Али-баба и Куриная Фея - Ганс Краузе

Через три часа я, словно кающийся грешник, уже стоял перед своим директором. На душе у меня было горько, но я решил во что бы то ни стало получить аттестат зрелости. Я это крепко вбил себе в голову. «Ты плакса! — презрительно кричал мне директор. — Маменькин сынок! Я отучу тебя от чувствительности!»

Бауман помолчал.

— Сами понимаете, что несколько недель потом мне было не до смеха, — тихо добавил он после паузы.

Все молчали.

Бауман посмотрел на учеников.

— Теперь, быть может, вы лучше поймёте, как хорошо вам живётся здесь, в вашем интернате, — сказал он проникновенно. — Правда! Глядя на вас, мне снова хочется стать молодым. Говорю вам честно, мы были бы счастливы, если бы у нас была такая заведующая, как у вас. Как бы мы берегли фрейлейн Стефани! Да мы бы с неё пылинки сдували! А вы? Вы мешаете ей на каждом шагу, вместо того чтобы помочь ей вырастить из вас разумных и сознательных людей. Пусть, мол, заведующая посердится и поволнуется — это ей по штату положено… Не обижайтесь на мои слова. Это моё первое впечатление. Если я ошибся, вы меня поправите. Во всяком случае, мне кажется, что, если вы по-настоящему поддержите фрейлейн Стефани, она за вас пойдёт в огонь и в воду. Да, да! Она именно такой человек. Иначе она уже давно уехала бы отсюда.

Инга Стефани покраснела. Она смущённо разглядывала свои тонкие руки.

— У нашего нового воспитателя язык хорошо подвешен, — сказал Факир, возвращаясь вместе с приятелями в свою комнату.

Занозе не понравилась реплика Факира.

— Оставь, — возразил он Факиру. — То, что сказал Бауман, было совсем неплохо. Если бы я только знал, кто бросил сало! Слушай, мы должны это обязательно выяснить.

— Ха-ха-ха! Ты просто соскучился по булочкам, — иронически заметила Бритта, до которой долетели слова Занозы.

Пора спать!

Факир уже почистил зубы на ночь. Карл Великий распутывал узел на шнурках от ботинок. Заноза стаскивал через голову свой серый свитер с узким воротом. Али-баба в одной короткой ночной рубашке вприпрыжку пробежал по комнате. Он поставил у печки свои резиновые сапоги, чтобы утром в них не так холодно было влезать. Кальсоны он на этот раз предусмотрительно снял.

Заноза ломал себе голову, стараясь отгадать, кто мог бросить сало в почтовый ящик. Чем больше он над этим размышлял, тем сильнее подозревал Али-бабу. По его мнению, на такую глупую проделку был способен только он.

— Эй, Али-баба, скажи хоть раз в жизни правду, — обратился он к Хорсту Эппке, заботливо складывая перед сном свой свитер. — Мы здесь свои люди. Можешь не притворяться. Мы ведь не сплетники. История с салом твоих рук дело? Ну, скажи!

Али-баба, который, уже улёгся в постель, быстро повернулся лицом к стенке.

— Фу-ты ну-ты! Я ничего об этом не знаю.

Факир начал потешаться над Занозой.

— Да что ты с ним нянчишься? — сказал он. — Ты не имеешь ни малейшего понятия, как нужно вести подобный допрос. Вот я тебе сейчас продемонстрирую. — И Факир достал из шкафа свою щётку. — Ты увидишь, каким он станет разговорчивым.

Али-баба съёжился так, что его колени упёрлись в живот. Его бросало то в жар, то в холод. «Всё кончено, — думал он, — я обязательно сознаюсь».

Факир со щёткой в руках приближался. Он уже схватился за одеяло, чтобы оголить ноги Али-бабы.

Карл Великий, который только что с трудом распутал шнурки от ботинок, покачал своей мудрой головой.

— Оставь его, Факир, — приказал он. — На этот раз твоя щётка ни к чему. Али-баба обжора. Он уже давно слопал своё сало. Можешь мне поверить, я людей вижу насквозь. И я утверждаю: кто подозревает Али-бабу в этом деле, идёт по ложному следу, как собака, потерявшая нюх. Так подсказывает логика.

— «Ло-ги-ка»! — Факир сделал гримасу. — Надоела мне твоя философия! — И он бросил щётку обратно в шкаф.

Али-баба вздохнул свободно, Он притворился спящим. «Дважды так повезти не может, — думал он. — Я должен приучиться к этой проклятой щекотке, и поскорее!»

Совсем новые методы

Земледелец должен разбираться в переменах погоды. В интернате ребята постигали и эту премудрость. Они изучали изменения цвета неба, наблюдали за формой облаков и следили за колебаниями температуры воздуха. Для этой цели на одной из хозяйственных построек висел большой термометр. Бауман придавал большое значение ведению специального дневника, в котором вычерчивалась кривая температуры, а также записывалась, краткая сводка погоды. «Утром прохладно, ночью возможны заморозки», — отметила в этот день в своём дневнике Рената.

