Стечение сложных обстоятельств - Власов Юрий Петрович

Последние годы я пил удручающе много воды. Теперь жажда значительно меньше. Я понимаю, что опивался еще и из-за слабости и растренированности.

Я хочу и добьюсь, чтобы все системы организма служили согласно моей воле. До сих пор организм являлся для меня норовистым существом, на которое я не смел положиться и которое, своевольничая, навязывало свои капризы, болезни и ограничения. Я буду и уже становлюсь его хозяином.

Я не только мечтаю — я верю, и это уже во многом сбылось: состояние мое будет схоже с чистым звуком струны. Я буду звенеть силой и радостью.

Для того чтобы стать здоровым, сильным и счастливым, прежде всего надо страстно этого желать — это первое и непреложное условие всей работы по восстановлению себя. Без такого чувства бессмысленны любые усилия и надежды. И это настроение должно перерастать в безоглядную веру, пронизывать и духовную, и физическую суть. Дряблая воля накладывает ограничения на человека, возможности которого удивительны! Всегда радостность, вера в победу, презрение к срывам!

До большого спорта меня отличала закаленность. Я не обращал внимания на стужу. Необходимость вести большие тренировки во всевозрастающем темпе и тонус мышц требовали тепла. В тепле быстрее и качественнее восстанавливаются мышцы и много меньше опасность травм. Уже обычные простуды вели к потере непрерывности нагрузок, а более серьезные — к потере впустую целых тренировочных месяцев или очень важных выступлений. Год за годом я изнеживался и одевался все теплее.

Всего несколько лет назад я простужался, даже сидя дома в кресле! Меня постоянно лихорадило, и кресло тогда просто пронизывало холодом. Уже через 10 минут начинала ныть поясница и чувствительно воспалялись седалищные нервы, а ведь я был в одежде! Пришлось кресло затянуть пледом. Я вообще тогда оградился от всего шерстью: шерстяное белье, шерстяной плед вместо простыни, кресла под шерстяными пледами, шерстяные носки. Казалось, организм уже был не способен производить тепло…

…Зиму я тренируюсь обнаженным при отворенной балконной двери или форточке, смотря по погоде. Я часто простужаюсь, но чувствую — это не опасно. И я продолжаю приучать себя к новым условиям работы. В крайнем случае я сужаю дверную щель или вовсе затворяю балкон. Я всегда помню и о том, что тренировка — это прежде всего насыщение организма кислородом.

Я вижу и чувствую: сочетание всех тренировочных и оздоравливающих средств все надежнее и надежнее укрепляет меня.

И вот он, торжественный день! Я пробую на перекладине вис назад прогнувшись — тот самый, от которого когда-то едва оправился.

Я осторожно вхожу в вис и начинаю набирать вхождения и выхождения из него: раз, два, три, четыре!.. На сегодня хватит. Я спрыгиваю. Меня подташнивает, в ушах шумит, но это пустяки. Через 5 минут я повторяю подход. Мне несколько хуже, но терпеть можно. Я ликую! Еще бы, овладеть движением, от которого едва не отдал богу душу…

Через три дня на четвертый я тренирую это упражнение. Тошнотность и шум в ушах обычно сохраняются до вечера, но разве привыкание к другим упражнениям было проще…

Не шестой тренировке сразу же после прокручиваний на перекладине я влетаю в спазматическую болтанку: завихряются стены, потолок, оглушает свист в ушах, тяжелеют веки. Я с трудом удерживаюсь на ногах.

Я сокращаю упражнение до одного-единственного подхода, а количество повторов в подходе — до трех. Не без трепета я приступаю к нему на очередной тренировке — ровно через три дня. Срыва не наступает, хотя мне и худо. Я непрерывно обрабатываю сознание формулами воли. Я обрушиваю на сосуды всю мощь самовнушений. Я без конца проигрываю состояния, в которых обычно выправляю тонус сосудов. В моем сознании, как огромное раскидистое дерево, вся кровеносная система: самые крупные артерии и самые ничтожные капилляры. Нигде не должно быть узлов, стяжек и дряблостей. Тонус сосудов должен строго соответствовать давлению крови в них, а это давление у меня только 115 мм!.. Я шепчу: «Любые препятствия и любую усталость преодолеваю без спазм. В мозгу действует единый могучий механизм антиспазматической связи и поддерживания давления. Всегда раскрытые, раздвинутые сосуды, и в них уверенный сильный ток крови под давлением 115 мм — ни больше и ни меньше…» Я продолжаю говорить слова формул и глубже, глубже проникаю в рисуемую сознанием картину.

