Плата за молчание - Продель Гюнтер

В задачу полиции Асбери-Парка не входило выяснение причин пожара. Этим занималось морское ведомство в Нью-Йорке, и потому местные полицейские органы ограничились составлением протокола, который и переслали в Нью-Йорк. Туда, однако, в эти дни поступали целые груды протоколов и актов, относящихся к кораблекрушению, так что вначале протокол из Асбери-Парка потонул в общей куче бумаг и на него не обратили внимания.

В первые дни после катастрофы важнейшей задачей морского ведомства было опознание найденных трупов и составление списков пассажиров и членов команды, спасенных другими судами или добравшихся до берега в шлюпках. Так были уточнены размеры катастрофы: из 318 пассажиров погибли 134, преимущественно женщины и дети. Потери среди экипажа были несравненно меньше: из 108 человек погибли только шестеро. Остальные сумели своевременно обеспечить себе места в немногих сохранившихся спасательных шлюпках.

Следующий пример особенно ярко иллюстрирует позорное поведение команды: единственная оснащенная мотором спасательная шлюпка, рассчитанная по меньшей мере на пятьдесят пассажиров, достигла берега, имея на борту только шесть человек. Это были старший инженер «Морро Касл» Эббот, мексиканский «оловянный король» Доррес с супругой и дочерью и двое матросов, управлявших шлюпкой. Некоторые спасшиеся пассажиры рассказывали потом, что тех, кто пытался ухватиться за борт шлюпки, Эббот багром сталкивал обратно в море. Шлюпка причалила в полумиле к северу от Асбери-Парка в семь часов утра, то есть меньше чем через четыре часа после того, как был принят последний сигнал SOS, поданный радистом «Морро Касл». Старший инженер Эббот сошел на берег в том самом белом парадном мундире, в котором присутствовал накануне на балу в салоне «Морро Касл».

- Он выглядел так, будто явился прямо с морского парада, а не с горящего судна, - рассказывали позднее очевидцы.

Уже вскоре разнеслись слухи, что на борту «Морро Касл» происходили вещи, которые пароходной компании желательно было бы скрыть. Хотя морское ведомство в Нью-Йорке сразу же занялось расследованием причин катастрофы, ход этого расследования сохранялся в строжайшем секрете. Можно было подумать, что речь идет о государственной тайне. В прессу не поступало никакой информации. Федеральная полиция и прокуратура подчеркнуто устранялись от дела, лишь коротко сообщив, что не видят повода вмешиваться в действия морского ведомства.

Только 12 сентября, через четыре дня после катастрофы, два страховых агента попали на сгоревший корабль. У них было задание разыскать бриллианты погибшей 73-летней мультимиллионерши Кэтлин Моррисон. Драгоценности были застрахованы на сумму в два с половиной миллиона долларов, и наследники уже успели потребовать возмещение ущерба.

С помощью автогена агентам удалось пробиться на нижнюю палубу, где размещались апартаменты Кэтлин Моррисон. Дверь в маленький салон стояла открытой и раскачивалась в такт прибою, вздымавшему и опускавшему останки судна.

Внутри обеих кают, из которых состоял номер, агенты нашли только покрытые копотью металлические перекрытия. Панели из драгоценного розового дерева и мягкая мебель сгорели дотла, как и все, что вообще могло гореть. В спальне, у задней переборки, лежали пружины от матраца, а вокруг громоздились груды пепла - все, что осталось от деревянного остова постели.

Сейф, вделанный между иллюминаторами, казался неповрежденным. Лишь приблизившись к нему с автогеном, агенты страховой компании заметили, что он не заперт и открывается простым поворотом ручки. Сейф был пуст. Не осталось даже золы от могущих гореть предметов.

Не требовалось особых криминалистических познаний, чтобы определить, что содержимое сейфа не погибло от огня, а кем-то взято, причем человек этот воспользовался ключом, так как оба крепких замка были отперты, а стальная дверца не носила следов взлома.

Может быть, сама владелица, когда начался пожар, вынула драгоценности из сейфа и захватила их с собой, а потом они вместе с ней погибли в океане?

