Роза и тис - Агата Кристи

– Это Хью, мой деверь. Хью, это миссис Барт. Она любезно предложила нам свою помощь.

«Нам» относилось не к семье, а к консервативной партии вообще.

Я посмотрел на Терезу. Она и бровью не повела. Миссис Барт сразу окинула меня добрым, полным сочувствия взглядом. Если мне и случалось порой испытывать приступы жалости к самому себе, то данный момент был для этого более чем подходящим: против живого искреннего сочувствия в карих глазах миссис Барт я был совершенно беззащитен. К тому же Тереза вышла из комнаты, самым низким образом лишив меня поддержки.

Миссис Барт села около меня и приготовилась поболтать.

Оправившись от смущения и острого ощущения боли – будто прикоснулись к незаживающей ране, – я вынужден был признать, что миссис Барт славная женщина.

– Я понимаю, все мы должны действовать... Сделать все возможное для выборов, – между тем говорила она. – Конечно, я не так умна, чтобы вести беседы с людьми, но я уже говорила миссис Норрис, если найдется какая-нибудь канцелярская работа или понадобится разносить листовки, это я смогу сделать. Мистер Гэбриэл на собрании так чудесно говорил об участии женщин! Это заставило меня почувствовать, что до сих пор я была ужасно пассивна. Он замечательный оратор, не правда ли? О-о! Я забыла... Вы, наверное, не были...

Она в растерянности смотрела на меня. Огорчение от допущенной ею неловкости растрогало меня, и пришлось прийти к ней на помощь.

– Я слышал его самое первое выступление. Он, безусловно, производит впечатление.

Миссис Барт не уловила иронии в моем тоне.

– По-моему, он великолепен!

– Как раз это он... Гм!.. Мы и хотели бы, чтобы все так думали.

– Все и должны так думать! – энергично заявила Милли Барт. – Я хочу сказать... совсем другое дело, если такой человек будет избираться от Сент-Лу. Настоящий мужчина, который был в армии... воевал... Конечно, мистер Уилбрехэм – он человек порядочный... Только я всегда считала, что социалисты... Идеи у них все какие-то завиральные... А мистер Уилбрехэм... он всего-навсего школьный учитель или что-то в этом роде... Такой тощий, и голос у него неестественный... Не верится, что он способен повлиять на ход событий.

С интересом выслушав мнение электората, я в свою очередь заметил, что Джон Гэбриэл, несомненно, на это способен.

Миссис Барт вспыхнула от удовольствия.

– Я слышала, – с энтузиазмом сказала она, – что он один из самых храбрых людей в армии. Говорят, он мог бы получить и не один Крест Виктории.

Судя по всему, Гэбриэл явно преуспел в создании желательного имиджа, хотя, возможно, все объяснялось личным пристрастием со стороны миссис Барт. Она очень похорошела: щеки слегка порозовели, карие глаза сверкали.

– Он приходил к нам с миссис Бигэм Чартерно, – объяснила она, – в тот самый день, когда ее собаку переехала машина. Очень любезно с его стороны, не правда ли? Майор так переживал!

– Может, он любит собак, – предположил я.

Такое объяснение показалось миссис Барт слишком ординарным.

– Нет, – возразила она. – Я думаю, он очень добр...

Удивительно добр! И он говорил так естественно и так просто... Мне стало стыдно... Я хочу сказать, стыдно потому, что я так мало помогаю общему делу. Конечно, я всегда голосую за консерваторов, но ведь этого недостаточно, не правда ли?

– Это как посмотреть, – ответил я.

– В общем, я почувствовала, что должна что-то делать. Я подошла к капитану Карслейку и спросила, чем я могу помочь. Видите ли, у меня уйма свободного времени. Мистер Барт так занят... Целый день его нет дома.

Приходит только в часы приема больных. А детей у меня нет.

Карие глаза погрустнели. Мне стало очень жалко миссис Барт. Она принадлежала к тому типу женщин, которым просто необходимо иметь детей. Из нее вышла бы прекрасная мать.

Нереализованное материнское начало во взгляде миссис Барт, когда ее мысли с Джона Гэбриэла переключились на меня.

– Вас ранили в Аламейне, не так ли? – спросила она.

– Нет, – в бешенстве ответил я, – на Хэрроу-роуд.

– О! – Она растерялась. – Но майор Гэбриэл говорил мне...

– Он скажет! Вы не должны верить ни единому его слову!

Миссис Барт недоверчиво улыбнулась, видимо восприняв мои слова как непонятную ей шутку.

– Вы хорошо выглядите, – ободряюще сказала она.

– Дорогая миссис Барт, я не выгляжу и не чувствую себя хорошо!

– Мне очень жаль, капитан Норрис, – с теплотой произнесла миссис Барт.

Я уже было покусился на убийство, когда дверь открылась и вошли Карслейк и Гэбриэл.

