Битва за смерть - Олег Синицын

— Саша!

Он явственно услышал собственное имя. Горло сжал спазм, перехватило дыхание. Парамонов ухватился за ближайший ствол, пытаясь справиться с судорогой. Он чувствовал, что сейчас задохнется.

Страх на мгновение отступил. С рыдающим звуком Александр втянул воздух и задышал часто-часто.

Он снова услышал голос маленькой девочки. Но…

Щемящая тоска охватила красноармейца. Это был голос девочки из прошлого. Маленькой подруги из деревни Аляково.

— Даша? — спросил он. Лес молчал.

Он и Даша дружили, когда им было по девять лет. Они вместе купались в маленькой речке, вместе лежали под огромным дубом на окраине деревни. Она была первой девочкой, которую он поцеловал.

Парамонов двинулся в направлении голоса, совершенно позабыв, что маленькая Даша, которую он помнил, давно выросла, родила троих детей и уже успела потерять мужа на войне.

Проваливаясь в сугробы по колено, Саша Парамонов пробирался в лесную чащобу.

— Даша! — звал он. По темному лесу его зов прокатился гулким эхом и вернулся обратно искаженным до неузнаваемости. Солдат поднял фонарь и вновь увидел мелькнувший край голубого платья. У Даши такого не было, но этот голос… Парамонов твердо знал, что голос принадлежит ей.

— Даша!

— Сашенька, я здесь!

Голос раздавался из самой тьмы. Парамонов бросился вперед, споткнулся и уронил фонарь. Тот упал в снег и потух. Тотчас вокруг опустился мрак. Саша пошарил возле себя в поисках керосиновой лампы и, не найдя ее, махнул рукой.

— Саша…

Огни костров за его спиной загородили могучие стволы. В сгустившемся мраке Парамонов уже не нашел бы дорогу назад. Но он не понимал этого. Он двигался вслед за голосом, не думая ни о чем.

— Дашенька, я хочу к тебе… — простонал Саша и услышал в ответ приглушенный хруст снега.

— Иди ко мне, милый! — прошептал голос.

Парамонов протянул руки на звук голоса. Сознание помутилось. Ему казалось, что он спит и одновременно летит. Он не слышал ничего вокруг. Он был полностью поглощен предстоящей встречей.

Из сладких ностальгических грез Парамонова выдернула страшная боль. Что-то холодное и липкое рвануло за ноги, схватило, завертело. Что-то острое кромсало кожу, прорывая ткань шинели и армейских штанов. Парамонов закричал, но в рот набился снег. Он продолжал кричать изо всех сил, не осознавая, что в темноте разносится только его сдавленное мычание.

Александр звал не маму и не старшину. Звал он свою девочку из прошлого.

Дашу.

ГЛАВА 7

Смерклый бежал, боясь опоздать к раздаче спирта. Подозрение об обмане даже не приходило крестьянину в голову. Все его помыслы были связаны с предстоящим распитием живительной влаги. Конечно, Смерклый не был последним дураком и прекрасно понимал, что, раздав по невежеству весь спирт сейчас, молодой лейтенант окажется перед фактом, что ни один из красноармейцев в трезвом рассудке не пойдет в атаку на высоту Черноскальная. В результате старшина и политрук погонят солдат «всухую», что крайне неприятно. Фрол и сам не хотел идти трезвым в атаку, потому что это довольно страшно. Но внутренний голос, словно червячок, подтачивал его изнутри и требовал несколько граммов спиртного именно сейчас, а не после. Поэтому ноги сами несли крестьянина. Вдобавок, если сейчас Фрол не возьмет свою долю, она достанется другим, более прытким.

Дорога, на участке которой расположилась рота, поворачивала. Фрол решил срезать угол, прошмыгнув между несколькими исполинскими стволами. Но едва он юркнул в темноту, как нога в поношенном валенке провалилась в сугроб. Фрол коротко матюгнулся, но ничего поделать уже не мог. Его понесло вниз, в мягкую снежную россыпь.

Когда он провалился по пояс, в голове промелькнуло, что скорей всего неприятности закончились. Но затем его увлекло еще глубже, по шею, и только на этом падение остановилось.

— Уф! — произнес Смерклый.

Он поводил руками под сугробом, пытаясь нащупать опору и выбраться. На миг крестьянин оторопел и пошевелил руками еще раз. После этого удивленно охнул. Снежная корка находилась только сверху. Под ней пустота. Полость. Заинтересованный этой странностью Фрол нагнулся, нырнув в сугроб с головой.

Его обволокла темнота. Трудно было что-то разглядеть. Покряхтев, Смерклый залез под шинель в карман гимнастерки и достал коробок спичек, завернутый в непромокаемый брезентовый мешочек.

Чиркнул спичкой. Она вспыхнула робким пламенем.

