Лирика 30-х годов - Борис Пастернак

Павлодар

Сердечный мой,Мне говор твой знаком.Я о тебе припомнил, как о брате,Вспоенный полносочным молокомТвоих коров, мычащих на закате.Я вижу их, — они идут, пыля,Склонив рога, раскачивая вымя.И кланяются низко тополя,Калитки раскрывая перед ними.И улицы!Все в листьях, все в пыли,Прислушайся, припомни — не вчера лиПо Троицкой мы с песнями прошлиИ в прятки на Потанинской играли?Не здесь ли, раздвигая камыши,Почуяв одичавшую свободу,Ныряли, как тяжелые ковши,Рябые утки в утреннюю воду?Так ветренен был облак надо мной,И дни летели, ветренные сами.Играло детство с легкою волной,Вперясь в нее пытливыми глазами.Я вырос парнем с медью в волосах.И вот настало время для элегий:Я уезжал. И прыгали в овсахКостистые и хриплые телеги.Да, мне тогда хотелось сгоряча(Я по-другому житьИ думать мог ли?),Чтоб жерди разлетались, грохоча,Колеса — в кат, и лошади издохли!И вот я вновьНашел в тебе приют,Мой Павлодар, мой город ястребиный.Зажмурь глаза — по сердцу пробегутИюльский гул и лепет сентябриный,Амбары, палисадник, старый домВ черемухе,Приречных ветров шалость, —Как ни стараюсь высмотреть — кругомКак будто все по-прежнему осталось.Цветет гераньВ расхлопнутом окне,И даль маячит старой колокольней,Но не дает остановиться мнеПшеницын Юрий, мой товарищ школьный.Мы вызубрили дружбу с ним давно,Мы спаяны большим воспоминаньем,Похожим на безумье и вино…Мы думать никогда не перестанем,Что лучшаяДавно прошла пора,Когда собаку мы с ним чли за тигра,Ведя вдвоем средь скотного двораВеселые охотницкие игры.Что прошлое!Его уж нет в живых.Мы возмужали, выросли под бурейГражданских войн.Пусть этот вечер тих, —Строительство окраин городскихМне с важностьюПоказывает Юрий.Он говорит: «Внимательней взгляни,Иная жизнь грохочет перед нами,Ведь раньше здесьЛишь мельницы одниМахали деревянными руками.Но мельники все прокляли завод,Советское, антихристово чудо,Через неделю первых в этот годСтальных конейМы выпустим отсюда!»…С лугов приречных!Льется ветер звеня,И в сердце вновьЧувств песенная замять…А, это теплойМордою коняМеня опятьВ плечо толкает память!Так для нее я приготовил кнут —Хлещи ее по морде домоседской,По отроческой, юношеской, детской!Бей, бей ее, как непокорных бьют!Пусть взорван шорох прежней тишиныИ далеки приятельские лица, —С промышленными нуждами страныПоэзия должна теперь сдружиться.И я смотрю,Как в пламени зари,Под облачною высотою,Полынные родные пустыриЗавод одел железною листвою.

Песня («В черном небе волчья проседь…»)

В черном небе волчья проседь,И пошел буран в бега,Будто кто с размаху коситИ в стога гребет снега.

На косых путях морозаНи огней, ни дыму нет,Только там, где шла береза,Остывает тонкий след.

Шла береза льда напиться,Гнула белое плечо.У тебя ж огонь еще:И темном золоте светлица,Синий свет в сенях толпится,Дышат шубы горячо.

Отвори пошире двери,Синий свет впусти к себе,Чтобы он павлиньи перьяРасстелил по всей избе.

Чтобы был тот свет угарен,Чтоб в окно, скуласт и смел,В иглах сосен вместо стрел,Волчий месяц, как татарин,Губы вытянув, смотрел.

Сквозь казацкое ненастьеЯ брожу в твоих местах.Почему постель в цветахБелый лебедь в головах?Почему ты снишься, Настя,В лентах, в серьгах, в кружевах?

Неужель пропащей ночьюЖдешь, что снова у воротПотихоньку захохочутБубенцы и конь заржет?

