Женщины Цезаря - Колин Маккалоу

— Ну… — начал было Помпей, но замолчал.

— Ну — что?

Помпей остановился, оглянулся на толпу клиентов, следующих за ним, покачал головой, немного отошел и прислонился к одной из красивых мраморных колонн, поддерживающих аркаду главного помещения базилики Эмилия. Понимая, что таким образом Помпей хотел избежать подслушивания, Цезарь приблизился к Великому Человеку, а клиенты остались в стороне — с блестящими глазами, умирающие от любопытства, но стоящие слишком далеко, чтобы уловить хоть слово из сказанного Помпеем.

— А если кто-нибудь из них умеет читать по губам? — спросил его Цезарь.

— Ты опять шутишь!

— Да нет. Но мы можем отвернуться от них и сделать вид, что писаем в передний проход базилики Эмилия.

Это было уже слишком. Помпей захохотал. Однако, успокоившись, он все-таки отвернулся от клиентов, став к ним боком, и шевелил губами осторожно, словно продавец порнографии на Форуме.

— На самом деле, — пробормотал Помпей, — в этом году у меня есть один хороший человек среди кандидатов.

— Авл Габиний?

— Как ты догадался?

— Он родом из Пицена и входил в твой штаб в Испании. Кроме того, он мой хороший друг. При осаде Митилен мы оба были младшими военными трибунами. — Цезарь поморщился. — Габинию Бибул тоже не нравился, и прошедшие годы не примирили его с boni.

— Габиний очень хороший человек, — сказал Помпей. — К тому же очень способный.

— И это тоже.

— И что он собирается узаконить для тебя? Отобрать командование у Лукулла и передать тебе на позолоченном подносе?

— Нет, нет! — резко возразил Помпей. — Для этого еще не пришло время! Сначала мне нужна короткая кампания, чтобы разогреться.

— Пираты, — мгновенно догадался Цезарь.

— На сей раз ты прав! Пираты.

Цезарь согнул ногу в колене и уперся им в колонну, делая вид, что они ни о чем серьезном не разговаривают, просто вспоминают старые времена.

— Я аплодирую тебе, Магн. Это не только очень умно, но и необходимо.

— Что ты думаешь о Метелле Козленке на Крите?

— Тупой и продажный дурак. Он не просто так стал зятем Верреса — на то было много причин. Имея три хороших легиона, он едва сумел выиграть сражение на суше против двадцати четырех тысяч всякого сброда и необученных критян, которыми командовали не солдаты, а моряки.

— Ужасно, — сказал Помпей, мрачно качая головой. — Ответь, Цезарь, к чему драться на суше, когда пираты орудуют на море? Хорошо говорить, что следует ликвидировать их наземные базы, но если не поймаешь их на море, то не разрушишь их средства к существованию — корабли. Современный морской флот — это не Троя, где можно было сжечь вражеские суда, вытащенные на берег. Пока большинство из них сдерживают твои силы, остальные наберут команды и где-нибудь в другом месте сформируют новый флот.

— Да, — кивнул Цезарь, — до сих пор именно в этом вопросе все, от Антониев до Ватия Исаврийского, допускали ошибку. Жгли деревни и грабили города. Нужен человек с настоящим талантом организатора.

— Именно! — воскликнул Помпей. — И этот человек — я, обещаю тебе! Если мое добровольное бездействие в последние два года и было бесполезно в других отношениях, оно дало мне время подумать. В Испании я просто опускал рога и вслепую лез в драку. Теперь все иначе. Сидя у себя дома, я разрабатывал план. Прежде чем я выйду из Мутины, я должен знать, как мне выиграть войну. Мне нужно было подумать обо всем заранее, и не только о том, как построить дорогу через Альпы. Нужно подсчитать, сколько легионов потребуется, сколько всадников, сколько денег собрать в моем походном сундуке. Кроме того, нужно научиться понимать моего врага. Квинт Серторий был блестящим тактиком. Но, Цезарь, тактикой войны не выиграешь. Стратегия нужна, стратегия!

— Значит, все это время ты размышлял о пиратах, Магн?

— Да. Продумал каждый аспект, до последней мелочи. Карты, шпионы, корабли, деньги, люди. Я знаю, что делать.

Помпей демонстрировал совсем другую уверенность, чем раньше. В Испании была последняя кампания Крошки-Мясничка. В будущем он не будет мясником. Никаким. Даже самым крошечным.

Итак, Цезарь с интересом наблюдал, как выбирают десять плебейских трибунов. Конечно, Авл Габиний попал в их число. Он возглавил список победивших. А это означало, что он сделается главой новой коллегии плебейских трибунов, которая приступит к своим обязанностям в пятнадцатый день нынешнего декабря.

