Медведь по завещанию - Екатерина Полянская

как мама.

– Здравствуй, – кивнула она мне.

Я тоже кивнула и пробормотала приветствие.

Потом мы обменялись реверансами.

Отец выглядел довольным, пока Айла не заговорила:

– Поверить не могу, что она останется! Мама убита горем и отказывается выходить из комнаты.

– Твоя мать привлекает к себе внимание. Впрочем, как всегда, – не проникся страданиями жены Уолкотт Корвуд. – Никто не виноват, что у Бьянки дар сильнее, чем у всех отпрысков, которых родила мне она, вместе взятых.

– Но ты же не дашь ей свою фамилию?

Девятилетней мне подумалось, что Айла ведет себя, как будто ее подослали все выпытать. Мне тоже иногда приходилось так себя вести, когда маме нужно было получить от отца что-то, в чем он мог отказать ей, но не мне.

– Оформление документов займет какое-то время, но потом девочка тоже станет Корвуд. Сомневаюсь насчет вас, но она этого точно достойна, – отмахнулся наш отец. – Отведи сестру в комнату и проследи, чтобы она хорошо устроилась.

– А это не может сделать прислуга? – вскинулась сестра, которая была не очень-то мне рада.

– Бьянка – моя дочь и должна чувствовать себя своей в семье, – отрезал отец.

– Я никогда не полюблю ее! – со слезами в голосе закричала Айла. – Мы все не полюбим!

– У вас нет выбора. Она останется. – И отец скрылся где-то в доме.

Айла всхлипнула и рвано выдохнула. Потом потянула меня за руку.

– Идем.

…Картинка сменилась.

Семья сидела за столом, накрытым к ужину. Отец, четверо его старших детей, пустующий стул их матери и я. Опять надо было держать спину, нельзя было перепутать приборы, и я страшно скучала по своей маме.

Но плакать запрещалось.

Глава семьи старался, чтобы разговор за столом не затихал, и его дети натянуто отвечали, пока беседа не переросла в спор. Один из сыновей не желал поступать куда велено, просто не верил в свои силы, на что отец пообещал добавить к четырем работающим с будущим студентом репетиторам пятого. Парень взорвался.

А я… испугалась.

Магия с пальцев сорвалась сама собой, и напиток, поданный к ужину, разлетелся брызгами по всей столовой. Мало того, каждая капля расцветала на глазах, обретала объем, и вскоре вся столовая оказалась заполнена черными розами с приторным, каким-то удушливым запахом.

– Ой… – пролепетала я и прикрыла рот ладошкой.

Отец реагировал спокойно, продолжая обращаться к старшему из сыновей:

– Посмотри, даже твоя девятилетняя сестра может показать что-то стоящее. Ты должен проявлять больше усердия.

– Да она просто выпендривается!

– Грахем, встань, извинись перед Бьянкой и поднимайся к себе. Ты будешь есть один, пока не научишься манерам.

Парень вскочил, отшвырнул стул и выбежал вон.

…Новая вспышка. И совсем другая картинка.

Темнота подвала.

Липкий страх.

Боль от преданного доверия. Дрожащее пламя свечей и слабо светящиеся в темноте знаки.

А потом физическая боль. Такая сильная, что показалось, будто мое девятилетнее тело разорвали пополам.

Вырвали сердце.

Что-то под сердцем.

Не может быть…

Пробуждение далось тяжело.

Я вздрогнула. Проснулась, но еще долго не могла выбраться из вязкой пучины сна.

Время все тянулось и тянулось.

Влажное платье прилипло к телу. Я чувствовала себя совершенно больной.

Подышав немного, пришла к выводу, что внутри в самом деле болело. Что-то, о чем я даже не догадывалась до недавних пор. Как старая ссадина. Или подзажившая рана, которая вновь открылась.

Самым реальным ощущением была жажда, так что я села и потянулась туда, где видела флягу с водой.

Влила в себя несколько больших глотков, перевела дыхание и заново прислушалась к ощущениям.

Изменения никуда не делись, не стряхнулись вместе со сном.

Пустота, о которой говорила Иззи. Теперь я ее чувствовала. И она пугала больше подвала, больше жутких царапин на двери.

Нет! Это не может быть правдой. Не должно…

Закрыв лицо руками, я закричала изо всех сил.

По крайней мере получилось убедиться, что я проснулась. Это не продолжение дурацкого сна. Но реальность не торопилась становиться прежней. Тянущее чувство никуда не делось, как и противное ощущение пустоты внутри. Неважно зажившей раны. И еще чего-то липкого, будто я прорвала изнутри кокон, в котором жила долгое время, и теперь хотелось встать под горячую воду и смыть с себя его остатки.

Болело горло, и, пожалуй, только этому я находила разумное объяснение.

Сон ведь не может оказаться не сном, а воспоминанием? Я потерла гудящие виски и отпила еще воды. А если не может, тогда почему я именно так все чувствую?

Нужно следить за дыханием.

Успокоиться.

Подвал из детства смутно напоминал этот, где я заперта сейчас. Наверное, сходство ситуаций и спровоцировало воспоминания. Или обманчивые видения.

Пф-ф…

Громыхнули засовы.

Выбраться из заточения было естественным желанием, но прямо сейчас я пожалела, что мне не дали еще немного времени.

Подумать. Собраться с мыслями.

Впрочем, жалела я, уже стоя на ногах.

Покачнулась, но удержала равновесие. И, когда Алавен открыл дверь, бросилась к выходу мимо него.

Эффект внезапности, надо сказать, сработал, и поймали меня уже на середине лестницы, ведущей вверх. Твердая рука обхватила талию. Я инстинктивно лягнулась. Мой мучитель пошатнулся и чудом не утянул меня вниз с лестницы следом за собой.

Устоял.

За это я была ему даже немного благодарна.

– Бьянка, выслушай меня!

– Пусти! – Следующие попытки извиваться и толкаться неожиданностью уже не были, Алавен без труда справлялся со мной. – Убери руки!

– Нам надо поговорить.

Он запыхался. А еще был таким же потным, как я.

И ощущался как-то по-другому. Не как вчера.

– Ты запер меня в подвале! – обвинительно шипела я… в основном потому, что крики причиняли боль.

– Отвратительная идея была. Я все объясню.

– Катись куда подальше!

Шумный вздох где-то над ухом. Нас обоих била дрожь.

– Слушай, мы все равно связаны, – попытался притвориться разумным муж. – Давай поговорим.

– Заперев меня, ты потерял мое доверие и право что-либо объяснять.

Предательство больно ранило. Недавнее, и то, которое случилось в мои девять и о котором я ничего толком не помнила. Вот только чувства оказались сильнее памяти.

– А как же наследство? – попробовал подловить меня этот негодяй.

– Мне оно больше не нужно. Я ухожу.

Рука на моей талии будто закаменела.

– Позволь напомнить, у нас сделка…

– Сделка отменяется. Я больше не чувствую себя в безопасности рядом с тобой. Да пусти же меня наконец!

Добраться до тех, кто поступил жестоко со мной в прошлый раз, я не могла, поэтому злилась на Алавена и за них тоже. Я же ему доверяла! Даже представляла украдкой, как бы оно было, если бы мы правда были мужем и женой – без сделки и маячащего впереди наследства. Но теперь конец всему.

– Ты не в себе, – пробормотал Алавен мне в ухо, и в его голосе отчетливо звучали нотки вины.

– По твоей милости!

– Я пытался тебя защитить.

– Я тебе не верю!

Короткая пауза была заполнена возней: я опять рванулась, он притянул меня ближе. Надо уточнять, кто оказался сильнее?

– Да выслушай ты меня! – зарычал муж, теряя остатки терпения. – Идея запереть тебя была паршивой, зато ты цела. Если бы я отправил тебя ночевать в другое место, пришлось бы рассказать о причинах, а этого делать я не хотел.

– А сейчас ты собираешься мне рассказать? – прошипела недоверчиво.

– Да. Хотя бы послушай.

– Потом я смогу уйти?

– Нет.

Следующую мою попытку вырваться и убежать Алавен предусмотрел – и пол с потолком поменялись местами. Этот предатель взвалил меня на плечо, будто я была тряпичной куклой.

– Пусти! Не смей меня запирать! – От подступившей истерики потемнело в глазах.

– Даже не думал.

Обнаружила, что он несет меня вверх по лестнице. Не в подвал.

Еще немного, и наконец мы вышли на свет. Пока я моргала и терла глаза, маг поставил меня на ноги.

Пожалуй, мне нужна небольшая передышка. Вытереть набежавшие слезы, поморщиться от боли в горле, отдышаться.

Все, я готова продолжить скандал.

Вот только Алавен, терпеливо ждавший, когда я приду в себя, выбрал именно этот момент, чтобы притянуть меня ближе и поцеловать.

Это было… как рывок. Мои губы дрожали от прикосновения его рта. И его взгляд впивался в меня. Но все закончилось раньше, чем до меня дошло, что происходит.

И вот мы уже стоим на некотором расстоянии друг от друга, и у меня в голове ни одной мысли.

Рука взметнулась… Мгновением позже я наблюдала, как на бледной щеке расплывается красное пятно.

Ступор проходить не собирался. Его смог спугнуть только вопрос супруга, заданный до противного невозмутимым тоном:

– Успокоилась? Теперь готова меня слушать?

– Между прочим, это был мой первый поцелуй, – пробормотала, зачем-то потрогав свои губы.

Украденный момент злил даже больше того, что меня заперли в подвале.

– Если первый получился неудачным, мы потом