уведомление вновь и вновь.

Поговорив с офицерами в столовой, перекурив и перекинувшись в картишки, Анатоль принял решение, всё же отправится по указанному адресу, потому как любое другое поведение было бы подозрительным и повлекло бы за собой необходимость коренного изменения жизни.

В полицейском отделение, несмотря на то, что день клонился к вечеру, кипела бурная деятельность, кажется, где-то накрыли шайку террористов, и теперь все были заняты неотложным делом: оформляли, подшивали, допрашивали.

Нужного человека пришлось подождать. Он вошёл деловито в комнату, коренастый с пышными усами гремя и звеня амуницией. В сопровождении рядовых полицейских. Посмотрел серьёзно на Анатоля, потом в бумагу, которую держал в руках, потом ещё более серьёзно и без обиняков сказал:

– Анатолий Павлович, вы задерживаетесь по подозрению в убийстве до выяснения обстоятельств. Извольте сдать оружие и проследовать за конвойным. Прямо сейчас времени заниматься вами нет, придётся подождать в изоляторе, а когда следователь освободится, мы с Вами продолжим.

Такой поворот событий выбил почву из-под ног Анатоля, и он холодными от волнения руками отстегнул перевязь, снял саблю, вынул табельное оружие и проследовал за конвоиром в кутузку. Когда решётчатая дверь со скрипом затворилась за его спиной, и щёлкнул замок, Анатоль опустился на соломенный тюфяк и огляделся. Камера была чистая, свежевыбеленная. Видимо, офицеров не сажали вместе с ворьём и террористами.

«Кажется, это конец». – Промелькнуло в голове и словно в ответ застучало в висках. Анатоль откинулся на стену, она оказалась холодной и неприятной, лёг. Время тянулось медленно, стемнело, сон не шёл. Мысли в голове роились, толкались, путались. «Не буду ничего говорить без адвоката». – Решил Анатоль окончательно. Но невыносимо было сидеть взаперти. Сам факт ограничения в передвижение против своей воли уже приводил Анатоля в бешенство. Невыносимо было осознавать собственную беспомощность, невозможность поступать по-своему, словно поскользнувшись упал на скользкий склон и катишься вниз по ледяному жёлобу, набирая скорость и без возможности свернуть. А главное – в конце этой горки тебя ничего хорошего не ждёт. Несмотря на невыносимую тягучесть, время всё-таки шло кое-как, и Анатоль заснул беспокойным, прозрачным сном, сквозь который, ему казалось, он продолжает лежать и думать.

Чёрненький, тем временем, довольный расхаживал взад и вперёд по коридору. В камеру к Анатолю он не полез, тот же страх несвободы, одолевавший Анатоля, был и ему противен. Довольно улыбаясь, он поглаживал пузо и что-то бормотал себе под нос. Становилось ясно, что ничего интересного, обещающего вкусный ужин в ближайшее время не предвидится, но вопреки обыкновению чёрненький не заскучал и не заснул в уголке, мирно кивая носом, а наоборот находился в приподнятом настроение. Остановившись, он ещё раз оглядел камеры с заключёнными, прикинул что-то в голове и исчез.

Меч спокойно отдыхал в своём мире. Блуждая по собранным воспоминаниям переправленных им в мир иной людей. Он наслаждался погружением в чужие жизни, купался в каждой из них как в разных бассейнах, и частенько в момент погружения забывал, кто он есть. У него была отменная коллекция, аккуратно рассортированная по воинам, которым он служил. Чем благородней был его хозяин, тем приятней были воспоминания. Наш меч на протяжении своего долгого существования служил практически только прямым и справедливым людям, и то что совершали, они почти не противоречило его собственной натуре, поэтому в своём царстве меч прибывал в гармонии, и счастливом умиротворении, погружаясь в подвиги прежних хозяев.

Рядом с ним из облака зелёного тумана возник чёрненький. Раздосадованный меч спросил:

– Что это ты? Раньше я тебя тут не видел и был рад этому, надо сказать.

– Ну всё бывает впервые. Дело появилось.

– Какое такое дело?

– Знаешь, – начал уходить от ответа чёрненький, – мне всегда было интересно как это у вас, мечей, всё устроено. Ты, что просто погружаешься в чужие жизни и чувствуешь себя человеком?

– Погружаюсь, но всё обстоит не совсем так, как ты предполагаешь. Вначале я переживаю совершённый подвиг, потом восхищаюсь его целесообразностью, а дальше, проходя жизненный путь упокоенного, воздаю хвалу моему прежнему господину. Если вкратце, то как-то так. Работу механики моего мира я не знаю, ведь я просто в нём живу, а не создаю его. Но раз уж зашёл такой разговор, удовлетвори и ты моё любопытство. Как у вас всё устроено, почему зелёный туман?

– Ну это очень просто, на него можно наложить любую картинку. Кто что хочет тот-то и представляет.

– То есть души, попавшие к вам, представляют всё что хотят?

– Ну они представляют, конечно, не всё что угодно, а вполне конкретные вещи, и эти вещи, примерно, укладываются в рамки десяти заповедей. А там уже кому, что больше нравится с любыми вариациями. Фантазия только у них ограниченна, перед дистанцией в вечность она бессильна, половина из них лет через десять о самоубийстве начинает мечтать, причём в таких изощрённых формах я сам удивляюсь иногда.

– А зелёный туман, извини, это результат вашего пищеварения? – Скривился меч, но, пользуясь удобным случаем, решил прояснить для себя некоторые «чёрные пятна», связанные с устройством отдельных областей мироздания.

– Ну да, да, пердёж можно сказать, если простым языком. Вот наемся всех этих страстей и лечу домой атмосферу пополнять. У каждого своя работа.

– И ты хочешь сказать, души добровольно к вам идут, кто же соглашается провести вечность в таком смраде?

– Толпами валят,