Славия. Рождение державы - Александр Белый

В других письмах ничего особо интересного не было, но, когда просмотрел их, стало совершенно понятно, что Луи Мерсье и его сестра Анна, это никто иные, как возникшие из ниоткуда кабальеро Аугусто де Киночет и 'старуха'.

Письмо Кота оставил для собственного архива (пусть пока полежит, кушать не просит), остальное отложил для растопки камина.

Вторая группа документов - это дело, связанное с изнасилованием и убийством двух девочек десяти и двенадцати лет, синьорин Марианны и Розарии де Альвадеро, племянниц герцога Андалусского, а также их сопровождения. До сегодняшнего дня считалось, что это дело рук неизвестных разбойников.

Вот одно из покаяний дословно: 'Перед лицом Господа нашего я, Адриано-Николо сын Пьетро да Минге, каюсь в грехе великом, свершенном не со зла, а в результате козней неназываемого, смутившего душу мою к жажде чрезмерного пития вина и помутившего рассудок. Это случилось на второе воскресенье от дня поминовения Всех Святых и усопших, девятого ноября тысяча шестьсот семьдесят седьмого года от Рождества Христова. На протяжении четырех лет подряд сеньор Антонио Уго, сын графа Манаги, на этот день приглашал погостить двух своих друзей, меня и сеньора Луиса Переса и-Гаррури, младшего брата графа Гранады. Здесь мы охотились и весело проводили время. Так же было и в этот раз. Мы добыли оленя, изрядно выпили вина и оставили слуг готовить пикник, а сами погнали к недалеко расположенной ферме, куда должны были доставить дам, заказанных для развлечения. Мы выскочили к кустам у самой дороги, где в это время присели три женщины, которые задрали платья и оправлялись. Дон Антонио крикнул: 'Хватаем этих!' - мы подскочили и забросили их через седла. В это время из-за кустов выбежали двое мужчин, вооруженные аркебузами, мы выхватили пистоли и их застрелили, затем застрелили еще троих. У нас у каждого было по четыре заряженных пистоля, но я убил только одного, а по двое других убили мои друзья. Отъехав немного в сторону, мы своих женщин кинули наземь и тут же начали развлекаться. Дону Антонио и дону Луису достались девственницы, а мне - дама постарше. Они что-то там кричали о жалобах герцогу, но мы поняли, в какую беду попали, только удовлетворившись. А еще в тубусе одного из убитых было письмо к нашему герцогу, из которого стало ясно, что обе молоденькие девчонки являются его родными племянницами, которые отправлены овдовевшим отцом из Венесуэлы в Старый Свет на воспитание до достижения совершеннолетия старшей (то есть - четырнадцати лет). Чтобы скрыть этот случай и не подвергать себя опасности преследования со стороны герцога, мы решили их убить и имитировать ограбление. Каждый заколол ту, с которой развлекался: дон Антонио - синьорину Розарию, дон Луис - синьорину Марианну, а я - служанку, имени которой не знаю. Все так и было. Написал собственноручно'.

Здесь же лежали два аналогичных покаяния двух других фигурантов, а также почему-то не уничтоженное и хранившееся у Антонио де Манаги то самое письмо младшего брата к старшему.

Каким образом эта информация попала к лже-Луи-Аугусто, непонятно, но суметь каждого из донов подстеречь, захватить, спрессовать и выдавить нужное признание для такого прожженного и хитрого пирата, было делом техники, не более.

Так вот откуда разговоры, которые слышал на постоялом дворе, что в Андалусии под ногами разбойников земля горит: любое нападение расследуется, пока не будет изловлен последний бандит шайки.

В моих руках сейчас лежало три золотых дойных коровы. Или одна большая бомба. Первый вариант был противен моей чести этого времени, а также понятиям и воспитанию того, поэтому доильный аппарат, которым стопроцентно пользовался пират, включать точно не собирался. Но эти знания для меня дорогого стоили, и не воспользоваться ими было бы неправильно. Значит, делаем для этих документов отдельную скрутку и откладываем в мой будущий архив.

Третья группа документов: различные купчие на небольшие участки - на Тортуге, в Аргентине и здесь, в Гаене. Так, на фиг. Не хватало еще светиться в каких-либо разборках. Все это - на растопку камина.

Четвертая группа: залоговые векселя шести феодалов графства Манага на ленное имущество общей суммой в тридцать шесть тысяч сто шестьдесят пиастров.

