Желтый саквояж - Николай Дмитриев

Первопричина всей этой суматохи, постовой милиционер из новонабранных Зяма Кац, вызванный на разбор к начальнику, почему-то задерживался, скорее всего, его просто не могли найти, отчего товарищ Шлихтер, нервничая, то и дело начинал нетерпеливо постукивать по столу пальцами.

Наконец входная дверь скрипнула, и в кабинет как-то бочком вошёл Зяма. Вид у него был самый что ни на есть обескураженный и, судя по всему, ничего хорошего от вызова к начальнику он не ждал. Вероятно, и милиционеры, зря бегавшие по Старому Городу, тоже высказались в его адрес, что конечно же Зяме радости не прибавило.

— Так… — Шлихтер строго посмотрел на мнущегося у порога Зяму. — Рассказывай, как ты сегодня отличился…

Милиционер потоптался на месте и начал:

— Остап этот, ну тот, что стрелять потом начал, подошёл ко мне, помоги, говорит, брата у меня арестовали. Я ему: «Пошли в отделение», — а он вырвался и бежать, а уж потом… — Зяма махнул рукой и потупился.

Всё это в общих чертах начальник горотдела, конечно, знал, и сейчас говорилось оно специально для энкавэдиста. Поняв это, тот немедленно вмешался в разговор и строго спросил:

— Значит, этот Остап, который обратился к тебе, тебя хорошо знает… Откуда?

— Так то… — замялся Зяма. — Как я в кнайпе работал… Он рядом квартиру снимал… Когда в гимназии учился…

— Ага, гимназист, значит… — энкавэдист неопределённо хмыкнул. — А фамилия его как?

— Фамилия?.. Его?.. С-час… — Зяма на секунду задумался. — А, вспомнил, Иванчук.

— Иванчук, значит, — заключил энкавэдист и строго посмотрел на Зяму. — А брата его Дмитра тоже знаешь?

— Откуда? — помотал головой Зяма. — Иванчуки же в Подгайчиках живут. Это только Остап в городе был…

— Ясно… Можете идти, — отпустил Зяму энкавэдист и обратился к начальнику горотдела: — Я, собственно, почему здесь. Мы вас запрашивали, там в оставшихся бумагах польского постерунка на Иванчуков ничего нет?

— Ах ты ж!.. — Шлихтер хлопнул себя по лбу. — С этой пальбой совсем забыл. Целое дело нашли…

Начальник полез в стол и, вытащив тоненькую картонную папку, передал её энкавэдисту. Тот немедленно раскрыл её, посмотрел и разочарованно протянул:

— Так тут же по-польски…

— А я читал уже, — оживился Шлихтер. — Там на Остапа Иванчука ничего нет, это на Дмитра, того, что вы запрашивали…

— Ну-ну, они ж, как я понял, братья, — встрепенулся энкавэдист. — Доложите в общих чертах…

— Состоял ваш Дмитро в КПЗУ, подтверждается. Только, как там сказано, — Шлихтер насмешливо хмыкнул. — После специальной обработки выбыл.

— Это что ж за обработка у них? — понимающе ухмыльнулся энкавэдист.

— Да такая, — рассмеялся Шлихтер. — Взяли полицианты кийки в руки и начали того Дмитра охаживать.

— Понятно… — энкавэдист задумался. — А как считаешь, товарищ Шлихтер, после такой серьёзной спецобработки мог тот Дмитро Иванчук стукачом стать?

— Вполне, — начальник отдела сразу посерьёзнел.

— Вот и я так думаю. Что-то подозрительно всё это… Слушай, — энкавэдист вместе со стулом придвинулся к Шлихтеру. — У тебя в этих Подгайчиках свой человечек найдётся? Чтоб, значит, всё выяснить, а?

— Само собой, — с готовностью отозвался Шлихтер и облегчённо вздохнул, поняв, что особого нагоняя за переполох со стрельбой в городе не будет…

Остап, затаившись, так и просидел в комнате Ривы до самых сумерек. Он слышал, как погоня, возвратившись в кнайпу, ещё долго шарила по разным закуткам, но в конце концов, так и не отыскав беглеца, убралась ни с чем. Больше всех был раздосадован Зяма, и сейчас, сидя на койке рядом с Остапом, Рива весело рассказывала, как всё происходило. Выслушав её до конца, Остап немного помолчал и, чтобы избежать лишних расспросов, тихо сказал:

— А ты красивая…

— Я знаю… — Девушка нарочно перекинула через плечо роскошные волосы и, намеренно распушив их, долгим взглядом посмотрела на парня. — А ты, разве нет?

— Ты так считаешь?.. — покачал головой Остап и неожиданно для самого себя догадался: — Так вот в чём дело… Тот Зяма, кажется, жениться на тебе хочет… То-то он на меня кинулся…

— Кидаться он может, куда угодно, а решать — всё равно я, — с каким-то особым выражением произнесла девушка.

— Так ты что, выходит, за него замуж не хочешь? — хмыкнул Остап.

— Да на что он мне сдался? Тоже мне красавец мокрогубый! И что из того, что еврей? — Рива тряхнула головой и широко раскрытыми глазами посмотрела на Остапа. — А мне, может, ты больше нравишься!

— Нет, Рива… — криво усмехнулся Остап. — Как у нас говорят, «нема пенёнзив, нема кохання»…[75] Пусть только совсем стемнеет, пойду я…

— Никуда ты не пойдёшь. Нельзя тебе сейчас идти, — всерьёз забеспокоилась Рива.

— Как это нельзя? — удивился Остап.

— Ищут тебя везде. И не милиция. Зяма сказал — НКВД…

— НКВД? — растерялся Остап. — А как же быть?

— А тут быть, — Рива подошла к двери и решительно повернула бывший в замке ключ.

— Как это тут?.. Что, вместе?.. И где? — никак не ожидавший ничего подобного Остап недоумённо глянул на девушку.

— А вот и посмотри на меня. Сам же сказал, что я красивая… — Неожиданно чуть приспустив с плеча платье, Рива подошла к Остапу. — Ну, как, нравлюсь?

— То правда… — Немного засмущавшись, Остап встал и отвёл глаза в сторону. — Но нельзя нам…

— Можно, милый. Можно… — Рива прильнула к Остапу. — Ты что, не понял? Не нужен мне тот Зяма или ещё кто. И пусть там ищут тебя. Мне всё равно, потому как сейчас ты мой… Мой…

Девушка всё сильнее прижималась к Остапу, и он сначала отстранился, а потом, потеряв голову, стал исступлённо целовать её шею и оголившиеся плечи…

Давно уже наступила глухая ночь, в комнате повисла серебристая полутьма, а сон так и не брал их. Смотрел в потолок Остап, закинув одну руку за голову, а второй крепко обнимая девушку. Тихонько лежала рядом с ним Рива и, выложив свои пышные волосы ему на грудь, нежно ласкала лицо юноши. А вокруг царила тишина, и время для них остановилось…

— Якось-то воно так дивно… — негромко сказал Остап. — Вроде кажется никого, кроме нас, нет… Только ты и я… А ты така жинка, така…

— Горячая? — подняла голову Рива.

— Нет, сладкая, — прижал её к себе Остап.

— А ты для меня найкращий. — Внезапно Рива сама поцеловала Остапа и страстно прошептала ему в самое ухо: — Любый, а ты бы мог жениться на мне?

— Взять замуж?.. — Остап начал задумчиво перебирать девичьи волосы. — Тебе как, сказать правду?

— Только правду… — вздохнула Рива.