Вскоре агенты убедились, что это не так. Пристальнее осмотрев остатки постели, они обнаружили не до конца сгоревший человеческий скелет и металлические части зубного протеза. Позднее по этому протезу было точно установлено, что мультимиллионерша Кэтлин Моррисон не утонула в океане, а сгорела в своих роскошных апартаментах. Вернее говоря, сгорел ее труп, потому что, будь она жива, когда начался пожар, она не осталась бы в своей каюте, расположенной у самого выхода на верхнюю палубу. В каждом номере имелось сигнальное устройство, автоматически включавшееся при пожаре. А кроме того, должно было пройти немало времени, чтобы огонь добрался сюда, так что Кэтлин Моррисон вполне успела бы выбраться на верхнюю палубу.

Проник ли убийца в каюту, когда в ней находилась мультимиллионерша, и убил ее, чтобы завладеть драгоценностями? Или она застигла вора в момент, когда он очищал сейф, и он тогда убил ее?

Страховые агенты пока не могли ответить на эти вопросы, но одно ужасное подозрение возникло у них сразу: не с целью ли скрыть следы ограбления и убийства был учинен пожар на «Морро Касл»? Быть может, убийца решил пожертвовать несколькими сотнями человеческих жизней, лишь бы избежать преследования?

В тот же день, 12 сентября 1934 года, почти в тот самый час, когда два страховых агента проникли на корпус сгоревшего судна, в Нью-Йорке началось заседание следственной комиссии морского ведомства, посвященное выяснению причин катастрофы. Комиссия в составе четырех морских офицеров высокого ранга должна была решить, было ли случившееся стихийным бедствием или результатом преступной халатности. В зависимости от этого дело было бы либо прекращено, либо передано полицейским и правовым органам для возбуждения уголовного преследования.

Четверо солидных седовласых господ в голубых, шитых золотом капитанских мундирах сидели в маленьком зале нью-йоркского морского ведомства за длинным столом, заваленным актами, блокнотами и морскими картами. Единственными украшениями на обшитых деревянными панелями стенах были звездный флаг и портрет Авраама Линкольна.

Человек двадцать присутствующих с нетерпением глядели на маленькую дверь, через которую должен был войти первый и важнейший свидетель - капитан «Морро Касл».

Наконец, тяжело волоча ноги, в зале появился высокий худощавый человек с орлиным носом. По залу пронесся шепот разочарования. Вся Америка сотни раз за последние дни видела в газетах фотографию капитана «Морро Касл», и присутствующие ожидали увидеть старого морского волка с волевым лицом.

Свидетель, который, робко озираясь, приближался к столу, был ничуть не похож на эти фотографии. Его неприметная внешность не внушала симпатии, и он нисколько не напоминал капитана. Впрочем, и звали его не Уилмотт, как гласила подпись под газетными снимками, а Уильям Уормс.

И все же этот тощий человек с крючковатым носом был последним капитаном «Морро Касл». Когда возник пожар, прежний капитан, знакомый всем по фотографиям в газетах и носивший фамилию Уилмотт, уже не командовал кораблем.

7 сентября, около 21 часа, когда «Морро Касл» находился еще в ста морских милях от Нью-Йорка и большинство пассажиров собралось в салон на прощальный бал, судовой врач доктор де Витт нашел капитана мертвым в его каюте. Уилмотт стоял на коленях, перегнувшись через борт ванны и уцепившись рукой за кран. Глаза и рот его были широко раскрыты.

Опытный врач с первого взгляда определил, что смерть капитана не была естественной. По всем признакам, она наступила от быстродействующего яда.

Затаив дыхание, присутствующие слушали негромкую речь Уильяма Уормса. Только когда он, сделав короткую паузу, потянулся за стаканом минеральной воды, напряженная тишина разрядилась покашливанием и бормотанием.

Расследование только началось - и уже такая сенсация!

Едва Уормс поставил стакан на стол, как снова мгновенно воцарилась тишина. Никто не хотел пропустить ни слова из дальнейшего рассказа этого человека, сменившего офицерский мундир на светлый штатский костюм.