Гэбриэл играл свою роль очень хорошо. При виде миссис Барт лицо его засияло, и он направился прямо к ней.

– Привет, миссис Барт! Очень любезно с вашей стороны! Право же, очень любезно!

Миссис Барт выглядела смущенной и счастливой.

– О майор Гэбриэл, я, конечно, не думаю, что смогу принести большую пользу, но мне хотелось бы помочь и хоть что-нибудь сделать.

– Вы и поможете! Мы вас заставим поработать!

Он все еще продолжал держать ее руку, и его некрасивое лицо расплылось в улыбке. Я почувствовал обаяние и притягательную силу этого человека, и если даже я это ощутил, то каково рядом с ним женщине? Она засмеялась и покраснела.

– Я постараюсь. Очень важно, не правда ли, чтобы мы продемонстрировали, что страна лояльна к мистеру Черчиллю?

Я мог бы объяснить миссис Барт, что значительно важнее продемонстрировать лояльность по отношению к Джону Гэбриэлу, избрав его большинством голосов.

– Вот это верно! – сердечно воскликнул Гэбриэл, – Именно женщины представляют настоящую силу в нынешних выборах. Если бы они только использовали эту силу!

– О, я знаю! – печально сказала миссис Барт. – Мы не проявляем достаточного интереса.

– Ну что ж! – сказал Гэбриэл. – В конце концов один кандидат, вероятно, не лучше другого. Не велика разница!

– О, что вы говорите, майор Гэбриэл?! – Миссис Барт была шокирована. Разница огромная!

– Разумеется, миссис Барт! – поддержал ее Карслейк. – Уверяю вас, майор Гэбриэл задаст им встряску в Вестминстере!

Мне хотелось сказать: «Да неужто?!» – но я сдержался.

Карслейк увел миссис Барт, чтобы дать ей то ли какие-то листовки для распространения, то ли что-то для печатания.

– Славная малышка! – сказал Гэбриэл, едва двери за ними закрылись.

– Вы ее совсем приручили.

Гэбриэл нахмурился.

– Полно вам, Норрис. Миссис Барт мне симпатична. И мне ее жаль. Если хотите знать мое мнение, ей не очень-то легко живется.

– Возможно. Она не кажется счастливой.

– Барт – грубая скотина. И много пьет. По-моему, он бывает жесток. Вчера я заметил у нее на руке несколько синяков. Держу пари, он ее поколачивает. Подобные штуки приводят меня в ярость.

Горячность Гэбриэла меня несколько удивила. Заметив это, он резко кивнул.

– Да-да! Я не притворяюсь. Жестокость всегда выводит меня из равновесия... Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько приходится вынести иным женщинам?..

Да потом еще и молчать об этом!

– Я полагаю, их защищает закон.

– Ничего подобного, Норрис! Лишь в самом крайнем случае. А так систематическое запугивание, пренебрежение, издевательства, а порой и побои, если муженек хватит лишку. Что может сделать женщина? Только терпеть! Терпеть и молча страдать. Такие, как Милли Барт, не имеют собственных денег. Куда им деваться, если они даже и уйдут от мужа? Родственники не любят раздувать семейные дрязги. Женщины, подобные Милли Барт, совершенно одиноки. Никто и пальцем не шевельнет, чтобы помочь.

– Да, правда, – согласился я и с изумлением посмотрел на него. – Вы принимаете это близко к сердцу.

– Уж не думаете ли вы, что я не способен на искреннее сочувствие? Мне миссис Барт нравится. И мне ее жалко. Хотелось бы ей помочь... но, пожалуй, тут ничем не поможешь.

Я пожал плечами. Вернее было бы сказать, что я попытался пожать плечами, за что поплатился приступом сильной боли во всем моем искалеченном теле. Но вместе с физической болью пришла и более острая и коварная – боль воспоминаний. Я снова сидел в поезде, следовавшем из Корнуолла в Лондон, и видел, как в тарелку с супом капают слезы.

Все начинается совсем не так, как сам себе представляешь. Уступив жалости, становишься уязвимым перед ударами жизни, и оказываешься... где? В моем случае – в инвалидной каталке, когда будущего нет, а прошлое над тобой насмеялось.

– А как поживает «славная штучка» из «Герба Сент-Лу»? – спросил я.

Гэбриэлу такой переход, должно быть, показался неожиданным.

Он усмехнулся.

– Все в порядке, старина! Я крайне осторожен. Пока я в Сент-Лу ничего, кроме дела! – Гэбриэл вздохнул. – Хотя жаль, конечно! Она как раз в моем вкусе... Но что поделаешь? Чем-то надо жертвовать. Не могу же я подводить партию тори!

Я спросил, действительно ли тори так щепетильны на этот счет. Гэбриэл ответил, что в Сент-Лу очень силен элемент пуританства[6]. Рыбаки, по его словам, склонны к религиозности.