Две половинки райского яблока - Инна Бачинская

– Возможно, футляр с… чем-то? – задал наводящий вопрос Хабермайер.

Фройляйн Цунк задумалась.

– Нет, – сказала она наконец. – Ничего такого я не видела.

– Вы не видели – или его не было? Свеча освещала весь стол?

– Нет, только середину.

– Значит, края стола оставались в темноте?

– Нет… – фройляйн Цунк запнулась. – Там не было темно… то есть, я хочу сказать, яркий свет проникал откуда-то извне… На столе больше ничего не было. Свеча горела… как бы для некоего ритуала…

– Интересно, – пробормотал Хабермайер. – Ритуал? Книга? Свет? Странно, странно… Что было потом?

– Потом вбежала молодая толстая растрепанная женщина, босая, в длинном до пят красном платье, похожая на служанку… Она что-то кричала и размахивала руками.

– А читающий человек?

– Он недовольно сказал что-то, кажется, предложил ей покинуть комнату, после чего женщина расстроилась, повернулась и опрокинула подолом платья вазу с цветами… Ваза разбилась, цветы рассыпались. Молодой человек закричал и рукой указал ей на дверь.

– Как он выглядел? – спросил Хабермайер.

– Ну, я же сказала… Красивый, рослый, с усами… Глаза красные, видимо, много читает… Все было неотчетливо… из-за свечи.

– А… период?

– Ну… я думаю, век восемнадцатый… или начало девятнадцатого, – сказала неуверенно фройляйн Цунк. – Судя по одежде мужчины и вбежавшей девушки…

– Вы думаете, это он?

– Похож, во всяком случае… Этот был в халате, а не в мундире… да еще и при свече… длинные волосы…

– Книга толстая? – спросил, помолчав, Хабермайер.

– Не очень. Страниц двести примерно.

– Старинная?

– Очень… на вид, в потертом кожаном переплете…

– На каком языке?

Девушка пожала плечами:

– Не рассмотрела…

Хабермайер задумался, скрестив на груди руки. Элса молча смотрела на хозяина. Потрескивала свеча в серебряном подсвечнике. За окном стояла густая темень. Внезапно в оконное стекло ударился некий маленький предмет, похоже, камешек, издав резкий неприятный скрежещущий звук. Хабермайер и фройляйн Цунк вздрогнули и уставились на окно. Тишина после странного звука, казалось, еще более сгустилась. Хабермайер подошел к окну, наклонился и, приставив ладони к голове, приник к стеклу. Видимо, он рассмотрел кого-то в темноте, потому что махнул рукой.

– Спасибо, – обратился он к девушке. – Вы хорошо поработали, Элса. Спокойной ночи. Я ненадолго уйду, не беспокойтесь и не ждите. Ложитесь. Я возьму с собой ключ.

Он повернулся и вышел из комнаты. Фройляйн Цунк смотрела ему вслед с непонятным выражением на лице – упреком, сожалением? Поднявшись с кресла, она задула свечу и подошла к окну. Теперь снаружи было немного светлее, чем в комнате. Девушка, как недавно Хабермайер, приникла к стеклу, вглядываясь в ночь. Купеческий дом окружал большой сад, заросший кустарником. Деревья – старые, давно одичавшие, полумертвые – уже мало походили на деревья, а скорее – на сказочные существа. Казалось, они напрягаются изо всех сил, пытаясь вытащить корни из-под земли и уйти. Видимо, господин Ломоносов оставил сад как есть, для колорита. А может, руки не дошли. Под одним из деревьев, особенно корявым, прямо напротив окна, неподвижно стоял высокий человек в темном плаще…

Откуда-то снизу долетел звук захлопнувшейся двери. Девушка, прекрасно ориентируясь в кромешной тьме, неслышно спустилась по лестнице и выглянула в окно, выходившее на улицу. И как раз вовремя, чтобы увидеть встречу Ханса-Ульриха Хабермайера и неизвестного, стоявшего давеча под деревом. Мужчины обменялись рукопожатием, постояли немного, словно обсуждая что-то, и неторопливо пошли вдоль улицы. Фройляйн Цунк провожала их взглядом до тех пор, пока они не скрылись за углом. После чего отправилась в свою спальню в левом крыле дома.

