Ненужная мама. Сердце на двоих (СИ) - Лесневская Вероника

- Нет, я… Не могу так…

Слова застревают в горле, и я застываю как парализованная, утопая в его глазах. Мы так близко… Непозволительно. Смотрим друг на друга, сплетаемся дыханием, обмениваемся жаром наших тел и биением сердец. В висках стучит кровь, уши закладывает от звенящей тишины.

Читаю свое имя на его губах… Бесстыдно тянусь. И, опустив ресницы, касаюсь их своими…

Глава 10

Я должна остановиться и прекратить все это немедленно. Вылететь из квартиры, уехать, а после сделать вид, что ничего не произошло. Дальше общаться с ним как с коллегой и отцом одной из моих подопечных.

Я должна… но не двигаюсь с места, а жду, когда Гордей сам оттолкнет меня. Именно это он и сделает, ведь предан памяти жены. Прошло всего три месяца после…

Целую его сомкнутые губы и чуть не плачу.

Боже, я совершаю фатальную ошибку, из-за которой не смогу больше посмотреть ему в глаза, не то что приехать на прием к Алиске. Собственными руками, которыми сейчас поглаживаю сгорбленные плечи и обвиваю окаменелую шею, я провожу черту между нами.

Чувствую себя наглой любовницей, соблазняющей чужого мужа, но не могу заставить себя отстраниться.

Влюбилась… Впервые в жизни… В него, сурового и глубоко несчастного. В его крошечную, чистую, лишенную материнской ласки доченьку. В эту семью, окутанную мраком прошлого и горечью потери.

Влюбилась и пропала.

Пожалуйста, Гордей, прогони меня! Сама я не уйду… Никогда в жизни от вас не уйду по своей воле…

Будто услышав мою мольбу, он отклоняется, так и не ответив на поцелуй. Перехватывает мои руки, спускает себе на грудь, вбивает в ребра, за которыми барахтается железное сердце. Молча кружит по мне потемневшими глазами, на дне зрачков которых плавится металл. Смотрит так, будто видит впервые и не узнает.

Я и сама собой шокирована…

Нервно облизываю губы, сжимаюсь под его угрюмым, пристальным взглядом. Слабо дергаю руками, но он цепко сковывает мои запястья. Не отпускает.

Тишина затягивается, становится невыносимой. Наше лихорадочное дыхание учащается одновременно.

- Гордей, - невольно срывается его имя. Но больше ничего сказать он мне не позволяет.

Заключает мое лицо в ладони, сминая щеки, и сам целует меня. Глубоко, неистово, по-настоящему. Набрасывается, как зверь. Теперь я кролик, загнанный в клетку, хотя пару минут назад считала себя хищницей. Меняемся ролями.

Я уже не искушаю его, а наоборот… пытаюсь не захлебнуться под волнами обрушившихся на меня поцелуев. Подстраиваюсь под дикий напор, ловлю ритм, старательно отвечаю. Меня качает и подбрасывает на эмоциях, как лодку в десятибалльный шторм.

В поисках точки опоры укладываю ладони на его торс. Пальцы сами задирают край футболки, проникая под нее. Поглаживаю напряженный пресс, поднимаюсь к ребрам. Грубая кожа горит под моими прикосновениями, но я продолжаю исследовать каждый сантиметр мужского тела.

Он похудел за эти месяцы. Сильно.

Останавливаю руку там, где барабанит его сердце. Рисую узоры ногтями.

Поцелуи становятся безумными и жадными.

Сталкиваемся зубами, и я случайно кусаю его за губу. Волнуюсь, что Гордей поймет, что я совсем неопытна в свои двадцать пять. Но отмахиваюсь от тревожных мыслей, когда он толкает меня и впечатывает бедрами в тумбу позади.

Обнимает за талию, соскальзывает широкими ладонями вниз по пояснице, подхватывает под ягодицы и приподнимает, чтобы усадить…

- Ой…

Цепляю рукой рамку – и она с глухим грохотом падает фотографией вниз. Отрываюсь от Гордея, испуганно покосившись на нее. Лежит задней стороной кверху, а я не решаюсь ее поднять и поставить на место. Словно боюсь потревожить усопшую. Если увижу ее улыбающееся лицо, не выдержу.

А он? Каково ему?

- Прости, я не… - мямлю виновато и возвращаю смущенный, растерянный взгляд на Одинцова.

