Разбитое сердце богини - Валерия Вербинина

– Да этот Калиновский за свои услуги дерет будь здоров! – вскинулся Никита.

– Зато он дело делает, – поставил его на место Ипполит Сергеевич.

– Тоже мне, дело…

– А ты сам виноват! Нечего было посылать этого идиота, твоего братца, ставить бомбу!

Охотник негромко, но чрезвычайно выразительно кашлянул.

– Виноват, заговорились. – Ипполит Сергеевич с чарующей улыбкой обернулся ко мне. – Не обращайте внимания, Танечка. Никита, идем! Нечего мешать людям!

Никита злобно сверкнул на нас глазами и вышел следом за своим хозяином.

– Цирк, – вздохнул Анатолий. – Ну что, продолжим?

По поводу одного только роста мы препирались не менее получаса. Я заявила, что Ангел Смерти вымахал где-то под метр восемьдесят, на что последовала саркастическая реплика компьютерщика:

– Ты что, успела измерить его линейкой, пока он дырявил Шарлахова и его людей?

– Нет! – выкрикнула я. – Я же не слепая, в конце концов! Я помню, как он стоял перед машиной, он был вовсе не маленьким! И как легко он вскочил на свой здоровенный мотоцикл…

– Ладно, будь по-твоему, – неожиданно сжалился Анатолий. – Итак, что мы имеем? Мужчина, возраст – тридцать три – тридцать пять или около того. Телосложение обыкновенное. Правша, потому что держал оружие в правой руке.

– Наверное, он сделал это для отвода глаз, а так он стреляет левой ногой, – ехидно предположила я.

– Да нет, – серьезно отозвался Охотник, – то, что этот парень правша, уже давно известно. Еще с тех пор, как он прикончил Тетерева.

– Кого? – Я решила, что ослышалась.

– Я же говорю – Тетерева. Был такой товарищ, подмявший под себя в 90-е золотодобывающую промышленность. Классическая ошибка – не захотел делиться, и его заказали. Но охрана у него была на уровне, раза три на него покушались, смогли только шофера убить, а ему все нипочем. Он еще хвастался, что его под силу одолеть только одному Ангелу Смерти, больше никому. Тогда наняли этого парня, он в то время был безымянным. Обыкновенный исполнитель, каких в те годы насчитывались сотни, если не тысячи.

– И что? – с любопытством спросила я.

– Да ничего, просто остались от Тетерева одни перья. Прихлопнули его, вот и все. Застрелили в бане, где он с девочками развлекался, причем стреляли чуть ли не в упор. И никто ничего не видел, никто ничего не заметил подозрительного.

– Это уже у Честертона описано, – фыркнула я. – Человек, на которого никто не обращает внимания. Наверняка рядовой работник бани какой-нибудь, то есть киллер, переодетый рядовым работником. А кого еще этот Ангел на тот свет спровадил?

– Многих. Глушилов, Ведерников, Райко, Соболевич. Это только те, которые точно установлены. Все крутые люди, не скупившиеся на охрану. Но если кого заказывали Ангелу Смерти, все – можно было писать завещание и покупать гроб на распродаже. Кстати, с Соболевичем вышла совсем смешная история. Он нанял Ангела Смерти замочить конкурента, а когда тот сделал работу, не пожелал платить, и более того – послал своих людей убить исполнителя.

– Чтобы тот не мог проболтаться? – предположила я.

– Да нет, из чистой жадности, я думаю. В общем, тех, кого он послал за Ангелом Смерти, вскоре выловили из Яузы, но Соболевич так об этом и не узнал, потому что ему закатали пулю между глаз. Точь-в-точь как тому, кого он заказывал. И никакая охрана не помогла, а уж люди его над ним тряслись, даже в туалете его одного не оставляли. Вот так.

– Мы будем обсуждать биографию Ангела или продолжим работать с его лицом? – подал голос компьютерщик. – Если ты решил рассказывать обо всех, кого он замочил, то до ночи не закончишь.

– Всегда надо знать, на кого ты охотишься, – серьезно ответил Охотник. – А еще был случай со старинными часами, которые любил заводить один товарищ, так Ангел ухитрился туда бомбу подложить.

– Хорошо, что у меня нет старинных часов, – объявила я.

– Таня, как всегда, само здравомыслие, – улыбнулся Охотник. – Ладно, с ростом мы разобрались, теперь давай займемся лицом.

И мы занялись. Честное слово, я никогда не подозревала, что существует столько подробностей, при помощи которых можно исчерпывающе описать человеческую физиономию. Форма лица общая. Костная структура: скулы, форма подбородка, форма челюстей. Лоб. Глаза. Волосы. А расстояние между глазами? А их положение относительно глазниц – глубоко посаженные, навыкате, нормальные? А нос, которому Анатолий придавал такое значение, словно его очертания решали судьбу вселенной?

– Нос как нос. Никакой, в общем.

– Не греческий?

– Это еще что? – подозрительно осведомилась я.

– Греческий нос, – снисходительно пояснил компьютерщик, – это прямой нос с небольшой горбинкой.

– Я всегда думала, – проворчала я, – что это орлиный нос. Разве нет?

– Нет, орлиный – это тонкий и крючковатый.

– Ага, – безнадежно сказала я, чувствуя в ладонях непреодолимый зуд, а в душе – желание вцепиться этими ладонями в глотку собеседнику и не отпускать его, пока он не перестанет изводить меня разговорами про носы и все остальное.

– Значит, нос обычный? – вновь спросил Анатолий.

– Да! Нос, и больше ничего!

– Веснушки? – поинтересовался Охотник.

– Нет-нет.

– А ноздри какие, не помнишь случаем?

Часа в четыре доставили обед. Специалист подправил кое-какие штрихи и распечатал первый вариант.

– Вот, Татьяна, смотрите. Если что придет в голову – говорите.

И я стала смотреть. Это был уже не схематический рисунок, но еще и не фотография. И все же мне было ясно, что заветная цель уже близка.

Глава 8

Совещание

– Итак, волосы – светло-русые, нос обычный, глаза – Таня их не видела, что вполне логично, учитывая, на каком расстоянии она находилась. Исходя из того, что волосы светлые, глаза, скорее всего, серые. Брови низкие, прямые, уши плотно прижаты к голове, небольшие. Особых примет нет. Одним словом, – Охотник сделал выразительную паузу, – перед нами человек из толпы.

Я примостилась в углу, время от времени тихо икая в ладонь. За обедом подали какую-то необыкновенно острую рыбу, и теперь, похоже, она решила совершить у меня в желудке кругосветное плавание. Я успела выпить чуть ли не литр воды, но икота не прекращалась, и оттого я чувствовала себя совершенно по-идиотски. Общество, собравшееся в гостиной цвета запекшейся крови, только усугубляло мою неловкость. Здесь был старый пират Ипполит Сергеевич, заинтересованно вскинувший бровь и поглаживающий пальцем висок, его сын – Владислав Ипполитович, лысеющий блондин с умными голубыми глазами, и уже хорошо знакомый мне Никита, откликавшийся на фамилию Боголюбов. Также присутствовал плешивый, одышливый человек с жабьим ртом – депутат Лосев, близкий друг Шарлахова, постоянно вытиравший с лица капли пота. Лосев прибыл на совещание последним и долго и возмущенно пыхтел, что его оторвали от важного дела, что у него заседание, что он обещал быть в совсем другом месте, что его заставляют впустую тратить драгоценное время, и так далее в том же духе. Он сотрясал воздух до тех пор, пока Ипполит Шарлахов открытым текстом не велел ему умолкнуть, и лишь тогда обиженно затих.