Лучший фэнтезийный детектив - Андрей Мухлынин

Побои закончились звонким ударом по металлу, прозвучавшим где-то далеко-далеко от моего сознания. Вместе с этим мои руки дёрнуло назад.

– Дыши глубже, – выплюнул коренастый. Он разразился смехом, похожим на отрывистое карканье и, не переставая смеяться, поднялся по лестнице из подпола. Маларья ушёл за ним. Люк захлопнулся, и на него сверху надвинули что-то тяжёлое.

Я остался наедине со своими мыслями и пульсирующей болью, ставшей всем, что составляло моё существо.

Маларья люто меня ненавидел. Вчера он требовал честной дуэли, а сегодня вдруг нашёл себе нового приятеля, с которым не то заключил сделку, не то договорился о… «взаимовыгодном сотрудничестве». Чёрт, не такое уж оно и весёлое, это сотрудничество, когда сам в нём не участвуешь.

Для начала я разлепил веки и попытался сесть. То ли лампочка под потолком раскачивалась, то ли в глазах всё плыло – тени волнами накатывались и отскакивали назад. Я тряхнул головой, отгоняя это наваждение, и чуть было снова не повалился на пол. Посмотрев вверх, я заметил, что труба, к которой меня привязали, была сломана пополам.

Я кое-как встал и поднял руки выше, чувствуя себя акробатом-мазохистом. Поднявшись так высоко, как только мог, я подогнул колени и просто повис на верёвке, раскачиваясь из стороны в сторону. Труба нехотя, по чуть-чуть, но всё же стала гнуться и через несколько минут мне удалось наконец подобраться достаточно близко к сломанному концу, чтобы освободиться.

И теперь я очень, очень хотел спалить этот подпол к чёртовой бабушке.

Как я уже говорил, глупо связывать мага обычной верёвкой. У магов всегда есть туз в рукаве. Точнее, на языке. Ведь практически любое заклинание можно не только записать, но и произнести.

Раньше настоящие, действительно эффективные заклинания составлялись из кучи нечитаемых слов на древних языках. Произносить их было долго и нудно, зато они не только включали в себя «магическую составляющую», но и заменяли медитацию, которая в разы увеличивает силу заклинания. Со временем маги догадались, что большинство «лишних» слов можно выкинуть, оставив только самую суть. Такое заклинание, разумеется, значительно ослабнет, зато его легко и быстро произносить. Ну, знаете, это как китайская электроника за один доллар – и выглядит похоже, и кнопки все есть, а работает только половина из них. Эффективность уступила место скорости.

Потом маги научились «прикреплять» основу заклинания к определённым словам, создавая в своём сознании нечто вроде… ссылки. Да, это подходящее определение. Произнесение такого слова вызывает в сознании мага образ, порой целой книги заклинаний. Правда, это требует огромных усилий и отличной памяти. Поэтому даже самые способные маги нередко используют артефакты, избавляющие их от лишней головной боли.

Мне же приходилось рассчитывать только на собственные силы. Это значило, что при моём нынешнем состоянии «эффектный побег» мог и не состояться. Но лучше хотя бы попытаться, чем забиться в угол и скулить о том, что это невозможно, верно?

Разбитый нос на секунду отложило, и я почувствовал резкий, слегка дурманящий запах. Он должен о чём-то предупреждать, но я никак не мог вспомнить, о чём. Только понимал, что не стоит использовать огонь, когда чувствуешь такой запах. Я зажмурился и тряхнул головой, пытаясь прояснить мысли. Это немного помогло.

Во-первых, до меня дошло, что я был привязан к газовой трубе, а газ быстро заполнял маленькое помещение. Во-вторых, если я и не подорвусь, то наверняка задохнусь.

Нужно было выбираться не только быстро, но и без лишних искр.

Сосредоточившись на люке в потолке, я постарался придать голосу максимум твёрдости и произнёс: «Effrego».

Я удивился бы, получись хоть что-то. Честно! У меня никогда не было способностей к заклинаниям, иногда я где-то ошибался, но ведь слова ещё не самое главное. Должна быть чистая воля, полная решимости, как раз такая, чтобы заклинание сработало как спусковой крючок, преобразовав мысль в действие. Решимости у меня было хоть отбавляй – она увеличивалась обратно пропорционально количеству остававшегося воздуха.

Воли было маловато.

– Effrego, – повторил я с тем же результатом. Мои слова не сдули даже жалкой пылинки. Тогда, собрав в себе все оставшиеся силы, направив внимание только на люк и позабыв обо всём остальном, я заорал:

– Effrego! Effrego! Effrego!