Похоже, темнота нисколько не мешала ей ориентироваться. Неслышно ступая, фройляйн Цунк добралась до двери и нажала на ручку. Дверь отворилась, и девушка проскользнула внутрь. Нашарила рукой выключатель, зажгла свет. Хрустальная люстра брызнула разноцветными огнями, и девушка зажмурилась. Повернула ключ в двери, запираясь на ночь – в этом старом доме ей было слегка не по себе, – и побрела в ванную, расстегивая на ходу блузку, похожую на мужскую рубаху. После сеанса она чувствовала себя выпотрошенной заживо и мечтала о горячей ванне…

…Фройляйн Элса Цунк стояла, обнаженная, перед большим зеркалом в ванной комнате. Рассматривала себя беспощадным взглядом человека, который все о себе понимает и не питает иллюзий. Высокая, крупная, некрасивая… Небольшие глаза очень светлого, холодного, какого-то ледяного оттенка, неплохой формы нос и рот, который мог бы быть поменьше. Прекрасные пепельно-русые волосы. Слишком серьезное лицо и бесстрастный взгляд – видимо, от недостатка воображения. Как уже упоминалось, фройляйн Цунк была простой немецкой девушкой, работящей, честной и надежной. Возможно, потому, что воспитывалась в доме пастора. Она получила неплохое образование и работала учительницей в младших классах сельской школы в том же селе, где выросла. Ее в возрасте двух недель подкинула на крыльцо пасторского дома некая легкомысленная мамаша, одна или в компании с не менее легкомысленным дружком. Бездетный пастор и его жена восприняли появление младенца на своем крыльце как промысел божий и, ни минуты не колеблясь, оставили его себе и назвали Элсой в честь покойной мамы пастора. Воспитывали девочку, возможно, чуть более строго, чем было необходимо, опасаясь, по-видимому, дурной наследственности. Девушка радовала приемных родителей в детстве, а когда выросла, то стала предметом гордости и утешением в их старости. Она старательно работала в школе, пела в церковном хоре и была волонтером на всяких церковных мероприятиях – например, ездила на велосипеде, навещая престарелых жителей деревни. Привозила им лекарства и продукты или помогала писать письма родственникам, а на Рождество пекла пироги для неимущих. Весь учебный год Элса старательно копила деньги, а летом много путешествовала по Европе, благо говорила вполне прилично на английском и французском, а также бродила в горах Тюрингии, старательно зарисовывая жуков и букашек и собирая травы для гербария. Все это она потом показывала своим ученикам, тем самым прививая им любовь к природе и родному краю. Люди часто видели крупную светловолосую девушку в солдатских ботинках, с рюкзаком за плечами где-нибудь в окрестностях города Зуля. Утром она шагала размеренно и неторопливо в горы, а на закате возвращалась, загорелая, с обветренным лицом, довольная, даже счастливая, с полным рюкзаком шишек, необычной формы сухих веток и коряг.

И жених был… славный парень, зоотехник на местной ферме. И поженились бы они, и нарожали детишек, никак не меньше троих, а то и больше, но судьбе было угодно, чтобы фройляйн Элса в один прекрасный (или не очень) день купила с рук билет на концерт мага и волшебника Ханса-Ульриха Хабермайера. Подвернулся какой-то тип в толпе около мюзик-холла – дело было в Берлине, протянул билет, говорит, купите, фройляйн, не пожалеете, уступлю десять процентов. Она и взяла. Обещание уступить десять процентов сыграло тут немалую роль, так как девушка знала цену деньгам.

Вот тут-то Элса и увидела Ханса-Ульриха, и сердце ее дрогнуло. Она пошла навстречу магу и волшебнику, словно на звук волшебной дудочки. Когда он пригласил на сцену желающих подвергнуться гипнозу, она двинулась на сцену, как на заклание, как на жертвенный алтарь, и стала послушно выполнять все приказания мага. Она села на табуретку, стоявшую в середине сцены, протянула вперед руки, закрыла глаза и погрузилась в сон. После чего стала отвечать на вопросы, задаваемые мысленно добровольцами из публики. Вопросы были вроде: а что у меня в кармане пиджака? В сумке? Сколько у меня детей? И так далее. Простые и незамысловатые вопросы. Элса отвечала, иногда ошибаясь, что вызывало смех, вполне добродушный, впрочем. Иногда попадая в точку.

Господин Хабермайер вел свои концерты-сеансы с изрядной долей юмора, был настолько обаятелен и красив, не напуская на себя пафоса и не выделываясь, что действо получалось просто развлекательным, без всякого налета чертовщины и колдовства. От него оставалось чувство светлой радости, а не тоски или даже страха, как иногда бывает на подобных сеансах.

Когда номер с Элсой закончился, господин Хабермайер шепнул ей: «Не уходите, подождите меня у входа в театр». Элса кивнула.

Маг появился минут через тридцать после окончания концерта, когда публика разошлась и на ступеньках театра осталась одна Элса. Он подошел к ней, немыслимо красивый, высокий, в белом костюме, с длинными платиновыми волосами, рассыпанными по плечам, похожий на древнего германца из оперы Вагнера, посмотрел серьезно и спросил: «Зачем вы притворялись?»

Элса Цунк вспыхнула и смутилась. Наверное, впервые в жизни она совершила нечестный поступок, и ее сразу же уличили. Она пожала плечами, не зная, что сказать.