Октябрь кончался. Теперь надо было опасаться предстоящих заморозков. Когда заведующий хозяйством думал об открытых картофельных ямах, ему становилось не по себе.

— Следите за тем, чтобы все картофелехранилища были засыпаны землёй, — ежедневно внушал он бригадирам на утренних совещаниях. — Земли должно быть много, а не так — кот наплакал. И всё это надо сделать своевременно. Теперь каждая минута дорога. Давай-давай!

Было холодно, над оголёнными полями дул норд-ост. Он срывал платочки с голов девушек и щипал за уши ребят.

Земля высохла. Феликс Кабулке так усердно работал своей лопатой, будто вызвал на соревнование бульдозер. Он не жалел сил. «Надо, чтобы на меня обратил внимание Бауман», — решил он.

Феликс просто-таки выбивался из сил. Но воспитатель и не смотрел в его сторону. Он измерил площадь картофелехранилища и, разбив её на равные участки, по числу учеников, руководил младшими ребятами. Он следил за тем, чтобы никто из них не отлынивал от работы, а такая привычка была у многих.

Феликс продолжал стараться вовсю. Его усердие привлекло внимание членов третьей бригады, работавшей у соседнего хранилища.

— Посмотрите-ка только на младшего Кабулке! — говорили женщины. — Он просто землю носом роет! Эй! Не переусердствуй, парень, а то нам повысят норму!

Вальтер Бауман наблюдал за работой учеников. Он подходил то к одному, то к другому, исправлял промахи, а когда было нужно, сам брал в руки лопату и показывал тем, у кого дело не шло, как надо укладывать землю ровным слоем.

— Видишь, вот так тебе будет легче, — говорил он.

Бауман уже успел узнать многих своих воспитанников. Некоторые лица запомнились ему особенно хорошо. Вот этого бледного, болезненного на вид мальчугана, которого Вальтер Бауман решил отправить при случае к врачу, зовут Малышом, а румяную свежую девочку с ямочками на щеках, работающую рядом с ним, Стрекозой. А слева от неё — Рената Либиг. О ней он уже слышал очень много. Инга Стефани рассказала ему, между прочим, что Рената мечтает стать птичницей и что в детстве у неё почти не было времени для игр, потому что она заменяла мать младшим братишкам и сестрёнкам. «Какой отпечаток накладывают на человека его детские годы!» — думал Бауман. Эта тихая, серьёзная девушка с длинными косами в первый же день бросилась ему в глаза. Куриная Фея! Бауман невольно улыбнулся. Ему нравилось это прозвище.

Стук лопаты вывел преподавателя из задумчивости.

Ещё! Ещё! Феликс копал как одержимый. С него, как с борца на ринге в жаркий день, уже сошло семь потов. Сейчас он собрал последние силы. Но вот наступил желанный миг — взгляд воспитателя обратился на него. «Дело выиграно! — ликует он. — Сейчас он меня похвалит и поставит в пример всем остальным. Ага! Он уже идёт ко мне. Наконец-то! Наконец-то!»

— Дорогой мой! Что с тобой, мальчик? — спрашивает Бауман, качая головой. — Наверно, у тебя плохое настроение и ты срываешь зло на лопате. Так нельзя! Работай разумно.

Кабулке поражён. Перед глазами у него танцуют чёрные точки, земля колеблется под ногами.

Бауман подзывает к себе учеников:

— Посмотрите-ка на этого парня. Мы работаем всего час, а он уже совсем выдохся. Это бессмысленно. Надо равномерно расходовать силы, без рывков, в спокойном темпе, только так можно добиться хороших результатов. Мы пришли сюда не затем, чтобы ставить рекорды, а затем, чтобы добросовестно выполнить свои дневные нормы. Ведь вы пока ещё только учитесь. Ни один разумный человек не будет требовать, чтобы вы перенапрягались и работали быстрее взрослых. Для этого у вас недостаточно опыта. На свете и без вас хватает людей, которые любят пускать пыль в глаза. Надо привыкать к честной и добросовестной работе. Ну, а теперь можете снова браться за дело.

Юноши и девушки расходятся по местам. Заноза подмигивает Ренате:

— Молодец Бауман! Правда?

Рената машет своим пёстрым платком.

— Не мешало бы это послушать Давай-давай. Он бы лопнул от злости.

— Ах, этот?.. — Заноза нагнулся на ходу, чтобы подобрать картофелину. — Для Кнорца мы были до сих пор пятой спицей в колеснице, но теперь дело пойдёт иначе.

Ребята продолжали засыпать овощехранилище землёй. Размеренно постукивали лопаты. Макки проверил, много ли они набросали земли.