Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки - Анатолий Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда планы превентивного ядерного удара уже созрели у американцев, спасти мир и Советский Союз могли только адекватные меры со стороны русских. Информация, а точнее дезинформация Пеньковского, должна была стать частью Такого плана спасения. Другой частью было появление советских ракет на Кубе. Помощь Пеньковского в «обнаружении» этих позиций только придавала вес его дезинформационным действиям в работе с ЦРУ и британской секретной службы (СИС).
Есть другой аргумент. Англичане знали, что Пеньковского подозревает КГБ. Однако для СИС это было единственным оправданием в серии провалов на фронте разведывательной борьбы с Россией. Доведя до ареста агента Пеньковского, СИС, да и ЦРУ, подтвердили версию о значимости своих разведок в политических делах Англии и США. «Честь мундира» — не это ли было использовано в основе советской акции по дезинформации противника?
Упреки в адрес связника Пеньковского — бизнесмена Винна несостоятельны. Их встречи не носили конспиративного характера: виделись они открыто в людных местах: у памятников Маяковскому, Карлу Марксу, у подъезда гостиницы «Пекин». Это мне, проработавшему более пятнадцати лет «под крышей» Внешторга, понятно. Я проводил сотни встреч с многими иностранцами, в том числе и с носителями секретной информации в Союзе и за рубежом. И я только в крайнем случае стал бы использовать тайник в чужой стране, если есть хорошо легендированный контакт по линии Министерства внешней торговли, а в случае с Пеньковским — по линии ГКНТ.
Многое говорит о том, что Пеньковский сознательно вывел спецслужбы Запада на тайник. Он нужен был КГБ для легализации факта работы агента с ними и документального подтверждения характера передаваемой якобы совершенно секретной информации. Газетная шумиха, суд и приговор только подтвердили блеф о достоверности информации.
В отличие от фигурантов других операций советской разведки, когда использовались игры с дезинформации, Олег Пеньковский не появится через тридцать и более лет в ореоле героя своей Родины. Разве что в мемуарах участников этой операции.
Мне представляется, что Пеньковский, пройдя все круги ада в образе предателя — разоблачение, суд и приговор, — был действительно расстрелян с целью скрыть лет на пятьдесят далеко идущую акцию в отношениях СССР и США…
В Лондоне я пробыл двадцать дней. Как считают англичане, в их столице за год бывает всего двадцать солнечных дней. Так вот, именно эти двадцать дней пришлись на мое пребывание в этом историческом городе. Меня восхищало все: старина улиц, ухоженные скверы, внушительная набережная Темзы. Я бродил по улицам, посещал музеи и картинные галереи и музеи. Моей мечтою было увидеть картины Тернера, и я увидел их в Тейт гелери.
Мне нравились пабы — таверны, где я не нашел ничего чопорного в простых людях Лондона. Доброжелательность — да, достоинство — да, немного снобизма с примесью гордости за правопорядок в стране и чувство свободы — да. Юмор — да, но только не пренебрежительное отношение к иностранцу. Я был в стране гостем и хорошо это чувствовал. Подобное чувство было мне знакомо по Москве, когда в сороковых и пятидесятых годах наша столица еще не стала одним большим вокзалом для приезжих.
В Англии наша группа побывала в Нью-Касле — городе многих университетов, а также на заводах фирмы «Империал кемикл индастриз», в Лондонском университете. В общем, в местах, связанных с нефтью и химией.
Старый профессор Московского нефтяного института обратился ко мне с вопросом:
— Скажите, вы какой факультет оканчивали в нашем институте? И когда?
— Нефтепереработки, профессор.
— Значит, дипломную работу вы готовили на моей кафедре и, конечно, я у вас был консультантом?
— Да, конечно, — чувствуя подвох в вопросе, продолжал я беседу, лихорадочно думая, как выйти из щекотливого положения.
— Но я вас не помню.
Разговор проходил на улице, когда мы шли от гостиницы к посольству. Нужно было что-то предпринимать: ведь моя легенда-биография была связана с учебой в нефтяном институте. О нем я знал кое-что от брата, который учился там в это время. Пришлось играть «ва-банк».
— А я вас помню, профессор. Я ведь начинал учебу в Ленинграде, в Горном институте, и только на четвертом курсе перевелся в Москву.
С сомнением посмотрев на меня, профессор как будто моим ответом удовлетворился. Для меня же это был урок-подсказка, как тщательно нужно готовить легенду-биографию на все возможные случаи жизни.
По приезде из Англии я составил подробный отчет о поездке: впечатления от знакомства с агентурно-оперативной обстановкой, справки по объектам разведывательного интереса, среди которых были университеты и корпорация «Ай-Си-Ай». А главное — справки на заведенные среди молодых ученых и студентов связи, имеющие оперативное значение для работы по проблемам химии.
Отчет я должен был доложить заместителю начальника отдела НТР Валентину Васильевичу Рябову. Он принадлежал к числу «чудаков-на-которых-держится-мир». Но это был «чудак» от разведки — умный, проницательный, профессионально грамотный и доброжелательный по натуре. Он терпеть не мог ловкачей, неискренних людей и бездельников. Распознавал он их мгновенно и повышал требовательность и контроль. В то же время Рябов никогда не отрицал права на ошибку, особенно если шел период становления разведчика. Не особенно утруждающие себя работой мстили Рябову, распуская слухи о его «чудачествах». Но Валентин Васильевич был глубоко уважаем большинством из нас. А его «чудачества» на самом деле были поисками новых путей решения разведзадач.
Однажды он повесил на двери своего кабинета циферблат часов, где стрелки указывали, когда он вернется в кабинет. «Группе химии» он поставил задачу создания мелков для постановки сигналов при моментальных, тайниковых и других операциях по связи с агентурой. И один из нас, химик по образованию, изобрел то, что нужно, — цветные мелки, исчезавшие с места их постановки через заданный промежуток времени. Операция по получению материалов через тайник проводится в течение 45–60 минут. Здесь нужно использовать три сигнала: закладки материала, его изъятия или опасности. Метки мелками испарятся, и контрразведка не обратит внимания, кто следует по одному и тому же маршруту за разведчиком. Фиксирование же контрразведкой одних и тех же лиц по месту и времени ведет к провалу.
Рябов первым стал говорить об отставании советской разведки в использовании ЭВМ. Живым памятником этому неординарному человеку стало управление по информационной и научно-исследовательской работе в области разведывательных проблем. Но, как это случается, вложившему душу в дело создания действенной и глобальной АИС — автоматизированной информационной системы — Рябову места в ней не нашлось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});