Сталин против Гитлера: поэт против художника - Сергей Кормилицын

И ведь бежал, что характерно, причем успешно! Правда, не с первого раза. Первая попытка провалилась из-за мороза: опального революционера этапировали с теплого летнего Кавказа, так что у него не было нормальной зимней одежды, а были только, по воспоминаниям других ссыльных, легкая папаха на сафьяновой подкладке, бурка и щеголеватый белый кавказский башлык (то-то, должно быть, зрелище было для местных жителей!). Так что, попытавшись покинуть Новую Уду, он сумел добраться только до близлежащего городка, здорово обморозив руки и физиономию.

Вторая попытка оказалась более успешной, хотя кроме того, что Иосифу таки удалось бежать, о ней ничего не известно. Впрочем, Лев Балаян в своей книге цитирует письмо Михаила Кунгурова, которое крестьянин написал Сталину уже в 1947 году, отчаявшись получить нормальную пенсию и умоляя о помощи. В этом письме, в частности, говорилось: «Я глубоко извиняюсь, что беспокою Вас. В 1903 году, когда Вы были в ссылке, село Новая Уда Иркутской губернии Балаганского уезда, в то время жили у меня на квартире. В 1904 году я увез Вас лично в село Жарково по направлению к станции Тыреть Сибирской железной дороги, а когда меня стали спрашивать пристав и урядник, я им сказал, что увез Вас по направлению в город Балаганск. За неправильное показание меня посадили в каталажку и дали мне телесное наказание – 10 ударов, лишили меня всякого доверия по селу. Я вынужден был уехать из села Новая Уда на станцию Зима Сибирской железной дороги»[34]. Вот оно, оказывается – все обыденно и просто! Уговорил своего домохозяина – то ли попросту купил его молчание за собранные «в шапку» среди ссыльных деньги, то ли по своему «волшебному» обыкновению уболтал его – и тот согласился не просто отвезти смешного кавказца в бурке до ближайшей станции, но даже пресловутые десять ударов вытерпеть.

Почему такое изумление в моих словах? Потому что версий относительно «механизма» бегства из ссылки было несколько – все авторские, рассказанные в разное время Сталиным в качестве байки, и все как одна сенсационные. Чего стоило, скажем, утверждение, что ссыльный горец банально «угнал» ямщика – заставил довезти его до нужного места, угрожая вознице кинжалом. Или вот еще прекрасный образчик остроумия вождя – рассказ, что он нанимал вывезших его из Сибири ямщиков за аршин водки. Кто только не цитировал эту байку, но лучше всего, сдается, сделал это Вильям Похлебкин, свято уверовавший в ее правдивость: «Сталин, используя интуитивно и сознательно некоторые черты русского характера, умел располагать к себе ямщиков на сибирских трактах. Он не старался их упрашивать скрыть его от полиции обещаниями дать деньги или, как барин, не предлагал им «дать на водку», то есть всячески избегал того, чтобы люди воспринимали его как человека, хотевшего их «подкупить», сделать что-то недозволенное за взятку, ибо хорошо понимал, как оскорбляли такие предложения открытых, наивных, честных, простых русских провинциальных людей. Вместо этого он «честно» говорил ямщикам, что денег у него на оплату поездки нет, но вот пара штофов водки, к счастью, имеется, и он предлагает платить по «аршину водки» за каждый прогон между населенными пунктами, насколько хватит этих штофов. Ямщик, конечно, со смехом начинал уверять тогда этого явно нерусского инородца, что водку меряют ведрами, а не аршинами. И тогда Сталин вытаскивал из-за голенища деревянный аршин – досочку длиной 71 сантиметр, доставал из мешочка несколько металлических чарочек, плотно уставлял ими аршин, наливал в них водку и показывал на практике, как он понимал «аршин водки». Это вызывало всеобщий смех, веселье, поскольку все это было как-то ново, необычно и приятно «тормошило» русского человека в обстановке серости и обыденности провинциальной жизни. Главное же – такой подход превращал взятку из «подачки» и «подкупа» в товарищескую игру, лишал всю эту сделку ее смущавшего людей неприличия, ибо создавал ситуацию товарищеской шутки, азарта и дружеского взаимодействия, так как нередко уже второй или третий «аршин водки» распивался совместно. «И откуда ты взялся, такой веселый парень! – говорили ямщики, не без сожаления расставаясь с необычным пассажиром. – Приезжай к нам еще!», – поскольку он слезал через три-четыре станции, откуда уже с другими ямщиками продолжал ту же игру, всегда проезжая небольшой отрезок пути и никогда не говоря конечного пункта своего следования, и вообще не упоминая ни одной станции, которые он не знал и в названии которых не хотел ошибиться. Он ехал – покуда хватит «аршина водки» или нескольких аршинов, – и так неуклонно и надежно продвигался из Сибири в европейскую Россию, избегая всяких встреч с полицией. Так, несмотря на весь свой грузинский, «капказский» вид и вопреки явно нерусскому акценту и речи, Сталину удавались его дерзкие побеги из самых отдаленных углов Российской империи. Он знал народ, и народ, чувствуя это, был на его стороне, разумеется, и не подозревая, с кем в действительности имеет дело»[35].

