Конец детства (сборник) - Головачев Василий Васильевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— До отвратительного грязно и стыдно, — уже не мысленно, а голосом прошептала она.
С шоссе тронулась оставшаяся машина. Они выждали, пока она отъедет.
— Уехали наконец, — сказала Гарриет. Они, правда, могли на всякий случай кого-нибудь высадить, но придется рискнуть.
Она включила мотор, повернула реактивные сопла, и с зажженными фарами автомобиль рванулся вверх по сужающемуся руслу.
Дорога становилась все круче.
Лавируя между кустов, они продолжали взбираться по лезвию хребта. Гора белой стеной уходила вверх, а внизу зияла черная пустота. Потом целую вечность они снова карабкались по круче, подстегиваемые ветром, который становился все более холодным и пронизывающим, и наконец оказались на ровной площадке, залитой светом склонившейся к западу луны.
Гарриет остановила машину, откинулась на спинку сиденья.
— Дальше граница, — сказала она. — Садись за руль. Осталось миль пятьдесят.
Глава седьмая
Толпа собралась на улице напротив ресторана и, обступив машину Гарриет, пристально наблюдала за ними со зловещим молчанием. Толпа зловещая, но не шумная. Злобная и, быть может, чуть-чуть испуганная. Или, скорей, злобная, потому что испуганная.
Блэйн прислонился спиной к стене, за которой они только что завтракали. Ничего особенного за едой не заметили. Все шло нормально. Никто им ничего не говорил. Никто на них не глазел. Все шло самым обыкновенным и повседневным образом.
— Как они догадались? — спросил Блэйн.
— Не знаю, — ответила Гарриет.
— Они сняли вывеску.
— А может, она сама упала. Или ее вообще никогда не вешали. Такое бывает. Объявления вывешивают только самые воинственные.
— У этих ребят вид вполне воинственный.
— Может быть, это к нам не относится?
— Может, и нет, — согласился он. Но поблизости, кроме них, не было никого и ничего, что могло бы собрать эту толпу.
— Слушай внимательно, Шеп. Если что-то случится, если мы потеряемся. Отправляйся в Южную Дакоту. Пьер в Южной Дакоте (карта Соединенных Штатов, где Пьер обозначен звездочкой, под которой большими красными буквами подписано его название, а пурпурная дорога ведет от этого крохотного пограничного городка к большому городу на Миссури).
— Я знаю, где это, — сказал Блэйн.
— Где меня найти, тебе скажут в этом ресторанчике (каменный фасад здания; большие зеркальные окна, в одном из окон висит красивое, отделанное серебром седло; над дверью — роскошные лосиные рога). Он стоит над рекой на холме. Там меня почти все знают. Они тебе подскажут, где я.
— Мы не потеряемся.
— На всякий случай имей это все-таки в виду.
— Обязательно, — ответил Блэйн. — Ты меня вытащила достаточно далеко, чтобы доверять тебе и дальше.
Толпа начинала закипать — не кипеть еще, а шевелиться, становиться все более неспокойной, как будто потихоньку вспениваясь. Из толпы донесся ропот — глухое, бессловесное ворчание.
Протиснувшись сквозь толпу, на улицу, еле ковыляя, выбралась древняя старуха. Вся она — лицо, руки, грязные босые ноги, — казалось, была сделана из морщин. Растрепанные волосы свисали с головы грязными седыми космами.
Она с трудом подняла руку в отвратительных складках дряблой плоти и прицелилась скрюченным, костлявым, трясущимся пальцем прямо в Блэйна.
— Вот он, — завизжала она. — Тот, кого я засекла. Он какой-то не такой. Я не могу попасть к нему в мозг. Там как будто сверкающее зеркало. Там…
Ее слова потонули в криках толпы, которая двинулась вперед, медленно, шаг за шагом приближаясь к мужчине и женщине у стены. Казалось, толпа движется как бы нехотя и со страхом, превозмогая свой ужас только сознанием важности гражданского долга, который им предстоит исполнить.
Блэйн опустил руку в карман пиджака, и его пальцы сомкнулись вокруг рукоятки револьвера, добытого в кухне Шарлин. Нет, револьвер не поможет, решил он, а только все усложнит. Он вынул руку из кармана и расслабленно опустил ее вдоль тела.