Ты свои глаза открой-ка —Друга видишь неужель?Заворачивает тройкиОт твоих ворот метель.

Ты спознай, что твой соколикСбился где-нибудь в пути.Не ему во тьме собольейГубы теплые найти!

Не ему по вехам старымОтыскать заветный путь,В хуторах под ПавлодаромКолдовским дышать угаромИ в твоих глазах тонуть!

Повествование о реке Кульдже

Мы никогда не состаримся, никогда,Мы молоды, как один.О, как весела, молода вода,Толпящаяся у плотин!Мы никогдаНе состаримся,Никогда —Мы молоды до седин.

Над этой страной,Над зарею встаньИ взглядом пересекиПесчаный шелк — дорогую ткань.Сколько веков седел Тянь-ШаньИ сколько веков пески?

Грохочут кибитки в седой пыли.Куда ты ни кинешь взор —Бычьим стадом камни леглиУ синей стужи озер.

В песке и камне деревья растут,Их листья острей ножа.И, может быть, тысячу весен тутТомилась река Кульджа.

В ее глубине сияла грозаИ, выкипев добела,То рыжим закатом пела в глаза,То яблонями цвела.

И голову каждой своей волныМозжила о ребра скал.И, рдея из выстуженной глубины,Летел ледяной обвал.

Когда ж на зареТабуны коней,Копыта в багульник врыв,Трубили,Кульджа рядилась сильней,Как будто бы Азия вся на нейСтелила свои ковры.

Но пороховойДевятнадцатый год,Он был суров, огнелиц!Из батарей тяжелый полетТяжелокрылых птиц!Тогда Кульджи багровела зыбь,Глотала свинец она.И в камышах трехдюймовая выпьПротяжно пела: «В-в-ой-на!»

Был прогнан в пустыню шакал и волк.И здесь сквозь песчаный шелкШел Пятой армии пятый полкИ двадцать четвертый полк.

Страны тянь-шаньской каменный садОт кровиИ от знамен алел.Пятнадцать месяцев в нем подрядОктябрьский ветер гудел.

Он шел с штыками наперевесДорогою Аю-Кеш,Он рвался чрез рукопожатия и чрезТревожный шепот депеш.

Он падал, расстрелян, у наших ногВ колючий ржавый бурьян,Он нес махорки синий дымокИ запевал «Шарабан».

Походная кухня его, дребезжа,Валилась в приречный ил.Ты помнишь его дыханье, Кульджа,И тех, кто его творил?

По-разному убегали года.Верблюды — видела ты? —Вдруг перекидывались в поездаИ, грохоча, летели туда,Где перекидывались мосты.

Затем здесьС штыками наперевесШли люди, валясь в траву,Чтоб снова ты чудо из всех чудесУвидела наяву.

Вновь прогнан в пустынюШакал и волк.Песков разрывая шелк,Пришел и пятый стрелковый полк,И двадцать четвертый полк.

Удары штыка и кирки ударНе равны ль? По пояс гол,ИмиРуководит комиссар,Который тогда их вел.

И ты узнаешь, Кульджа: «Они!»Ты всплескиваешь в ладоши, и тутОни разжигают кругом огни,Смеются, песни поют.

И ты узнаешь, Кульджа, — вон тот,Руками взмахнув, упал,И ты узнаешьДевятнадцатый годИ лучших его запевал!

И ты узнаешьДевятнадцатый год!Высоким солнцем нагрет,Недаром Октябрьский ветер гудит,Рокочет пятнадцать лет.

Над этой страной,Над зарею встаньИ взглядом пересекиПесчаный шелк, дорогую ткань.Сколько веков седел Тянь-ШаньИ сколько веков пески?

Но не остынет слово мое,И кирок не смолкнет звон.Вздымается дамб крутое литье,И взята Кульджа в бетон.

Мы никогда не состаримся, никогдаМы молоды до седин.О, как весела, молода вода,Толпящаяся у плотин!

Волна — острей стального ножа —Форелью плещет у дамб —Второю молодостью КульджаГрохочет по проводам.

В ауле Тыс огневее лисОгни и огни видны,Сияет в лампах аула ТысГроза ее глубины.

Сердце