Чувственное зеркало - Марко Васси

Две посетительницы, которые попивали кофе, не спускали глаз с привлекательных мужчин. Высокий, худощавый Роберт с молниеносными гибкими движениями; крепко сбитый, мощный, по-мальчишески бесхитростный Мартин. Женщины переглянулись, одна из них вопросительно приподняла бровь. Вторая презрительно сморщила носик:

— Педики, — произнесла она одними губами.

Ее подруга еще раз — теперь с сожалением — посмотрела на мужчин. С недавних пор она всерьез была обеспокоена тем, что красивые мужчины все чаще оказываются гомосексуалистами. Она даже вывела некое собственное правило буравчика: чем привлекательнее и раскованнее мужчина, тем больше вероятность того, что он окажется педерастом.

— Странно, — нарушил, наконец, молчание Мартин. — Мы столько времени провели бок о бок, а оказалось, что практически не знаем друг друга. Тем не менее, я делюсь с тобою мыслями, которыми прежде не делился ни с одним мужчиной. — Мартин замолчал, вздохнул, насупился: — Есть в этом что-то гомосексуальное? В таких интимных беседах?

— Зачем непременно искать всюду сексуальную подоплеку? — ответил Роберт. — Почему бы не назвать это просто дружбой, человечностью?

— Потому что с другими мужчинами, даже с теми, которых я давно знаю, я подобных бесед не вел.

Роберт несколько секунд глядел поверх плеча Мартина в стену, а потом произнес:

— Мне кажется, что главное преимущество гомосексуализма в том, что он лишает человека страха перед гомосексуализмом. Когда двое мужчин сближаются, их начинают одолевать страхи. А вдруг он меня обнимет? Или поцелует? Или схватит за член? И так далее. Если же ты все это испытал, то уже перестаешь бояться подобных вещей. Ну, поцелует. Ну и что? Есть, правда, другая крайность, когда гомосексуалисты сперва занимаются любовью, я уж потом, может быть, удосужатся узнать, как зовут партнера. Мне, слава Богу, удалось благодаря Баббе избежать обеих крайностей. Когда я общаюсь с человеком своего пола, я вовсе не обязательно хочу непременно переспать с ним. Точно так же я не стану сразу отталкивать человека, если тот хочет переспать со мной.

— А женщины? — спросил Мартин. — Как насчет женщин?

Он жаждал знаний, но не знал, каким образом получить их. И вот сейчас, разговорившись с Робертом, вдруг понял, что уцепился за нужный рычаг. Мартин решил, что будет качать эту колонку до тех пор, пока из нее не ударит струя истины.

— Женщины — большая проблема для мужчин, — просто ответил Роберт. — Поскольку все мы вышли из женской утробы, го склонны ошибочно принимать щель меж ее ног за Источник Всего Сущего. Мы возносим молитвы не Богу, но влагалищу. Превращаем его в фетиш. А женщины, как ты знаешь, существа, легко поддающиеся внушению. И когда какой-нибудь мужичонка смотрит на женщину горящими глазами, лопоча, что она для него — самое драгоценное создание во всей Вселенной, — женщина верит ему на слово, не подозревая, что устами мужчины говорил его член. А потом — через день или через год — утолив свою похоть, мужчина начинает замечать, что у возлюбленной местами дряблая кожа, и попка не такая уж идеальная, если учесть к тому же, что она порой попукивает во сне. Дойдя до этой точки, мужчина обычно обрушивается на женщину с упреками, обвиняя ее в том, что она не совершенна — а ведь именно таким должно быть создание, которое мы считаем Богом. Она в ответ обвиняет его в пристрастности. Мужчина начинает поигрывать мускулами: значит, у тебя любовник?! И так далее, и так далее.

В продолжение всего монолога Роберта Мартин согласно кивал — картина современных отношений между полами вырисовывалась для него все ясней. Под конец он даже вздохнул с облегчением.

— Противоположностью подобного дурацкого обожествления женщин является равноабсурдная женофобия. Месячные, слишком эмоциональна, не может мыслить логически, шлюха по своей сути и прочая дребедень. Кстати, точно так же относятся к женщине и гомосексуалисты. Одни боятся даже прикоснуться к ней, а другие обожествляют Джуди Гарланд. А ведь на самом-то деле по своей глубинной сущности женщина ничем не отличается от мужчины, равно как и от всех божьих созданий. Она — всего лишь одно из воплощений Бога, хоть и довольно неприятное. С ней гораздо труднее иметь дело, чем, например, с растением.

В эту минуту к столику подошла официантка с огромным — почти метр в диаметре — подносом. Примостив его на небольшом вспомогательном столике, она начала расставлять перед мужчинами бокалы и тарелки. Она непроизвольно подслушала две последние фразы Роберта, и они ее весьма поразили, но затем усталость и боль в ногах взяли верх над изысканной метафизикой. До конца смены еще час сорок. Кошмар.

— А тебе приходилось вступать в связь с женщиной? — осторожно спросил Мартин, боясь переступить грани приличия.

— И не раз, — ответил Роберт. — Я даже умудрился стать отцом. Когда мне было девятнадцать, я познакомился с одной девушкой в Калифорнии. Потом я уехал в Нью-Йорк и вскоре получил от нее письмо, в котором она сообщала о своей беременности. Я тут же послал ей ответную телеграмму, предлагая заплатить за аборт, но девчонке хотелось иметь ребенка. Потом она вышла за морского офицера из Сан-Диего. Позднее сердцем моим завладела Анита, а затем я подружился с проституткой, которая заходила ко мне попить кофе, побеседовать о жизни, а в благодарность за это давала бесплатно трахать себя. В общем, я успел проделать с женщинами практически все, на что способен мужчина.

— Будете заказывать еще что-нибудь? — спросила официантка, обиженная тем, что эти мужчины совсем не замечают ее работы.

— Нет, спасибо, — ответил Мартин, отметив про себя, что нужно будет дать этой женщине щедрые чаевые. Официантка, наверное, и не подозревала, что ее затюканный вид приносит ей примерно на пятнадцать долларов больше той суммы, на которую она могла реально рассчитывать.

Приятели изрядно проголодались и потому, не мешкая, принялись за еду. Мартин жадно глотал огромные куски пищи, Роберт же пережевывал каждый кусочек ровно двадцать раз.

Мартин заговорил вновь лишь после того, как опустошил содержимое тарелок наполовину:

— Я не хочу показаться любопытным… — начал было он, но тут же поправил себя: — То есть наоборот. Я просто сгораю от любопытства. Все, что ты говоришь мне, невероятно расширяет мой кругозор. Я только никак не могу понять, почему ты… — Мартин замялся.

— Почему я стал гомосексуалистом? — докончил за него фразу Роберт. — Ты это хочешь узнать?

Мартин кивнул.

— Это случилось летом. Мы плыли на теплоходе по Карибскому морю. Светила луна, на нижней палубе играла музыка, и вдруг… я знаю, что это глупо, но Дик оказался таким настойчивым, таким нежным. Он обнял меня, и я… — Роберт неузнаваемо преобразился. Он вдруг заговорил гортанным фальцетом, то и дело жеманно всплескивая руками. Но потом внезапно оборвал свой монолог, замер и пристально посмотрел Мартину в глаза. Это был один из тех неожиданных его переходов, которые совершенно сбивали с толку Мартина. Роберт заметил его недоумение и улыбнулся: — Надеюсь, я тебя не напугал? Просто ты выглядишь всегда таким серьезным, что я не в силах удержаться от кривлянья.