Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 2 - Макар Троичанин

- Не сильно?

- Ничего, - с натугой ответил неудачливый прыгун, отряхивая одежду и собирая вещи. – Кажется, немного подвернул ногу – ступать больно.

В любом случае требовалась передышка: и чтобы зализать раны, и чтобы решить, что делать дальше, и чтобы договориться о синхронных показаниях в случае выхода на них следователей. Поддерживая Александра за талию, Владимир направился с ним к недалёкой берёзово-еловой роще, забежавшей на небольшую неровную возвышенность. Только они устроились под старой берёзой со срезанной вершиной на траве, усеянной светящимися красными ягодами костяники, как послышались чьи-то шуршащие шаги, ветки орешника, прятавшие парней, раздвинулись, и появилась девчонка, которую так неосмотрительно пожелал пощупать любвеобильный бандит в тельняшке.

- Во! – воскликнул Сашка. – Ты чего? Зачем соскочила-то? Не грохнулась?

- Нет, - запыхавшись, ответил нежданно возникший третий член их обособившегося от мешочной братии коллектива. – Я в парашютном кружке занимаюсь – прыгать умею. – Умеряя учащённое дыхание, пояснила: - Я сразу за вами пошла, да место для прыжка выбирала долго. Увидела, куда вы скрылись, вот и нашла.

- Ну, и зачем?- допытывался Александр, досадуя не на то, что нашла, а на то, что девчонка оказалась ловчее его. – Ехала бы как все, куда тебе надо. Бандитов-то, наверное, уже связали.

- Ничего подобного, - уверенно возразила пришелица. – Все сразу же поубёгли в другие вагоны. – Не могла же она признаться, что её просто неодолимо потянуло за героическими парнями, вдруг встретившимися в жизни, а не вычитанными из книжек.

- Всё-то ты умеешь, всё-то ты знаешь, - заворчал, помягчев, отходчивый Александр. – Как зовут-то?

- Анной.

- Нюрка, значит, - ковырнул он всё же напоследок перед тем, как смириться с навязчивой девицей. – Что дальше думаешь делать?

Владимир молчал. Ему девчушка не мешала. Даже – наоборот. Теперь он может уйти один, а их оставит. Анна поможет Александру. А та, не открыв, что думает делать дальше, предложила, смягчая раздражение героев:

- Хотите драников со шкварками? Есть морс черничный.

- Так вот почему к тебе полез мордатый бандит, - подначил Александр, окончательно сдаваясь. – Ладно, выкладывай, а то ещё кто-нибудь отнимет.

- Тому ничего не досталось, не вышло, - похвасталась Анна, незаслуженно причисляя тем самым и себя к малочисленному сонму героев. – Угощайтесь.

Она постелила на траву платок, выложила на него сине-коричневые с бурыми вкрапушками картофельные оладьи и поставила бутылку с чёрной жидкостью.

Когда поели и запили по очереди из горлышка, Владимир на неоспоримых правах старшего сказал, как приказал:

- Договоримся на всякий случай: вы убежали в соседний вагон, а я спрыгнул с поезда. – Объяснил очень убедительно: - Мне иначе нельзя: я в запоминающейся форме. – И ещё обидно уточнил: - Друг друга не знали и не знаем.

- И знать не хотим, - завершил недосказанное Александр, глядя перед собой в траву.

- Вот именно, - жёстко подтвердил его догадку Владимир. – Я ухожу один, вы – как хотите, но в другую сторону.

- Ты как хочешь, Нюрка? – спросил с натянутой улыбкой Александр у насупившейся девушки, не ожидавшей, что, не начавшаяся как следует, желанная дружба распадётся так быстро.

- Я – с тобой, - сказала она, обидевшись на явное и грубое обособление Владимира.

- Лады, - согласился тот и, повернувшись к Владимиру, необидчиво посоветовал: - Тебе лучше всего вскочить на ближайший товарняк. Идут они тоже медленно, сумеешь. – Поразмыслив, добавил: - Правда, на площадке последнего вагона может оказаться охранник с винтовкой, если груз важный или эшелон воинский. Но ты кричи ему, что заплатишь, что домой надо - не только пустит, но и устроит на ближайшей остановке в каком-нибудь вагоне не хуже, чем в пассажирском на полке. – Повернулся к Анне: - А мы с тобой, подруга по парашютному спорту, прошвырнёмся по ближним сёлам и выселкам, может, что ещё и осталось для нас. Пойдёшь поводырём у инвалида?

- Пойду, дяденька, - согласилась та с радостью, чувствуя в Александре парня своего круга, тогда как Владимир с его неприкрытой и ничем не объяснимой, не заслуженной ими отчуждённостью вызывал ответную антипатию. Для неё из двух героев остался один.

- Собственно, вы можете уже и уходить. Я дождусь поезда здесь, - ещё выше надстроил стену отчуждения Владимир.

