Дневник добровольца - Дмитрий Артис

Льёт дождь. Миномётный обстрел сменили грозовые раскаты. Вспышки молнии пробиваются сквозь щели. Порвёт нашу плотину, поплывём.

Сава и Давинчи с утра спорили, кто из них больше командир, притом, что никто из них командиром быть не хочет. Мне проще, я в железной маске простого солдата. Никогда не любил любого проявления власти. Власть обременяет. В ней отсутствие свободы. А я всё-таки до мозга костей свободолюбивый человек.

Нахождение в обществе предполагает выстраивание иерархии. Борьбу за власть. Скорее всего, отсюда берут начало корни моей интровертности. Одиночка по природе не борется за власть или с нею. Он сам себе хозяин и слуга. Сам себе раб и господин.

Заканчиваются газ и бензин. Вернее, закончились. Рации потихонечку отмирают одна за другой. Солнца нет. Телефон не подзарядить. Будет сложно, если исчезнет возможность что-то записывать. Это последнее пристанище, которое помогает выживать.

На первом круге, когда было тяжело и парни начинали поднывать, цитировал вслух присягу: «С достоинством переносить тяготы и лишения воинской службы…» Это разряжало атмосферу. В ответ на цитату слышался смех.

Сейчас настолько велики тяготы и лишения, что никакого достоинства не хватит. Будет звучать как издевательство. Поэтому вслух не произношу. Повторяю про себя. Пользуюсь как личным (понятным только мне одному) заклинанием.

Сигареты есть. На неделю хватит. Внутренне спокоен.

28 июля, день

Дождь накрапывает. Плотина держится. Шесть прилётов. РПГ. По тропе. Хохлы отрабатывают свои тридцать сребреников. Мы держимся. Держались и будем держаться. Не посрамим Отечества.

28 июля, полпятого

На секунду подумал, что война закончилась, и… снова началось. Это никогда не закончится. Войну надо принять как неизменного спутника, с которым идёшь по жизни, теряя друзей, руки, ноги и, наконец, голову. Смирение и приятие — верные союзники.

28 июля, девять вечера

Плотина дала трещину, но мы успели перебраться чуть выше и немного спустить собравшуюся воду. Попускать кораблики, как в детстве. Чуть выше — больше комаров.

Дождь перестаёт. Не факт, что снова не начнётся. О сводках Гидрометцентра можно мечтать.

День относительно тихий. Работали РПГ с нашей стороны (зетовцы пускали), и то же самое со стороны нациков. «Ноги» принесли воду, бензин, газ. Могли обойтись и без таких подарков.

Пока есть сигареты, живётся достаточно легко в любых условиях. Когда сигареты закончатся, будем пытаться жить так же легко, чего бы нам это ни стоило.

Уже неделю в Кишках Дракона. Терпимо. Работаем.

Информационный голод смущает. Но я начинаю привыкать к нему. Уже месяц не знаю, что происходит в мире. На войне в том числе. Ограничен местом дислокации.

Знаю только то, что происходит у нас. У нас переменчивая движуха. Ощутимых побед и поражений нет. Хотя… неделю толком не знаю, что творится на базе. Мы на задании. Оторваны полностью. Рации для работы. Не спросишь: «Как там у вас дела, парни?»

Переживаю за новых друзей. Как они? Всё ли в порядке? Часто вспоминаю парней из первого круга. Особенно тех, кто нашёл в себе силы выйти на второй. Есть о чём думать. Поэтому скучать не приходится.

29 июля, тёмная ночь

Хохол, тикай! Отныне места тебе не будет на земле Русской!

29 июля, утро относительное

Выглядывает солнце. Надеюсь, успеем подсушиться. Вторая ночь в луже мало вдохновляет.

За неделю, пока лазили по Кишкам Дракона, отросли ногти. Стали женского размера. Не ломаются. С кальцием, значит, у меня всё хорошо.

Сава просит по ночам дежурить с ним вместе. Но, когда проходит его смена и наступает моя, жалуется на плохое самочувствие и сваливает. Во всём остальном — заботливый напарник. Чай сделает, воду принесёт, шоколад раздобудет. Ведёт себя как истинный брат. Правда, помогает со словами: «Живёшь ты с моей помощью по-королевски!» При этом лучший кусок себе оставляет. Вчера назвал его хитрым ингушем.

— Нет, — возмутился Сава, — я не хитрый, я добрый и заботливый! Тебе самое вкусное остаётся!

По гороскопу он близнец. Прямо как мой родной брат. В манере поведения есть что-то общее. Постоянная игра в жертву.

Давинчи предложил сходить с ним вместе за погибшим бойцом. Опасности нет, боец получил ранение в бок и смог спуститься в коммуникационную трубу, которая защищает от снайперов и миномётов. Дойти не сложно. Но я отказался. Ноги от слабости дрожат. Не хочется быть обузой. Надо немного оправиться после сна в луже. Давинчи пойдёт с зетовцами.

Закидываю записи в телегу. Без отправки, потому что Сети нет. Думал, Сеть появится и записи уйдут. Сейчас глянул, оказывается, не все записи сохраняются. Хорошо, что я дублировал на телефоне в ворде и нумеровал. Даст Бог выжить, почитаю, что я тут понаписал.

29 июля, вечер, начало девятого

Приходится быть мастером на все руки, понимая, что руки не из того места растут. Делать вид, что всё умею, у меня неплохо получается.

Солдатской труд тяжёлый, не говорю о том, что опасный. Это и так понятно. Мало уметь нажимать пальцем на спусковой крючок. С такой мелочью любой справится. Надо уметь готовить, стирать, штопать. Мало разбираться в минах, гранатах и пулемётах. Надо уметь водить и ремонтировать машины, в том числе хотя бы лёгкую бронетехнику. Мало попадать точно в цель. Надо ещё освоить медицину. Электроэнергия, водоснабжение лежат на плечах простого солдата.

На войне нет специальных служб, которые занимаются обслуживанием бойцов. Боец обслуживает себя сам. Привезти, разгрузить, расставить. Из ничего сделать двухъярусные кровати, сложить печку, нарубить дров. Табурет, стол, рукомойник, навес, парус для сбора дождевой воды.

Вырыть окоп, блиндаж, лисью нору, накрыть брёвнами, хвойными ветками, присыпать землёй. Всё на плечах простого солдата.

Написал про дрова и вспомнил историю из первого круга.

Взяли нас шестерых солдат перевезти доски, так скажем, из одного места в другое.

Мы — новобранцы — только прибыли на базу, толком ничего не понимали. На дворе декабрь. На нас летние камуфляжи, резиновые сапоги. Многие без перчаток.

Сели в КамАЗ. Ну дело же пустяковое: бросить в машину доски, а потом выгрузить их. Неладное что-то почувствовали, когда нас на этом КамАЗе возили туда-сюда часа три, будто забыв, что мы сидим в кузове.

В конце концов