Олег Табаков - Лидия Алексеевна Богова

интонации, строил и утверждал новые принципы общения со зрителем? Ставя дипломный спектакль «Фабричная девчонка» на курсе Олега Табакова, Ефремов сразу обратил на него внимание. И признался Лилии Толмачевой: «Парень способен стать застрельщиком в наших делах».

25 августа 1957 года Олег Табаков был официально принят в труппу Студии молодых актеров с окладом в 690 рублей — реформа, которая пройдет в 1961 году, уберет из означенной суммы ноль. Помимо этого Олег Николаевич поручил ему заниматься административными вопросами, начиная с получения московской прописки для Евгения Евстигнеева и заканчивая оформлением деловых взаимоотношений с Художественным театром, через бухгалтерскую систему которого студийцам выплачивалось денежное вознаграждение. Дело в том, что Студия молодых актеров в течение года оставалась подразделением Художественного театра, и молодежи два раза в неделю давали играть на сцене его филиала, где сейчас находится Театр Наций. Но через год партбюро МХАТа вынесло постановление, что благородно дает молодежи полную свободу. На практике это означало, что вчерашних студентов лишают сцены. Старшее поколение мхатовских «первачей» увидело в студии Ефремова опасных «гробокопателей». Это была одна из самых трагических ошибок театра.

Спустя двадцать лет, в 1980 году, думая, что совершает благородное дело — ведь все осознают, что театру необходимо обновление, — Табаков привел в «Современник» целый курс своих выпускников. История повторилась: театр отверг предложение, коллеги актера вновь увидели в молодежи конкурентов. А уже в середине 1980-х, когда сэр Лоуренс Оливье водил Табакова по своему театру в Лондоне, мимо них по коридору прошла троица молодых актеров. Они разговаривали между собой и не обратили внимания на живую легенду. Как-то обтекли двух известных актеров и пошли себе дальше. А Лоуренс сказал: «Вот, Олег, это мои гробокопатели…» Формулировка Олегу Павловичу очень понравилась, потому что она жестко соответствовала жизненному содержанию. Это грустная правда истории любого театрального коллектива, что никогда не останавливало стремление и движение к новизне самого Табакова. Вероятно, слишком заразителен был опыт сотрудничества с великими учителями.

Административные обязанности, возложенные на вчерашнего выпускника, последнему были неведомы. Опыт деятельности на этом поле деятельности был неоценим и, бесспорно, сыграл свою роль на пути становления успешного руководителя, театрального деятеля, продюсера Олега Табакова. Инна Натановна Соловьева вспоминала: «Помню его — белокурого, тоненького-тоненького, изящного, с польским акцентом не в речи, но в красоте — со дней „Современника“, помню с тяжеленным некрасивым портфелем. Таскал в нем все деловые бумаги „Современника“, таскал всюду с собою. Очевидно, в театре еще не было конторы, кабинета дирекции»[17]. Судьба распорядилась верно, поручив ему его тяжеленный некрасивый портфель (он же и личный табаковский крест — как известно, каждому подобран индивидуально). Чародей Табаков был рожден еще и хозяином дела. А в те далекие годы многие замечали, что в этом юном даровании есть нечто такое, что отличало его от окружающих. Это были открытость, контактность, умение договариваться с людьми всех уровней на иерархической лестнице. Впоследствии помогало то, что он сам называл «мое пробивное кинолицо». Спустя десятилетия, Олег Ефремов скажет: «Хорошо помню его молодым. Вокруг него сразу возникало некое поле улыбки, звучал смех, а то и хохот. Он был любимцем. Его искрометный юмор заставлял на то или иное событие смотреть совсем другими глазами, как-то легко и свободно вздохнуть. Он вносил в нашу жизнь уверенность, какое-то удивительно светлое и радостное начало»[18].

Начало, откуда придет успех… Однажды я спросила Инну Натановну Соловьеву: «Много артистов, ровесников Табакова, тоже народных СССР, тоже талантливых, но в их творческой судьбе нет ролей, ставших историей русского театра. У Табакова есть: это Олег Савин, Александр Адуев, Обломов… По этим работам студентам можно объяснять, что такое артист русского психологического театра. Почему так случилось?» Ответ любопытный: «Останься Табаков в стенах МХАТ, где ставили В. Станицын, М. Кедров, его судьба была бы другая. В отличие от многих талантливых сверстников, он постигал профессию в спектаклях Олега Ефремова, в содружестве с А. Эфросом, М. Швейцером, людьми новых идей, другого времени, иных ритмов, поэтому и творческая жизнь Олега Табакова сложилась совсем иначе».

Глава третья. «Современник»

Выход наш и опасная наша игра

Для напрасного слова во имя добра.

Владимир Рецептер

В жизни театрального искусства «Современник» стал уникальным носителем целого мира культуры. Возникнув внутри испытанной временем и жизнью школы Московского Художественного театра, основатели стремились, сохранив суть мхатовского опыта, ответить на сложные вопросы и противоречия современной жизни, понять, «чем жив человек сегодня». Это был смелый шаг, потому что в происходящем в стране и в мире хотели разобраться не привычными штампами идеологии, а искренними и честными средствами искусства.

Талант создателей нового театра сказался уже в его точном названии. Что такое сегодня, как разглядеть его в сумятице буден, в газетной шумихе, нескончаемой пестрой череде событий, как важных, так и непримечательных, что отличает сегодня от вчера и завтра? Требовалось отчетливое понимание проблем сегодняшнего дня, а главное — поиск созвучных этому дню произведений, где современность не подменяется злободневностью, назавтра оборачивающейся анахронизмом. Японцы не зря говорят: «Сначала узнай, кто твои слушатели, а потом начинай проповедь». Чуять дыхание зала необходимо не ради того, чтобы приноровиться к его наличному составу, а чтобы хоть как-то овладеть им. Не зря публику именуют своего рода «эмоциональной мембраной», к которой приходится прислушиваться. Театр как никакое другое искусство связан с публикой, без публики он не существует, и актер во все времена отражает умонастроения зрителя своего времени. «Голос зрительного зала для меня как кнут для рысака», — откровенничал Федор Шаляпин. Публика, конечно, воздействует на актера, но сама она пришла в театр за воздействием, получать его, а не давать. Публика воздействует непроизвольно, а театр целеустремленно, он задан на воздействие.

В России, где десятилетиями искусству вменялась роль политики, философии, кафедры, а то и «эстетического убежища», театр всегда был больше чем театр. Так в спорах и ночных бдениях первых встреч и репетиций рождалась необходимость играть время. А время было удивительное. 1956 год… Время надежд, уверенность в необходимости перемен, которые в реальности всегда влекут обновление в искусстве. Ощущение, что совсем скоро начнется нечто новое и неизвестное, рождало в недавних выпускниках счастливое чувство своей предназначенности, избранности в решении важных задач. Люди жаждали слова, чтобы оно было про нашу жизнь, многократно покореженную, жизнь, в которой много было потерь и боли, и осталось — не покориться, не поддаться, не склонить головы… Хоть однажды, но в человеке просыпается желание подлинности. Табаков передал эти ощущения в следующем признании: «ХХ съезд многие люди разных поколений встретили с радостной готовностью, хотя степень знания о прошлом была