Внутри меня что-то дёрнулось и ушло вслед за голосом, оставив в груди холодную, гнетущую пустоту. Словно механизм туго натянутой катапульты не выдержал и разлетелся, высвободив затаившуюся в орудии мощь, и огромный камень полетел куда-то вперёд, оставляя за собой только смерть и разрушения. Люк вырвало с корнями, ещё в полёте разорвав его на щепки. В подпол хлынули свет и свежий воздух. Я попытался встать, но оказалось, что двигаться по прямой мне удаётся только в лежачем положении. И, плюнув на всё, оставив в себе только желание во что бы то ни стало выжить, я пополз, преодолевая лестницу по-пластунски, ступень за ступенью, утешая себя тем, что наверху меня ждало множество вещей, на которые можно опереться.

Однако всё, что я смог сделать, выбравшись, – это перевернуться на спину и лежать, не двигаясь, пытаясь выветрить глубоко въевшийся в ноздри запах. Нет, я не чувствовал его разбитым в кровь носом, но был уверен, что чувствую. Спустя несколько минут пустого созерцания потолка мне удалось заставить себя подняться. По крайней мере, я всё ещё был жив.

В просторной комнате, куда выходил лаз из подпола, царил полный беспорядок. Тут явно что-то искали: содержимое трёх шкафов и двух столов, стоящих вдоль стен, было вывалено на пол. Ещё один стол – тот, что был надвинут на люк, моё заклинание отбросило в дальний угол комнаты и разорвало напополам. Повсюду валялись посохи, жезлы, амулеты, кольца, браслеты… Судя по всему, я находился в доме крафтера – человека, профессионально занимающегося изготовлением артефактов. Гораздо профессиональнее меня. Крафтеры штампуют артефакты целыми партиями. Только хозяина дома почему-то не было видно.

Подобрав один из посохов – здоровенную полированную палку из красного дерева метра в два длиной, со слегка изогнутым верхним концом, я проковылял в соседнюю комнату.

Там тоже царил беспорядок. Кровать лежала на боку, прислонённая к стене. На тумбе напротив неё стоял телевизор с разбитым экраном, и мелкие осколки стекла поблёскивали среди перьев из разорванных подушек, ровным слоем покрывавших пол.

В следующей комнате я нашёл хозяина дома. Большей частью.

Опрятный седой мужчина сидел в кресле посреди комнаты. У него было бледное лицо с выражением, как у подростка, пойманного подглядывающим в замочную скважину. Несколько неровных красных пятен расползлись по его белоснежной рубашке, кровь уже успела натечь в лужицу на ковре. Кресло явно двигали – в стороне была точно такая же лужица. На лбу мужчины краснело отверстие от пули, казавшееся таким же аккуратным, как и он сам. Я сказал, что он был в комнате «большей частью» потому, что его мозги, выбитые выстрелом, забрызгали кухню. Знаю, это может показаться чудовищным, но я не чувствовал к убитому человеку ничего. Ни сострадания, ни отвращения – ничего. Не было даже смутных рвотных позывов. Он был просто кем-то, растёкшимся из оболочки.

Я не люблю людей. Они предают.

Однажды, когда мне ещё казалось, что сила моя безгранична, что правила придумывают трусы и что никто не посмеет меня остановить, я здорово напортачил, попытавшись вмешаться в саму суть бытия. Из-за этой глупости за мою голову было назначено вознаграждение, и все, кто мог держать оружие, вознамерились воткнуть нож мне в спину; среди них были и те, кого я считал своими друзьями. Вдобавок целый клан демонов объявил меня своим врагом. Началась охота. Только позже я понял, что главной целью были не награда и слава, а спокойствие. Всего лишь спокойствие и уверенность в завтрашнем дне – вполне естественное желание. Никого не волновало, что я не собирался им вредить. Меня просто считали опасным. Как ядерную бомбу, подвешенную на тонкой нити.

Собственно, таким я и был.

Чтобы остановить преследование, мне пришлось инсценировать свою смерть и скрыться в далёком мире, где меня никто и никогда не смог бы найти. Я отдал всё, чтобы спасти – спасти не себя, а тех, кто был мне дорог. Только тогда что-то внутри меня сломалось. Доверие перестало быть одной из моих черт, а ненависть ко всему живому, сидевшая где-то внутри, вылезла наружу, разросшись как снежный ком. Но я не страдал от неё.

Я ею наслаждался.

Оставив компанию мертвеца, я заглянул на кухню. Её обыск коснулся меньше всего. Посуда осталась целой, дверцы шкафов были закрыты. Лишь ручки на плите стояли повёрнутыми вертикально вверх. Вот как… Мерзкий запах не въелся в ноздри и не мерещился мне. Просто за то время, пока я отлёживался в подполе, а может, и раньше, газ наполнил весь дом.

Осенённый внезапной догадкой, я вернулся в спальню и посмотрел на телевизор внимательнее. Под разбитым экраном рядом с зелёным ярко светился красный огонёк. Тик-так, Виктор, тик-так.