Самая маленькая сумма - пятьсот золотых дублонов или две тысячи сто шестьдесят пиастров - за целое хозяйство размером в одиннадцать целых и одну третью часть ленов. Зная современные реалии, перевел на нормальный русский язык, и получилось владение аж в два квадратных километра. Это вместе с маленьким замком, деревенькой на тридцать дворов, ручьем и кустарником, который числился лесом. Даже мельницы не было в хозяйстве.

Самая большая сумма - двадцать тысяч пиастров, залог за хозяйство в семь раз больше. И это - земли и имущество де Гарсиа.

Во всех остальных случаях весь комплекс ленного имущества в залог не передавался; кое-где участок земли, а кое-где - деревенька.

И что с этим всем делать? С Гарсиа, понятно, а с остальными - либо похерить, либо найти продажного нотариуса. Или продажные еще не родились? Не может быть, если во дворце титулами торгуют, то найти крючкотвора, который за определенную мзду сделает запись переуступки задним числом - тем более можно. Значит, не выбрасываем, делаем дополнительную скрутку для своего архива.

Теперь приступим к бумажкам, лично для меня более интересным: акции Французской Вест-Индийской компании - девять сертификатов по тысяче двести пятьдесят луидоров каждый. По весу золота французский луидор соответствует испанскому дублону, значит, в переводе на серебро общая сумма будет сорок восемь тысяч шестьсот пиастров без накапавших процентов.

Даже не знаю, сколько еще будет длиться война, этим периодом европейской истории никогда не интересовался, но мне - без разницы, после окончания морской школы во Францию наведаюсь обязательно.

Последними листочками, которые оказались разбросанными по столешнице секретера, были ценные бумаги различных испанских банков. На общую сумму в семнадцать тысяч пиастров.

Теперь прикинем, что утоплено в реке. Почему посчитал, что серебра - не меньше пятнадцати килограмм? Потому что в той жизни на лоджии стояла пудовая гиря, к которой от случая к случаю делал подход. Так вот, мозги тот вес помнят, а здесь было на капельку меньше, чем пуд. Значит, серебра в переводе на монеты - около шестисот пиастров.

С золотом тоже сильно не ошибусь, по весу - около четырех килограмм, или приблизительно две тысячи четыреста пиастров.

Стоимость жемчуга, который лежит в мешочке, - не знаю, нужно уточнить, а за остальные золотые изделия, вспоминая недавний торг у Ицхака, думаю, тысячи три выторговать можно. Только отберу несколько сережек, колечек и два колье или, как говорит о них моя Любка - монист. Одно - из изумрудов, а второе - из кровавых рубинов.

Нет-нет! Подарить своей невесте драгоценности из военного трофея - это не западло. Вот ограбить обывателя, а затем дарить, тогда да, очень нехорошо.

Выбрал и себе на серьгу колечко из фальшивого серебра, которое обычно оставалось после выплавки золота (платина обыкновенная) и по указу короля под надзором алькальда топилось в реке на протяжении последних ста пятидесяти лет.

Серебряный полумесяц, который мне, как казаку, положен в левое ухо, нацепил когда-то лично дед Опанас. Потом серьга пропала, видно, пахолки Собакевича сняли, сама слететь не могла. Рыжье в ухе - не по статусу, а белый металл как раз подойдет. Да! И эту черную жемчужину пусть Ицхак в платине оправит. Не такая получится серьга, как писал Сабатини, и на капитана Блада похож не буду, это для меня слишком большая честь. Впрочем, о чужой чести думать незачем, своей бы не потерять.

И… осталась последняя коробочка из красного дерева, что здесь? Часы! Карманные часы в золотом корпусе французской часовой мастерской 'Блуа'! Размерами немного больше, чем привычные в том мире, но точно такие же, какие имелись в этом мире у моего отца. Только в центре крышки у него был синий камень, а у меня - белый бриллиант. Очень точный механизм, за девять месяцев часы отставали всего на три минуты.

Помнится, когда-то читал, что во времена преследования по религиозным мотивам мастера-протестанты мастерской 'Блуа' сбежали из Франции в Швейцарию, где таких преследований не было.

Итак.

Один внеочередной вопрос решен. Начальный стартовый капитал для адаптации и обустройства в этом мире есть. Шесть тысяч нала и семнадцать безнала - вполне достаточно. Правда, эти деньги планировалось сделать немного другим способом, но тот тоже основан на экспроприации экспроприаторов, так что в случае непредвиденных дополнительных расходов - еще не вечер, добавим. Что же касается Вест-Индийских акций, то их, по идее, должно хватить на строительство и снаряжение приличной бригантины с полным парусным вооружением и одной пушечной палубой. Но мне это не к спеху.