На лицах этой человеческой массы, которая переползала улицу, были написаны ярость и отвращение. Толпа не травила жертву под покровом ночи, а, как стая волков, окружала ее неторопливо при свете дня. Впереди, на гребне волны человеческой ненависти, шла сморщенная ведьма, спустившая стаю движением пальца.
— Стой спокойно, — сказал Блэйн Гарриет. — Это наш единственный шанс.
Он понимал, что в любой момент ситуация может достичь критической точки. Толпа или не выдержит и отступит, или какое-то ничтожное происшествие, малейшее движение, слово, произнесенное вслух, заставят ее хлынуть вперед.
А если это случится, он будет стрелять. Не потому что хочет, а потому что у него не будет выбора.
А пока, перед тем как начать расправу, городок замер — сонный маленький городок с давно не крашенными, облупленными зданиями на залитой солнцем улице, где как попало росли чахлые деревья. В окнах верхних этажей виднелись лица, с удивлением глазеющие на дичь, забредшую к ним на улицу.
Толпа подошла еще ближе и окружила их, по-прежнему без слов и сохраняя осторожность; гул голосов стих, лица были неподвижны, как маски ненависти в древнем театре.
По тротуару звонко ударил чей-то каблук, потом еще и еще — ровный бесстрастный звук уверенных шагов.
Шаги приблизились, и Блэйн краем глаза заметил высокого, костлявого, как скелет, мужчину, который вышагивал с таким видом, будто был на утренней прогулке.
Мужчина подошел к Блэйну, встал рядом с ним и повернулся лицом к толпе. Он не произнес ни слова, но толпа остановилась, замерев посреди улицы в жуткой тишине.
Из толпы вышел человек:
— Доброе утро, шериф.
Шериф не шевельнулся, не произнес ни слова в ответ.
— Они парапсихи, — сказал человек.
— Откуда известно? — спросил шериф.
— Старая Сара сказала.
Шериф посмотрел на каргу.
— Это так, Сара?
— Том сказал правду, — проскрипела старуха. — Вон тот парень, у него странный мозг. Он отражает.
— А женщина? — спросил шериф.
— А разве она не с ним?
— Мне стыдно за вас, — сказал шериф, как будто читая нотацию напроказившим детям. — Придется вас посадить, всех до одного.
— Но это же парапсихи! — раздался возмущенный крик. — Мы не пускаем сюда парапсихов, ты ведь знаешь.
— А теперь послушайте меня, — объявил шериф. — Расходитесь и займитесь каждый своим делом. А ими займусь я.
— Обоими? — спросил кто-то.
— Даже не знаю, — ответил шериф. — Похоже, что леди здесь ни при чем. Думаю, мы отправим ее из города, и этого будет достаточно.
— Вы вместе с этим парнем? — спросил он Гарриет.
— И я останусь с ним!
— Нет, — сказал Блэйн. (Знак молчания — палец, прижатый к губам.) Сказал быстро, надеясь, что никто не подслушает, потому что в этом городе даже простому телепату не дали бы пощады. Но предупредить надо.
— Это ваша машина на той стороне? — спросил шериф.
Гарриет вопросительно взглянула на Блэйна.
— Да, моя, — ответила она.
— Тогда послушайте меня, мисс. Идите к своей машине и выбирайтесь из этой заварухи. Ребята вас пропустят.
— Но я не собираюсь…
— Лучше не спорь, Гарриет, — сказал Блэйн.
Гарриет стояла в нерешительности, не зная, что делать.
— Езжай, — повторил Блэйн.
Она медленно сошла с тротуара, затем обернулась.
— До встречи, — сказала она Блэйну.
Она с презрением оглядела шерифа. “Казак!” — бросила она.
Шериф не возражал. Слово это ему было незнакомо.
— Давайте, леди, езжайте, — сказал он, и в голосе его звучала чуть ли не доброта.
Толпа яростно загудела, но все же расступилась, чтобы пропустить ее. Дойдя до машины, она повернулась и помахала Блэйну рукой. Затем села за руль, включила зажигание. Заревев двигателем, автомобиль рванулся сквозь толпу. Ничего не видя от пыли, поднятой выхлопом сопел, спотыкаясь друг о друга, люди с воплями бросились в разные стороны, спеша освободить дорогу.