Джунгли Блефуску. Том 2. Джонни Кишки Наружу - Алексей Козлов

+ Страбон и Ольвия вдруг столкнувшись нос к носу и ударившись лбами в каком-то комическом удивлении смотрят друг на друга. Они пытаются обуздать безумную толпу. Призывы к мужеству и спокойствию. Чиновник смеётся. Матросы в спешке обрубают канаты. Пепел. Дышать всё труднее. Общая картинка размазанная и грязная, кадр трясётся. Статуи рушатся. Лава на площади. Она плавно обволакивает тела, уже покрытые пеплом. Рёв животных сгущается в финальный звук «Одного дня в Жизни».

+ На секунду морок рассеивается. Пустая площадь, заваленная телами. Одинокий преторианец. Каменное лицо мальчика. Пепел на каске. Ему мерещится, что из жерла Везувия вырывается не отненный столб, а красный дракон. Всё гаснет. Солдат гибнет. Его последние слова «Никто не знает, когда… Мама…»

+ Страбон и Ольвия плывут в кромешной темноте, уцепившись за корабельную доску. Это нос корабля – Афродита. Огненный берез в меркнущей дали. Они не верят в спасение.

+ Их поднимают на борт галеры «SATIR»

+ Вид Рима. Голос за кадром вкрадчиво и настойчиво рассказывает жизнь Страбона до этого дня.

Старик встаёт и хмурится. Надо побыстрее уходить.

+ «Всё прошло! Всё прошло! Олвия часто вспоминала наше спасение. Я один дожил до таких времён! Но почему нет радости в моём сердце?».

Лицо, изрезанное морщинами. Лицо становится бронзовым, и преврашается в статую в музее. Издали камере кажется, что Бронзовый страбон смотрит на бронзовую Ольвию.

Мощные звуки. Левиафан. Музыка. Голоса.

+ Весёлая солдатская песенка с припевом «Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо!»

Титры

Всё!

Минуту мы помалкивали, как смиренные мышки, а потом Ральф по праву сильнейшего выразил своё восхищение!

– Вот так поп-растрига! Настоящий расстрига! Так воспеть язычников способен только поп!

Я с ним был совершенно согласен. Сам бы взялся снимать такой фильм. Голливуд – в жопу! Слава расстригам-гробокопателям! Но я тоже стал демагогом.

– Такой активный выброс в искусстве не может быть результатом счастливой жизни. Счастливым людям не нужно творить! – говорю.

Глава 10

Китайцы в Синае

Да, я всё время забываю, что нужно быть во всём последовательным! А тут происходили такие важные вещи, про которые мне следовыало расскывать в первую очередь!

В первый же день мы наткнулись на похороны. И не абы кого, а соли земли и света мира. Вдали по дороге двигалась погребальная процессия. Наверно какого-то бедняка хоронили! Плохо, когда ты так беден, что на похороны родственника надо кредит брать! Ужасно как плохо!

«Царь —Сифилитик и Чмо!» – было написано на цветущем гумне.

Маг Кримавекль.

«Провожу сеанс общественного успокоения методом музыки! Ваша голова необыкновенно пуста. Только приятные инстинкты тревожат её! Для полной релаксации вам поможет средство „Отпалдол“, сделанное на основе выжимок из читинских домашних тараканов и индийской ковровой лавровишни!»

– Чесотка на все твои дома! Фуфло и Капулетти! Все на мызу!

– Что там за похороны? – повернул голову на гадкие звуки мужик в старом свитере.

– Хоронят весь муравиннат новоиеруссалимского подворья! У них был съезд и…

– У зообнистов не может быть съезд! Это наверно был слёт!

– И?

– И? Террорист взорвал бомбу?

– И-ииии! Нет! Взорвался Танах и писаная торба!

– Как Танах мог взорваться?

– В нем было столько пыли, что он не мог не взорваться!

– И это богоизбранная нация! Представляешь, сколько было бы трупов, если бы они не были богоизбранны?

– Воз и маленькая тележка!

– Но и так неплохо!

– Да! Хорошо пользовать весь мир себе на благо! Только смерть вам не поддалась!

– Эх, разбилась мечта!

– Как ты думаешь, о чём мечают зообнисты?

– О деньгах!

– Тогда они не такие уж и плохие, как я думал!

Та гора слева, на которую вы тоже обратили внимание из-за того, что большая часть деревьев на ней всегда сухая, зовётся горой Синай. Уж не знаю, кто тут отличился на ниве названий, по мне бы лучше назвать её Бабочка или Мотылёк, да эти козлы всё уже обозвали так, как у них получилось!

Гора Синай, это для справки, названа так была в честь китайцев, которые первыми на ней поселились в начале седьмого-восьмого века до нашей эры. И название происходит от двух слов: «Син» – что значит китаец, и «ай» – знак удивления и восхищения, вырвавшийся из горла прозелита. Иногда знак полного удовлетворения во время полового акта. Тогда на этой горе никаких Мосек в помине не шустрило, и всё было довольно спокойно. Китайцам было не до проповедей, они всё время шустрили – порох выдумывали, бумажные деньги там, водопровод всякий тачали, и пушки и ракеты выдували. Разумеется, у нас в округе тоже был свой Синай, я уже рассказывал про горку с плешью на вершине, это он самый и есть!

Вон ту соседнюю гору я по примеру китайцев тоже так назвал. Пусть думаю, тут хоть что-то красиво будет называться!

В общем, спустился я с горы не солоно хлебавши, ничего там съедобного не было.

Я побрёл вдоль крутого клона, но далеко не ушёл, а нактнулся на источник, который оказался вонючим, как клоака бога Ануса и вернулся вниз.

Сколько их на небе, этих звёзд? Часто и с какими мыслями смотрим мы на них? И вообще что такое жизнь?

Звёзды кружились в хороводе и тихо пели мне, как маленькому мальчику, прекрасную колыбельную. Мне было так хорошо, как давно не было, честное слово!

В ночной тьме, внезапно объявшей горы, неистово орали цикады. Выли шакалы и перешёптывались люди.

Редкая ночь начиналась здесь тихо. Когда, повинуясь велениям всегда полной луны, являлись жёны и начинали петь свои жалобные песни, диким лаем взрывались собаки во дворах, начинали метаться злые бульдоги в будках, и всё живое как по команде подключалось к общей истерике, пока к полуночи не смолкали хрипатые псы, и луна клонила злобные головы аборигенов к подушке. Потом, пробуждённые общим беспокойством, разбегались соседские свиньи, потом выскакивали хозяева, обзывая свиней национальными словами, именами и осыпая ударами палок и сапог, – дикий свиной визг довершал начало ночи, даруя усталому путнику ощущение, что он очутился в аду.

В эти мгновения совсем не слышны голоса сверчков, о которых можно сказать восхищённо: «Несть им числа». Итак, вскоре лай потихоньку стихает, жалобное пение гиен, то удалясь от деревни, то приближаясь так, словно ночные падальщики совсем рядом, становится навязчивым, и уходит вверх по горной реке Турайе. Тихо становится под утро в Сонной лощине, свиньи и их хозяева ничем не заявляют о себе, в общем, наступает мирная тишина, в которой достаточно свободно засыпать до первых петухов.

А вот и они, глашатаи зари и знаменосцы нового дня!

Но заснуть мне не дали, потому что та плотная девица, та, с чёрной чёлкой, которая сверлила меня на пляже своими странными зенками, выследила моё уютное гнёздышко и свесив голову с бетонных блоков, теперь приветствовала меня.

«Ворона видит х…, ворону х… пленил!»

Шутки у неё были те ещё! Ну как может шутить женщина, знаете? Мне ещё её болтовню надо быдо слушать! Я и родине ничего не должен, а ей я что, на Пиплии присягал? Я её решил быстро оприходовать и сказал просто:

– Гретхен! Хватит болтать попусту! Ко мне! Комон!

Я так люблю изображать из себя жлоба, мёдом не корми!

Ей ничего не надо было объяснять, она всё и без слов понимала, высокое созданье! Прекрасный перл мира! Фемина обыкновенная!

Она полезла через бетонные блоки.

Неразумные женщины! Как они напоминают мне пингвинов!

– Вы так похожи на Ив Монтана! – сказал она, видя в сказанном компримент.

– Да, в детстве, когда все тут ходили в юфтевых шаливарах или вообще без штанов, у меня были джинсы «Монтана»!

– Вы счастливый человек!

Через минуту девица, оказавшаяся вольной туристкой из санатория лётчиков, подвинула меня на моём ложе. Ну, конечно, хоть она с лётчиками и браталась подобру-поздорову, но сухопёрые бздуны- лётчики мне в подмётки не годились, вы уже поняли, это я учил её теперь летать по-настоящему. На реактивной тяге! Космические баллоны содрогались от мощи моего корабля, устремлённого вверх и к цели! Это счастье для бабы – встретить на своём пути настоящего асса! Асса на «Штуке» с крестами на крыльях! Она оценила мой «Мессер», весь в отметинах боевых побед! Жаль наколок у меня не было, я этого не люблю! К утру все фигуры высшего пилотажа были ей усвоены, и девка летала у меня как вольтижировщица из цирка Дю Солей!

Глава 11

Ганя и другие

Её звали Ганей. Когда я впервые увидел её, то подумал:

«Обычная девушка! Отними зеркальце – упанет в обморок!»

Она была очень умна и даже знала разницу между опоссумом и енотом!

В детстве она была существом любопытным, если не сказать жостче. Она была так наивна, как не бывают наивны даже дети. Однажды мама взяла её в зоопарк, где был тритон черепашка, и девочка, которая так и не дошли до тритона и черепашки, так забодала болтовнёй старого королевского попугая, что тот сошёл с ума и сдох.