Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

были установлены две видеокамеры слежения – в стену напротив унитаза был вмонтирован глазок для охранников! Это помимо обычного глазка на входной двери! То есть от наружного наблюдения здесь вообще нигде нельзя было укрыться! И это нужно было принять как данность, как часть этого мира, часть этих правил и просто не обращать на это внимание…

Спустя какое-то время дверь в камеру открылась, и Вася затащил раскладушку. Металлическую, с деревянными перемычками, как у пляжных шезлонгов. Несколько деревяшек почти отвалилось и болталось на честном слове. Фаина достала откуда-то кусок веревки, прикрутила деревяшки на место, так что на раскладушке вполне можно было спать. Я улыбнулась Фаине с благодарностью.

Но возник вопрос – куда же эту раскладушку можно поставить? Места же совсем не было! Единственный подходящий по площади свободный кусок пола остался у входа, у самой двери. Один конец раскладушки упирался в дверь, а другой – в железные нары, где на нижнем ярусе спала Тамара, а наверху – тихая спокойная женщина по имени Света Ясенева. Лечь на раскладушку можно было только головой к двери. Так как над остальной частью сего ложа объемными снопами нависали куртки, пуховики и прочие вещи, висящие на настенных крючках. А вся обувь при этом оказывалась под раскладушкой.

Я застелила постель, и почти сразу же погас верхний свет. Включился яркий ночник над дверью. 22:00 – отбой…

Мои новые соседки стали переодеваться в пижамы, футболки и другую одежду для сна, по очереди чистили зубы и умывались. Мне переодеваться было не во что, и я решила спать в свитере и леггинсах. Снять с себя эти вещи я не решилась – все еще мерзла.

Я почистила зубы, легла на раскладушку, укрылась одеялом. Закрыла глаза. А в камере продолжалось движение. Женщины сновали от раковины и туалета – к своим спальным местам и обратно, время от времени натыкаясь на мою раскладушку. Топот ног раздавался прямо у моей головы, деревянные половицы нещадно скрипели… Через дверь я слышала, как лязгают замки от камер в коридоре, как звенят ключи, как пищат рации дежуров. Эта какофония не давала ни малейшего шанса заснуть. Но я так устала, и мне так хотелось хоть ненадолго уйти из этой жуткой реальности – хотя бы в сон… Я лежала с закрытыми глазами и представляла, что я – вдруг внезапно, по волшебству – исчезаю из этой камеры. Просто испаряюсь! И раскладушка остается пустой… Эта детская фантазия подействовала на меня как лучшее успокоительное, как снотворное. И я вдруг заснула… И потом, каждый раз, ложась спать и закрывая глаза, я стала рисовать себе одну и ту же картинку: как я бесследно исчезаю из этого места. Это стало моей бессловесной мантрой, мгновенно меня усыпляющей. И я делала так на протяжении всего времени, пока находилась в этой 120-й камере, около семи с половиной месяцев…

Проснулась я от резкого замочного лязга, который едва не оглушил меня. Я по неопытности поставила раскладушку вплотную к двери – и железная дверь срезонировала в металлический остов раскладушки и главное – в мою черепную коробку. Славный получился будильник! Но была еще ночь. Дверь открыли, и на пороге появилась пятая обитательница камеры: маленькая Фатимка Геджаева. Я села на раскладушке, жмурясь от света, а Фатимка замерла на пороге, не понимая, что это за препятствие перегораживает вход, и как ей теперь попасть в камеру? Серега крикнул:

– Давай-давай, заходи, чего встала!

– Перепрыгивай! – подала голос Тамара.

Фатимка изловчилась и наискосок перескочила через изголовье раскладушки. Обитательницы камеры повскакивали со своих мест, окружили Фатимку и начали расспрашивать. И она, пока раздевалась, а потом пила чай, рассказывала… У нее оказывается в этот день было первое судебное заседание. Они с адвокатом подали ходатайство о рассмотрении дела в военном суде, и суд ходатайство удовлетворил.

– Так это же очень здорово! – воскликнула Тамара. – Военный суд гораздо мягче!

– Да, адвокат так же сказал! – Фатимка звонко рассмеялась.

Все принялись ее поздравлять – ну типа все, скоро все закончится, скоро будешь дома!.. А я лежала на раскладушке в полном молчании, не участвуя в общем разговоре. Слыша, разумеется, каждое слово этих женщин. Но при этом и они, и я делали вид, что нас разделяет звуконепроницаемая стена. Такой вот вынужденный трюк, которому выучивались все тюремные обитатели. Мысленно звукоизолировать себя от остальных, вообразить, что тебя никто не слышит. И никто не видит. Да, научиться не видеть и не слышать остальных – пусть они в пяти сантиметрах от тебя. И надо сказать, многие выучивались этому настолько успешно, что реально начинали плохо слышать. Я замечала потом, как люди совершенно искренне выказывали ухудшившийся слух: «А? Что говоришь? Что сказал? Не слышу!»

Начинаю жизнь на спецблоке

Утром в шесть часов зажегся свет, раздался стук в дверь, и дежур прокричал: «Подъем!» Я начала, было вставать, но Тамара сказала: «Можешь еще спать, но только убери одеяло. После подъема спать под одеялом запрещено…»

Я увидела, как все остальные стащили с себя казенные одеяла, накрылись куртками, халатами и легли спать дальше. Я сделала то же самое, накрывшись пуховиком. «Что за странное правило? Где логика?» – крутилось в моей голове, и я снова потихоньку задремала.

Это правило, «убирать одеяло после подъема», надолго стало для меня рутинным раздражителем, впрочем, как и для всех остальных. Если человек не убирал в шесть утра одеяло, дежур начинал ругаться и мог даже ворваться в камеру и содрать одеяло со спящего. И, конечно же, зафиксировать это нарушение на бумаге. А все нарушения в деле заключенного имели некие последствия. Как минимум человек шел дальше уже под грифом «нарушитель». И никто не разбирался, что он сделал: спал ли под одеялом или напал на другого заключенного с заточкой…

То, насколько это было серьезным нарушением, я убедилась спустя какое-то время, когда однажды Фатимке предъявили распечатанные фотографии, сделанные камерами наблюдения. С таймкодами. На которых было зафиксировано, как она спит под одеялом в неположенное время. Причем на одной из фоток был достаточно крупный план лица Фатимки, где были видны все ее веснушки и прыщики. Такое вот неустанное заботливое наблюдение… Фатимку заставили написать объяснительный документ на предмет того, с каким таким умыслом она совершила «данное нарушение». Почему спала после подъема под одеялом? Звучит маразматично, но пришлось писать…

И каждому приходилось приспосабливаться к правилу с одеялами в меру своей изобретательности. Кто-то предусмотрительно еще с вечера накрывался поверх одеяла куртками или халатами. Кто-то маскировал одеяло простыней. Кто-то вообще не пользовался одеялом. Я долгое время по утрам