Сфера времени - Алёна Ершова

воздухе. Опять макнула и снова потрясла. Так повторила несколько раз, потом протянула:

— В рот положи и рассасывай. Как сладость закончится, корень разгрызи, а потом спать. Поздно уже.

Юрий сделал, что сказала ведьма, и аж зажмурился от неожиданного удовольствия.

— Что это? — спросил он.

— Леденец. От горла. Доброй ночи.

Проснулась Ефросинья позже обычного. Активная ночь расплатилась усталостью. Потянулась, перекатилась на другой край верхних полатей, позволяя себе минуту лени. Настроение было замечательное. Во дворе разговаривали люди. Настоящие, живые, совершено не похожие на её современников. Каждая беседа словно маленькое исследование. О том, что оно никогда не будет написано и издано, женщина постаралась не думать. Вздохнув, Фрося, не торопясь, встала, умылась, оделась. Покормила пеструшку и взяла у неё дань тёпленьким яйцом. Проверила гостя. Тот спал, завернувшись в свой плащ. Рубаха на нём была мокрая. Значит, лечение ночью прошло успешно. Кивнув своим мыслям, женщина вышла на улицу. Метель не кружила, но снег продолжал падать: мягкий, пушистый, словно цветки хлопка. Воины были заняты каждый своим делом. Кто-то тренировался, раздевшись до льняной рубахи. Кто-то колдовал у котелка. Топилась баня. Двое юношей правили колодец, снабжая его добротным журавлём. Настроение у Фроси поднялось еще на несколько градусов. Отыскав глазами вчерашнего бородатого дядьку с басистым голосом, она кивнула в знак приветствия и подошла.

— Радуйся[11], хозяйка! — поздоровался воин.

— Радуйся… — задумчиво ответила Фрося. — Прости, не знаю, как звать тебя. Помощь мне нужна.

— А как тебе больше нравится, красава? — едва сдерживая улыбку, ответил он, — родители Вятко назвали, а при крещении дали имя Илья.

— Илья тебе больше подходит, — согласилась хозяйка, отмечая ширину плеч да богатырский рост собеседника. А еще он был намного старше остальных в десятке.

— Так чем помочь тебе, девица?

— У Юрия, десятника вашего, чистая рубашка есть?

Воин нахмурился. Лицо его вмиг стало жестким.

— Что случилось?

— Ничего. Взмок за ночь, сменить бы, чтоб во влажной да холодной не лежать. Да и в чистом быстрее люди выздоравливают. А грязную я постираю.

— Ты ж не пугай так! Сейчас дам.

Фрося пожала плечами, но переспрашивать, что так не понравилось Илье, не стала.

— Мне б ещё на коня взглянуть.

— А это зачем?

— Юрий сказал, что у лошади такая же язва есть, как у него.

Ефросинье показали коня. Вживую, да ещё так близко от себя женщина видела животное впервые. Страшное, непривычно пахнущее оно дергало ушами, то и дело поднимало верхнюю губу, издавая очень странный звук, и переступало с ноги на ногу. Фрося заробела, не зная, с какой стороны подойти к зверю и как с ним быть. Так и мялась, опасаясь сдвинуться.

Илья развязал лежащий рядом мешок и достал из него льняную рубаху.

— Посмотрела? — спросил он.

— Нет, — шёпотом произнесла в ответ.

— Почему?

— Боюсь.

Витязь рассмеялся громко, от души. Да так, что вороны с дальней сосны вспорхнули, обижено каркая.

— Видел я, что девки мышей боятся, но коней…эко диво. Давай подсоблю. Что ты ищешь? — пробасил богатырь, подводя Ефросинью вплотную к пегому мерину.

— Пятно красное, круглое, с шелушащимися краями.

Лишай у лошади действительно был. Марго бы сказала: «Как по учебнику». Фрося густо смазала пораженную кожу мазью. Бок животного был теплый, мягкий, заросший к зиме пушистой шерсткой. Женщина погладила его рукой, получая удовольствие от прикосновения, и замерла, разглядывая огромный, размером с её ладонь, рубец. Подумала, какого размера должна была быть свежая рана. По телу пробежала дрожь. Представился сражающийся верхом десятник. Совсем ещё молодой, ему на вид и тридцати не было, и чем то неуловимо похожий на Елисея. Сердце защемило. Одно дело — читать о войне в книгах, и совершенно иное — видеть вот такие живые свидетельства оной.

— Спасибо, тебе, хозяйка, — дуя на горячую гороховую похлёбку, произнес Илья.

— За что? — удивилась Фрося.

Она сидела с воинами за одним столом и радовалась похлебке из оленины. Жирная, ароматная, она горячей лавой разлилась по желудку. Мужчины поохотились и сами разделали большущую тушу. Часть закинули в котёл и поставили вариться. Хозяйке осталось лишь добавить туда горох, чищеную репку да всяких пряных трав. Получился почти привычный суп.

Оставшуюся часть мяса разделили на небольшие куски, засыпали солью и сложили в бочки. Одна пустая у Фроси была. Вторая обнаружилась случайно. В ней плавал забродивший корень камыша. Пахло сладостью. Дружина тут же захотела употребить продукт, но Ефросинья не дала, пообещав выставить к ужину бочонок пива. Процедив, она унесла жижу в дом. В голове уже сформировалась идея, чем заменить неприятно пахнущую и всё пачкающую мазь от лишая.

— За что?! — хмыкнул Юрий. — За кров, стол и ол[12]. За врачевание и баню. За рубаху чистую, в конце концов.

Мужчины поддержали своего десятника дружным хохотом. Молодые, крепкие, ретивые. Фрося подумала, что попробовала бы она не дать «кров, стол и ол» сама, так взяли бы силой. А так ей повезло, что люди не лихие. Вот и всё.

— Как иначе? — ответила между тем.

— Легко, — кисло усмехнулся Илья. Вон мы в селе дань собирали. Так староста каждую лепёшку считал. А дымы к нашим землям относятся, Муромским. Ты же на Рязанской земле живешь.

— А отчего вы за данью в село ездили, разве княгиня Ольга не установила дань на погостах собирать?

Мужчины удивленно переглянулись.

— Действительно великая княгиня некогда повелела в полюдье не ходить, — начал Юрий, — но это когда на Руси князь один был, так можно было. Теперь у каждой земли свой хозяин, и он должен знать людей. Село, где мы промедлили, приграничное. Князь взял его под защиту Мурома этим летом. Однако староста и урок должный не собрал, и гостям не рад был. Мы две седмицы ждали, чтоб хотя бы мёд да муку целиком взять.

— Тут как раз удивляться нечему, — Фрося поразмыслила над сказанным. — Во-первых, князь не сам пришел, а послал дружину.

— Много чести, — буркнул Юрий.

— Вот староста так же решил. А во-вторых, ты же сам сказал. Приграничное село. У него под боком мордва и булгары. Соседи, страшные, опасные, близкие. Сегодня торгуют, завтра жгут. А Муром где-то там, далеко. Дней семь, восемь конного перехода, да?

— По-разному, но да, — десятник был настолько удивлен этому разговору, что ответил, почти не задумываясь. Лесная ведьма легко говорила о вещах, размышлением о которых не всякий боярский сын голову забивал.

— Так вот, староста прекрасно понимает, что чем больше он отдаст добра вам, тем меньше останется, в случае чего, на откуп от соседей.

— Но князь Владимир Юрьевич даёт защиту! — Десятник аж подпрыгнул на скамье