— Чтоб тебя! — выругался от удивления исследователь.

Он поднял спичку повыше, чтобы как следует осмотреть пространство под сугробом, но невольно ткнул ею в снежный пласт над головой. Спичка потухла. Смерклый чертыхнулся и зажег новую.

Перед ним был проход высотой в половину человеческого роста. Фрол посветил вперед. Ход уводил далеко, конец его терялся во мраке. Крестьянин повернулся назад и обнаружил, что идет он тоже неизвестно откуда. Судя по всему, Смерклый оказался посередине этой длинной норы в сугробах.

Возле ног темнел отпечаток лапы неизвестного зверя. Смерклый не был охотником и не умел читать следы, как Ермолаев, но отметил, что отпечаток довольно большой.

Он наклонился, чтобы как следует рассмотреть его. В этот момент огонек приблизился к кончикам пальцев. Крестьянин вскрикнул и выронил спичку. Коротко пшикнув, она потухла, и пространство вокруг погрузилось в темноту.

Фрол замер в нерешительности, а затем выпрямился. Голова поднялась над сугробом.

— Спирт, — выдавили губы единственное слово. Разворотив сугроб, Смерклый выбрался на дорогу.

Алексей посветил керосиновой лампой на наручные часы: 17.50. Они возвращались в лагерь. Темнота затянула всё вокруг. Лишь дорогу, на которой расположились солдаты, освещало пламя костров.

Первый человек, который их встретил, был старшина Семен Владимирович. Он взял разведчика за локоть и отвел в сторону. Пока Алексей жевал булочку с маком, которую испекла старушка из деревни, старшина внимательно выслушал рассказ бойца. После этого подошел к ним.

— Что скажешь, Семен? — спросил политрук. Алексей съел только половинку булочки, а остальное убрал в вещмешок. Еще пригодится.

— Странная история, — задумчиво ответил старшина. — Надо посмотреть своими глазами.

— Нужно двигаться дальше, — напомнил Калинин.

— Помилуйте, Алексей Витальевич! — произнес Зайнулов. — Посмотрите, что вокруг делается! Темнота непроглядная.

— Если мы останемся здесь до рассвета, то потеряем часов двенадцать, а это непозволительная роскошь! — сказал Алексей и повторил который раз за сегодняшний день: — Послезавтра мы должны выйти к высоте Черноскальная!

— А тебя не беспокоят пропавшие немцы? — спросил старшина. — Мы можем повторить их судьбу.

— Сейчас еще только шесть вечера! Мы можем идти и идти!

— Куда идти? — воскликнул старшина. — Куда ты пойдешь в этой темноте? Хватит на сегодня переходов. И так оказались черт знает где.

— Да вы что! — впервые повысил голос Калинин. — Знайте свое место!! Вы — старшина! А командир роты здесь я!! Сейчас же начнем движение. Командуйте строиться.

— Как же мы пойдем в темноте? — рассудительно спросил Зайнулов. По всей видимости, на этот раз он принял сторону старшины. Ну и ладно. Алексей чувствовал в себе силу противостоять обоим.

— У нас есть керосиновые лампы!

— Их недостаточно, — возразил политрук. — Сделаем факелы!

— Чуть помедленнее, кони-и, — с хрипотцой пропел старшина.

Калинин с изумлением посмотрел на него. Он не понимал, что его больше удивило в этой фразе — бесцеремонность или неожиданная музыкальность Семена Владимировича.

— Мы останемся здесь, лейтенант, — произнес старшина. — И тронемся в путь только с рассветом.

— Я согласен со старшиной, — кивнул Зайнулов. — Останемся на дороге до утра. Выставим посты и спокойно переночуем.

Алексей поджал губы и, повернувшись спиной к политруку и старшине, отправился прочь. Злость переполняла его. Проклятые старики! Не хотят выполнять приказ. А приказы нужно выполнять любой ценой, и брести в темноте по дремучему лесу — самая меньшая цена. Как они этого не понимают?

— Товарищ лейтенант! — Алексей обернулся.

— Товарищ лейтенант, погодите! — донеслась до Алексея окающая речь.

Из леса выбежал солдат, которого Калинин пока не знал. На вид ему было лет сорок. Близко посаженные глаза, нос картошкой, короткая шея, неуклюжая фигура. Шинель от воротника до самого низа облеплена снегом.

— Что вам? — спросил Алексей. Гнев по-прежнему бурлил в нем, однако не переливался через край

— Товарищ лейтенант, я хочу получить свою долю! — Красноармеец окал так, что резало слух. Калинин скривился:

— Вы о чем?

— О спирте!

— Я не понимаю.

— Мне бы спирту мою долю… — жалостливо протянул красноармеец.

И тут Алексей, сам того не осознавая, выместил накопившуюся злость на этом солдате: