Каменный пояс, 1977 - Александр Шмаков

— Как же без книг-то жить и работать!?

— Конечно, книги наши друзья и помощники…

— А нужную литературу, — заметила Аделаида Карловна, — нам присылает Наталья Александровна.

Мишенев вскинул брови.

— Ничего не знаете о Плехановой? Она тоже бестужевка. Закончила высшие курсы чуток пораньше меня.

— Жена Георгия Валентиновича, — пояснил Емельянов, — в Миньяре врачом работает… — Жестом он как бы погасил удивление Герасима.

— Да, да! Жена Плеханова. Ринулась из Петербурга сюда, в медвежий угол, воодушевленная благородной идеей жить среди рабочих, помогать им.

Герасим взял несколько книг с этажерки. Тут были знакомые ему имена писателей: Нефедова, Златовратского, Успенского, Короленко, Наумова. Раскрыл наугад сборничек Некрасова и прочитал вслух:

Где трудно дышится,Где горе слышится,Будь первым там!

Он поглядел на супругов и решил, что эти люди будут надежными и верными друзьями. И не колеблясь, Герасим сказал им, зачем приехал в Усть-Катав.

Он достал заветную листовку из бокового кармана жилетки и подал Аделаиде Карловне. Она развернула, пробежала ее глазами, заметила:

— Я получила такую же листовку от Инны Кадомцевой, златоустовской фельдшерицы. Чудесная девушка и товарищ. Племянница вашей предшественницы…

11

В Швейцарии все вспоминалось отчетливее, осознавалось яснее. Радовали Мишенева уральцы: они ошибались меньше, были ближе к позиции, которую занимала «Искра», проводил Ленин.

В домах зажглись огни, на улице мерцали редкие фонари. Крутокрыший старинный город, утонувший в густой синеве, отдыхал после жаркого трудового дня. Молчали каштаны.

Герасим опять возвращался поздно, охваченный тоской по Родине.

Домики Сешерона так схожи, что Герасим не сразу отыскал тот, где жили Ульяновы. Он прошел по улице до конца — обратил внимание, что каждый клочок земли занят под усадьбой или садом — и вышел на гладкое Лозаннское шоссе. Потом повернул обратно. И увидел, наконец, калитку, у которой стояли они с Лениным. Перевел дыхание, не решаясь ее открыть.

На крыльцо вышла Надежда Константиновна в длинном светлом платье.

— Здравствуйте, товарищ Азиат. Вас хотел видеть Владимир Ильич, — сказала она, сходя со ступенек. — Он задержался в городе. — И пригласила: — Заходите…

Надежда Константиновна присела на деревянную скамейку под грушевым деревом и жестом указала место рядом. Маленькая клумба цветов и кусты роз источали густой сладковатый запах.

— Какой пьянящий аромат роз.

Надежда Константиновна согласно кивнула. Азиат коснулся соцветий.

— Я хотела узнать тогда, но боялась помешать разговору с Ильичем. Как там поживают Бойкова с Кадомцевой? — спросила Крупская.

— Лидия Ивановна живет одна с детьми. У нее что-то не ладится с мужем. Ушла вся в партийные заботы.

— Я понимаю, — посочувствовала Надежда Константиновна. — Семейные неурядицы приносят много страданий.

— Лидия Ивановна у нас самая умелая конспираторша. Шпики сбились с ног, рыскали по Уфе, не могли обнаружить «Девочку», а типография находилась у нее на квартире…

— О типографии вашей мы наслышаны с Владимиром Ильичем, Герасим Михайлович. — Крупская назвала его впервые по имени и отчеству. — Оберегайте Лидию Ивановну, она мать и вдобавок еще одинокая. Привет ей передайте. Ну, а как Инночка? Она в Златоусте?

— Нет. Кадомцева работает в Уфимской железнодорожной больнице. Ведет рабочий кружок…

Надежде Константиновне припомнилось, как однажды ошибочно был заслан чемодан с нелегалкой в Курган. Ей пришлось обратиться к Кадомцевой, чтобы та съездила за посылкой. С задержкой, правда, но Инна выполнила поручение. Уральцы получили «Искру» и книгу Ленина «Что делать?».

— Надежный и полезный человек, — сказала Крупская.

От наблюдательной Надежды Константиновны не ускользнуло, что Герасим хотел чем-то поделиться.

— Что-то вспомнили?

— Впервые про Инну Кадомцеву я услышал от усть-катавской фельдшерицы.

Крупская с интересом заметила:

— Я знала усть-катавскую фельдшерицу-бестужевку.

— Аделаиду Карловну?

— Да, да! — быстро сказала Надежда Константиновна. — Преданная социал-демократка. Все там же, на своем заводе?

— Там, — воскликнул Герасим, довольный, что своим сообщением порадовал Крупскую. — Она ведь теперь Емельянова. Муж ее тамошний учитель.

— Аделаидушка, милая! — нежно произнесла Надежда Константиновна. — Знакомство с нею было моей большой радостью. — И тут же, не забывая о деловой стороне, добавила: — Связи у нее с людьми широкие и надежные. Пользуйтесь ими непременно.

— Комитет тесно связан с нею.

Крупская задумалась. Легкая грусть скользнула по лицу. Она вздохнула. Подняла голову, поправила прическу. Светлые, круглые глаза ее были широко открыты и отражали душевную теплоту.

Надвигались сумерки с палевыми облаками. Из города накатывался церковный звон. Заканчивалась вечерняя месса.

— Расчувствовалась я, — призналась Крупская. — Столько невысказанных воспоминаний, Герасим Михайлович. Аделаидушка была дружна с другой бестужевкой, Натальей Александровной Плехановой, не встречали ее?

— Знаю, знаю, — быстро подхватил Герасим, — она и теперь врачует рабочих Миньярского завода.

— Наталья Александровна все одна?

— Право, не скажу. После съезда собираюсь в те края. Путь у меня из Уфы будет в Миньяр, Усть-Катав, Сатку, Белорецк. Словом, махну я по заводам, Надежда Константиновна.

— Вы так говорите, Герасим Михайлович, что и мне захотелось снова на Урал. Край-то благодатный и опорный в нашем деле…

— Приезжайте, будем вам рады.

— Когда, дорогой Азиат?..

Надежда Константиновна встала. Поднялся и Герасим.

— А Владимира Ильича все нет… — В голосе ее послышалось беспокойство. Она встала, грустно покачала головой. — Швейцария красива, но чужбина. Иногда так взгрустнется по родине, что заноет сердце. Спасибо, Герасим Михайлович, за новости.

— Спасибо и вам за душевный разговор.

Крупская протянула руку. Азиат ответил крепким рукопожатием, несколько раз кивнул и направился к выходу.

12

Герасим присматривался к Андрею. Этот киевлянин походил на Хаустова. Но какой-то замкнутый. Из скупых ответов выяснил: что лет шесть был связан с революционным движением — распространял прокламации, участвовал в забастовке, вел марксистский кружок, арестовывался и был сослан под гласный надзор полиции в другой город.