Поскольку плебейские трибуны вводили в действие новейшие законы и традиционно были единственными законодателями, которым нравились перемены, каждой влиятельной фракции в Сенате нужно было иметь по крайней мере одного плебейского трибуна. Включая boni, которые использовали своих людей, чтобы блокировать все новые законы. Самым мощным оружием плебейского трибуна являлось право вето, которое он мог применять против своих же товарищей, против всех других магистратов и даже против Сената. Это означало, что плебейские трибуны, принадлежавшие boni, не будут вводить новые законы. Они станут накладывать вето. И конечно, boni удалось выбрать трех своих ставленников — Глобула, Требеллия и Отона. Никто из них не блистал умом, но плебейскому трибуну от boni и не требуется быть умным. Он просто должен уметь произносить слово «вето».

У Помпея имелось два отличных члена новой коллегии, чтобы добиться цели. Авл Габиний родился в незнатной и бедной семье, но он далеко пойдет. Цезарь понял это еще со времени осады Митилен. Естественно, другой человек Помпея был тоже из Пицена: некий Гай Корнелий. Не патриций и не член древнего рода Корнелиев. Вероятно, он был не так тесно связан с Помпеем, как Габиний, но он определенно не решится накладывать вето на любой плебисцит, который Габиний сможет предложить плебсу.

Цезарь мог любопытствовать насчет дел Помпея, но здесь его интерес выглядел чисто теоретическим. На самом деле единственный новоизбранный плебейский трибун, который беспокоил его по-настоящему, не был связан ни с партией «хороших людей», ни с Помпеем Великим. Это был Гай Папирий Карбон, радикал со своими собственными взглядами. Какое-то время слышали, как он говорил на Форуме, что намерен обвинить дядю Цезаря, Марка Аврелия Котту, за незаконное присвоение трофеев, взятых в Гераклее во время кампании Марка Котты в Вифинии против старого врага Рима, царя Митридата. Марк Котта с триумфом возвратился к концу знаменитого совместного консульства Помпея и Марка Красса, и никто не усомнился тогда в его честности. Теперь же этот Карбон мутил старую воду. В качестве плебейского трибуна, полностью восстановленного в своих прежних правах, он может судить Марка Котту в специально созванном суде Плебейского собрания. Поскольку Цезарь любил своего дядю Марка и восхищался им, то его очень беспокоило выдвижение Карбона.

Но вот все избирательные плитки сосчитаны, и десять победивших взошли на ростру, принимая поздравления. Цезарь повернулся и направился домой. Он устал: очень мало спал, долго пробыл с Сервилией. Они не встречались до дня выборов в Трибутное собрание, состоявшихся шесть дней назад, и, как и ожидалось, у них обоих нашлось кое-что, что следовало бы отпраздновать. Цезарь стал куратором Аппиевой дороги («Какого дьявола ты взялся за эту работу? — удивился Аппий Клавдий Пульхр. — Это дорога моего предка, но я не такой дурак! Ты через год обеднеешь!»). Так называемый кровный брат Сервилии, Цепион, был выбран одним из двадцати квесторов. По жребию ему досталось работать в Риме в качестве городского квестора, а это означало, что ему не придется служить в провинции.

Поэтому любовники встретились в хорошем настроении, удовлетворенные, полные взаимного предчувствия, и провели весь день в постели с таким огромным удовольствием, что никто из них не хотел откладывать следующее свидание надолго. Они встречались каждый день. Это был истинный праздник губ, языка, кожи; всякий раз они обретали друг в друге что-то новое, что-то неизведанное. До сегодняшнего дня, когда предстоящие выборы сделали встречу невозможной. Не встретятся они, вероятно, до сентябрьских календ, потому что Силан увозил Сервилию, Брута и девочек на прибрежный курорт в Кумы, где у него имелась вилла. Силан тоже победил на нынешних выборах. С будущего года он станет городским претором. Эта чрезвычайно важная должность повысит общественный статус и Сервилии. Помимо всего прочего, она надеялась, что ее дом изберут для проведения женских ритуалов, посвященных Bona Dea, Благой богине. Во время этих обрядов самые знатные матроны Рима укладывают богиню для зимнего сна.

И пора сообщить Юлии, что Цезарь устроил ее будущий брак. Официальная церемония помолвки не состоится, пока в декабре Брут не наденет toga virilis, но брачный договор подписан и законность соблюдена. Отныне на судьбе Юлии поставлена печать. Почему Цезарь постоянно откладывает это дело, когда у него нет такой привычки? Вопрос постоянно вертелся у него в голове. Он даже просил Аврелию сообщить дочери новость, но Аврелия, строго соблюдавшая традиционный семейный уклад, отказалась. Цезарь — pater familias, он и должен это сделать. Женщины! Почему в его жизни так много женщин? И что заставляло Цезаря предполагать, что в будущем их станет еще больше? А сколько неприятностей они принесут с собой!..