Он не смотрит на рамку – только на меня. Врезается взглядом, препарирует без скальпеля, вскрывает чувства, оголяет нервы. Мучает нас обоих этой паузой, испытывает на прочность. Желваки опасно играют на скулах, кадык дергается, а в отуманенных глазах идет невидимая борьба. С самим собой…

Его губы опять на моих. Язык врывается в рот, исследует бессовестно, душит меня, лишая кислорода. Руки оплетают мое тело, как силки, и я не хочу спасаться. Растворяюсь в пагубной страсти, но не полностью. Что-то мешает…

Меня не покидает чувство, что за нами следят. Гордею тоже некомфортно находиться здесь. Поэтому он берет меня на руки и несет в спальню. Как можно дальше от призраков прошлого.

- Мы еще можем остановиться, Викуль, - хрипло произносит, нависая надо мной, безвольно распластанной на большой постели. Под единственным мужчиной, которого я подпустила к себе так близко.

Он дает иллюзию выбора, а я плавлюсь от его бархатного голоса и ласкового обращения. В мыслях я уже давно принадлежу ему. Душой и телом.

- Я не хочу, - честно шепчу, стягивая с него футболку.

Прогибаюсь навстречу требовательным рукам, которые настойчиво расстегивают пуговицы на моей блузке. Подставляю шею жгучим поцелуям. Зарываюсь пальчиками в жесткие, мокрые волосы на его затылке, пока он прокладывает влажную дорожку от груди до пупка.

Гордей слишком разгорячен и голоден, чтобы отвлекаться на прелюдии. Спешит сделать меня своей… Поэтому очень скоро узнает мой маленький секрет, о котором я намеренно умолчала.

- Вика? – зовет грозно, приподнимаясь на локтях, а мне хочется то ли расплакаться, то ли рассмеяться.

- Ты у меня первый, - подтверждаю его худшие опасения. – И я этому рада, - тихонько добавляю, чтобы немного успокоить его.

Принимает информацию, переваривает, не сводя с меня глаз, пока я поглаживаю взбугрившиеся мышцы на его плечах.

Удивлен и озадачен, но верит…

Злится. На себя.

Помогаю ему справиться с сомнениями нежным поцелуем. Мысленно признаюсь в любви. Вслух не могу – испугаю еще сильнее.

Гордей меняется, как по волшебству. Становится заботливее, мягче и ласковее. Открывается с новой стороны, о которой я и не догадывалась и от которой… окончательно теряю голову.

Он обращается со мной как с хрустальной статуэткой. Бережно, трепетно. Словно боится повредить или разбить одним неловким движением. Целует, укутывает в жарких объятиях, исцеляет осторожными прикосновениями.

Сипло повторяю его имя, как заведенная, погружаюсь в новые для себя ощущения и теряю связь с реальностью. Я будто балансирую на тонком канате, натянутом между небоскребами, и, сделав финальный вдох, со стоном срываюсь в пропасть.

- Викуля… Моя… - шелестит над самым ухом. Или мне мерещится?

Разрешаю себе понежиться в сказке, прежде чем мы оба вернемся в суровую жизнь.

Так хорошо с ним. Тепло и уютно, будто я дома. Будто он принял меня в семью. Будто я нужна ему. Мечтаю, чтобы так было всегда.

Прячусь от всего мира в сильных мужских руках, устраиваюсь на бурно вздымающейся груди, прижимаюсь щекой к пылающей, покрытой испариной коже. Широко распахнутыми глазами смотрю в темноту перед собой, почти не моргая.

Долго не могу уснуть. Судя по дыханию, он тоже. Однако мы оба молчим, чтобы не спугнуть момент. И потому что сказать друг другу нечего. Любые слова покажутся пошлыми и неуместными.

С тревогой думаю о том, что будет завтра, и не хочу, чтобы утро наступало. Почему нельзя просто любить?..

Глава 11

Гордей

Я смотрел на нее всю ночь...

Бездушным камнем лежал рядом, ни на миг не выпуская ее из объятий, и смотрел. В сумраке различал черты красивого лица, прислушивался с тихому сопению, напитывался теплом женского расслабленного тела.

Запоминал. Не двигался, боясь потревожить ее сон. Почти не дышал. Когда казалось, что атрофировались все конечности и органы, я осторожно вставал, чтобы покормить Алиску.

Возвращался… и опять смотрел.

Не моргая. Не смыкая глаз. Привыкая к темноте, сливаясь с ней.