День за днем с помощью самовнушения я все активнее внедряюсь в деятельность организма. Мне кажется, я держу сосуды пальцами. Я ощущаю их наполненность кончиками пальцев. Это — результат многолетней тренировки сознания. Я «веду» пальцами по сосудам и нахожу стянутость, дряблость. Я начинаю «выправлять» сосуды. Как правило, там возникает боль, которая тут же рассасывается…

И я «выглаживаю», «выглаживаю» сосуды. Боль в голове стихает. Лишь в груди застаивается привкус тошноты, но и он слабеет…

Это упражнение на перекладине нужно мне. Оно не только должно привести к победе — полному владению собой, но и необходимо по другим, вполне практическим, причинам отнюдь не из-за фанаберии. В висах на перекладине вниз головой сосуды испытывают большое напряжение. Освоив данное упражнение, я получу могучее средство тренинга сосудов. Я буду все более и более защищенным от спазматических срывов. В приливах крови не будет скрытой угрозы инсульта. Весь сосудистый аппарат будет воспитан на сосудистых перегрузках и приспособлен к ним. Я держусь правила: тренировать то, от чего боль и бессонница, — там опасная слабость, там надлежит вырабатывать устойчивость.

Это не преувеличение. Я оказывался очевидцем того, как у людей, далеких от физических упражнений, при наклонах образовывались кровоподтеки под глазами, то есть кровоизлияния. Они пренебрегали советами о необходимости медленного втягивания в нагрузки, пусть поначалу даже пустячные. А ведь эти кровоподтеки одной природы со всякими прочими кровоизлияниями. К сожалению, не всякое кровоизлияние может рассосаться бесследно…

К осени я уже, забавляясь, накручивал перевороты поглубже. Я делал в этом упражнении два подхода и в каждом — около 12–17 повторов. Это упражнение перетряхивало весь организм и гнало кровь в непривычном положении. Попутно оно чрезвычайно укрепило плечи и «подкачало» мышцы спины.

Упражняя себя, я невольно размышлял о нападках на атлетическую гимнастику. Сколько же труда надо вложить, дабы воспитать крепкие и ладные мускулы! Самое забавное в том, что критики, слывущие за знатоков, как правило, даже не испытали на себе этих тренировок. Слов нет, в первую очередь человек должен быть здоровым. И духовная красота — основа человека и нашего мира. Но и физическая красота — из притягательнейших и волнующих качеств жизни!

Может ли удовлетворять здоровье, сопряженное с физическим убожеством! Миру человека, как и ему самому, свойственна уравновешенность. Почему мы придирчивы к красоте домов, автомобилей, одежды? Нам не безразличны формы прически, цвета тканей или обоев, но, увы, мы сами заслуживаем жалости даже в юные годы: сутулые плечи, проваленная грудь, выпяченный живот, тонкие, наподобие стебельков, ручки, карикатурная походка, полусогнутые в ходьбе ноги. Но даже это не вызывает желания стать другим. Еще бы, духовное — самое важное! За словами же о духовном — самая обычная лень и невежество. Люди на пляже — это зрелище для весьма крепких нервов. Сколько же лишнего веса! И сколько совсем юных, но уже оглаженных наплывами жира. А уж после 30 люди почти сплошь перекормленные и перекошенные физическим бездельем. Конечно, и в атлетической гимнастике достаточно крайностей. Но ведь и книги бывают дурные, но никому не приходит в голову запрещать литературу вообще…

Я платил за свою одержимость перетренировками, но ошибки на всяком нехоженом пути неизбежны. Я ошибался, но и приобретал при этом кое-что помимо опыта. Я развил такие качества, которые не были свойственны мне вообще даже в молодости: гибкость и выносливость. Я до 20 минут без перерыва выполнял наклоны с гантелью 6 кг, что ограждало от болей спины. В годы выступлений у меня не было такой пластичности. Я обладал впечатляющей энергией мускулов, мог долго выполнять силовую работу, но беговая выносливость оказывалась мне недоступной. Теперь я способен к такого рода работе, хотя здесь еще многое впереди. Я верил, что приучу себя к бегу по любому покрытию и в любое время года. Такую уверенность давали мне податливость организма, его высокая приспособляемость и моя убежденность в том, что нет безвыходных положений — есть лишь новый узел более сложных и трудоемких задач.