Ну, как бы то ни было, какую версию ни прими, а из ссылки Иосиф выбрался. Правда, к добру или к худу – ему самому на ту пору было неясно: прежде чем снова войти в обойму партийного актива, ему пришлось пережить непростое время, когда соратники по партии просто не допускали его к работе – проверяли. Да еще размежевание между двумя партийными фракциями – большевиками и меньшевиками – становилось все круче, так что часть сопартийцев беглого большевика не воспринимала в принципе. Но в конце концов к работе его допустили: все слухи о том, что, де, Джугашвили – провокатор, остались в прошлом. И для Иосифа настала пора напряженной работы.

Был ли Сталин агентом-провокатором?[36]

Когда я знакомился с материалами международной дискуссии по вопросу о том, был ли Иосиф Джугашвили-Сталин агентом Охранного отделения, в голове у меня беспрестанно крутились поэтические строки: «Как летом роем мошкара // Летит на пламя, // Слетались хлопья со двора // К оконной раме». Какое невероятное множество разного рода хлопьев слеталось и слетается к биографической раме всесильного советского диктатора! Сколько всевозможных мошенников и сенсационистов пыталось и пытается погреть руки возле немилосердного пламени его жизни! И неважно, что все без исключения «документы», якобы доказывающие факт службы Сталина в охранке, были либо подложными (письмо Еремина), либо недостоверными (книга Александра Орлова «Тайная история сталинских преступлений»), либо несуществующими («Папка Виссарионова», статья Агниашвили в грузинской газете «Коммунисти» от 20 апреля 1940 года). С достойной лучшего применения настырностью отечественные авторы один за другим открывали для публики эти «источники», давно расшифрованные на Западе как фальшивки или мистификации. Никаких прямых дефинитивных доказательств службы Иосифа Сталина в Охранном отделении сегодня не существует.

/…/Вопрос/…/о Сталине-провокаторе/…/стал одним из проклятых русских вопросов, по-гераклитовски «мерами вспыхивающим и мерами угасающим». И окруженным почти непроницаемой завесой сфабрикованных умельцами биографических легенд и политических сказаний о Сталине. Ирония истории состоит в том, что человек, которому Лев Троцкий посвятил специальную работу «Сталинская школа фальсификаций», при жизни и особенно после смерти превратился в привилегированный объект фальсификации.

Справедливости ради стоит заметить, что имеют место некие косвенные свидетельства в пользу версии о Сталине-агенте. Это воспоминания Домен-тия Вадачкории «Организатор революционных боев батумских рабочих», помещенные в книге «Батумская демонстрация 1902 года», которая была выпущена Партиздатом ЦК ВКП (б) в 1937 году (!) под редакцией Лаврентия Берии (!) и при совершенно экстраординарных обстоятельствах. Книга почему-то издавалась с неслыханной, молниеносной даже по нынешним меркам скоростью. Вот ее выходные данные: «Сдано в производство 10 марта 1937 года. Подписано к печати 15–17 марта 1937 года. Вышла в свет 20 марта 1937 года. Тираж 10 000 экз.». Должно было произойти в политической жизни Советского Союза, в его верхах нечто экстраординарное, чтобы таким образом был включен зеленый свет перед квазиисторическим изданием. Некие дополнительные краски в эту необычность вносит следующий странный фрагмент из воспоминаний Доментия Вадачкории о товарище Сосо, то есть молодом Иосифе Джугашвили: «Спустя несколько дней товарищ Сосо был арестован. Затем его отправили в кутаисскую тюрьму, откуда выслали в Сибирь. После побега из ссылки товарищ Сосо вновь приехал в Батуми. Помню рассказ товарища Сосо о его побеге из ссылки. Перед побегом товарищ Сосо сфабриковал удостоверение на имя агента при одном из сибирских исправников. В поезде к нему пристал какой-то подозрительный субъект-шпион. Чтобы избавиться от него, товарищ Сосо сошел на одной из станций, предъявил жандарму свое удостоверение и потребовал от него арестовать эту «подозрительную» личность. Жандарм задержал этого субъекта, а тем временем поезд отошел, увозя товарища Сосо.» Поезд отошел, отточие принадлежит автору (или «автору») этих воспоминаний, но жгучее недоумение остается.