Дружелюбный Александр, не смирившийся ещё с распадающейся дружбой, не согласился:

- Нет, так не годится. Где это видано, чтобы провожающие уходили раньше отъезжающих? Подождём вместе, убедимся, что ты поехал, тогда и пойдём. Не возражаешь?

- Как хотите, - сухо согласился Владимир, становясь всё больше неприятным самому себе. Он, наверное, вёл бы себя не так агрессивно и непримиримо, если бы они с Александром были вдвоём. Нахальная девица, нарушившая их только-только нарождающуюся мужскую привязанность, ему сразу не понравилась. Он вообще не любил людей настырных и навязчивых, тем более женщин, и хорошо чувствовал, что антипатия у них с Анной взаимная, не понимая, что в каждом заговорила ревность к Сашке, и мира не предвиделось. Странно, но категорическое заявление того о том, что он враг любому немцу по гроб жизни, не разрушило симпатии к нему. А девушка ничего такого не говорила, а всё же неприятна.

- Ты учишься? – спросил ни о чём не ведающий плод раздора у Анны, начав примирительный разговор.

- В девятом, - кратко ответила та.

- Ого, уже совсем взрослая.

- Мне 17 лет, - не скрыла своей зрелости Анна.

- Не только взрослая, но и отважная, - пытался перекинуть хиленький мостик из грубой лести к ней Владимир, чтобы как-то развеять прохладу между троими хотя бы на время, пока обстоятельства вынуждают их быть вместе. Анна недоверчиво зыркнула на него исподлобья и, непримиримо отвернув голову, слегка порозовела. Ей, конечно, была приятна похвала боевого офицера и взрослого мужчины, но она всё равно не хотела доверяться ему. Лучше бы им с Сашей уйти сразу.

А Владимир, тоже засмущавшись непоследовательности, объяснил свою лестную характеристику школьнице:

- Не побоялась дать отпор бандиту, постоять за себя. – Конечно, никакого серьёзного отпора не было. Насколько он помнит, слышен был только писк. – Другие-то, взрослые, помалкивали, безропотно сдались, даже словом не заступились.

- Напрасно ты так, сплеча, - заступился за мешочников Александр. – Видел же, кто там был: почти все молью траченные.

- Мужики – были, - не сдавался обличитель.

Анна фыркнула.

- А ты чего фыркаешь? – незлобиво попенял ей народный защитник. – Это ж твои родители, тётки и дядья, родственники, твой народ. Понять надо, а уж потом и судить.

Не ожидавшие поворота к серьёзному разговору, все трое примолкли.

- Под дулом пистолета не больно-то заступишься, - продолжал свою адвокатуру Александр.

- Ты хочешь сказать, что защита женщины, тем более, почти девочки, не есть дело чести мужчины? – настаивал прокурор на приговоре.

- А ты хочешь сказать, что думал о чести, а не о своих деньгах, которые очень не хотелось отдавать? – едко сковырнул его с пьедестала хитрый защитник. – Что ж ты, удирая, забыл тогда пострадавшую женщину, которая почти девочка?

Он был прав. Но не совсем. Всё же не деньги и, конечно, не Анна заставили Владимира дать отпор бандитам.

- Больше всего не терплю наглости, особенно – неприкрытой, силовой, - признался он в истинной причине своей неуступчивости вагонным потрошителям.

- Гордец, - отметил Александр. – Тебе всегда будет трудно жить, ты – не из нашего племени.

- Так и ты повёл себя не так, как все.

- Это не моя заслуга, - примирительно улыбнулся аномальный представитель обиженного народа. – Если бы не ты, я, как и все, лишился бы своих денег молча, - и добавил, - но если бы он полез к Нюрке всерьёз, не стерпел бы.

Анна счастливо рассмеялась грудным, не девчачьим, смехом и заблестевшими глазами уставилась на несостоявшегося защитника, может быть, жалея, что бандит не успел взяться за неё по-настоящему.

- Народ не выбирают, - продолжал прирождённый философ. – Правда, некоторые и до этого доходят.

Внимательно слушавшая Анна опустила голову, стала бесцельно копаться в мешке, пряча глаза. От Александра не укрылось смущение будущей парашютистки.

- А ну, сознавайся, - обратился он к ней, - ты кто есть по паспорту?

- Русская, - чуть слышно ответила та себе в грудь.

- А отец? – допытывался до истины национальный инквизитор.

- Белорус, - ещё тише ответила девушка, пылая обеими щеками.

- А мать?

Анна ничего не ответила, а Владимир мимолётно подумал, что если девушка уже сделала свой выбор, то ему это ещё предстоит, хотя и не хочется даже думать, что он может быть не немцем.

- Когда мы появились на свет, народ уже был, он – наш, а мы – его, не отбрыкаешься, - уличив отщепенку, снова продолжал Александр. – Как ни крути и ни перелицовывайся – уши торчат. Это нам кажется, каждому, что мы не такие, как все вокруг, а лучше, умнее, а со стороны хорошо видно – такие же, ничем не отличишь. Ну, какая ты русская? – попенял он Анне. – За версту видно, что бульбятница.