Храмовый раб (СИ) - Чайка Дмитрий

Именно такую информацию Макс получил, шагая с армией по южному Междуречью. Подойдя к реке Тигр, он впервые увидел настоящие грузовые корабли, на которых несколько дней армия переправлялась на другой берег. Вокруг кипела жизнь. Берега были заселены так плотно, что, куда ни кинь взгляд, Макс видел смуглых людей в набедренных повязках, копошащихся в полях рядом с круглыми хижинами, крытыми тем же вездесущим тростником. Во все стороны были прорыты каналы, большие и мелкие, за поддержанием в порядке которых и следили местные чиновники и жрецы. Собственно, вся местная цивилизация жила заботой об этих каналах, дающих воду для многочисленных полей и финиковых пальм. Как только в результате войны или засухи прекращалось функционирование оросительной системы, то это моментально приводило к тектоническим изменениям в местной власти, а население просто вымирало от голода. Так две могучие реки давали жизнь миллионам людей, обеспечивая их зерном, финиками, рыбой и тростником, который тут использовался во всех сферах жизни- от подстилки до постройки кораблей.

Макс бодро шагал от стоянки до стоянки, периодически приманивая какую-нибудь симпатичную бабенку из местных, выучив на аккадском «ты — красивая», и сперев лепешку для презента.

Его мастерство врача росло. Он как-то раз уже наложил жгут на ногу, уняв кровотечение из мелкой артерии, которую потом прижгли самым зверским образом и сам сделал трепанацию черепа бедолаге, который подошел сзади к лошади, не рассчитав расстояние. Он даже усовершенствовал этот довольно примитивный процесс, заказав кузнецу бронзовую трубку с зубчиками по краям и простейший лучковый механизм. Шимут, увидев, как примитивное сверло делает в черепе идеально круглую дыру, пришел в неописуемый восторг. В лечении гнойных ран Макс, по местным меркам, достиг уровня «бог». Одного того, что у него умирал один из десяти, а не три из пяти, делало его в глазах солдат просто непогрешимым. Они давали ему еду, поили мутным местным пивом и дарили подарки, понимая, что лечит их все-таки не доктор Шимут, а этот странный белобрысый и голубоглазый парень с выстриженными от лба до затылка волосами. Учитывая, что все идут на войну, солдаты понимали, что хорошие отношения с врачом не помешают. Особые отношения Макс установил с отрядом Ахемена, которые получали медицинскую помощь вне очереди. Он научил их кипятить воду, пугая волей богов, а Ахемен, видя, что его отряд украшает окрестные кусты на порядок реже, чем соседние отряды, сделал правильные выводы, и с помощью местного мата и зуботычин пресек на корню попытки воспротивиться профилактике кишечных болезней. Макс хотел было научить их мыть руки перед едой, но понимания не встретил, и свернул просветительскую деятельность, отложив до лучших времен.

Однажды, где-то в районе Ниппура, Ахемен пришел к эну Хутрану, и сказал:

— Продай мне своего раба.

— Раб не продается.

— А если бы продавался, то какую цену ты за него попросил бы?

Жрец задумался.

— Талант серебра.

Удивленный гул был ему ответом. Тридцать килограммов серебра- это цена табуна отборных коней, или крепкого доходного имения.

— Я услышал тебя жрец, а эти люди, — Ахемен показал вокруг, — были свидетелями. Ты назвал цену, и я согласен на нее. Жди сделку.

Эну Хутран стоял, хватая воздух, как вытащенная на берег рыба.

Он повернулся к Максу и в ярости зашипел:

— Что это сейчас было, сволочь?

Тот уткнул глаза в землю.

— Я не знаю, господин.

— Не ври мне. Я чувствую твою ложь. Что ты задумал, раб?

— Я и правда не знаю, гос… В его спину врезался посох. Потом еще и еще раз. Разъяренный жрец продолжал дубасить его, входя в раж. Макс стоял молча, сцепив зубы и не издав ни звука. Еще недавно в точно такой же ситуации он бы упал на землю, хватая мучителя за ноги и моля о пощаде. Но сейчас точно знал, что Ахемен будет в деталях знать об этой истории, и проявить трусость просто не мог. На этом его отношения на равных с наемниками-персами были бы закончены, не начавшись. Через пару минут жрец выдохся и прекратил избиение.

— Ты точно что-то задумал, иначе валялся бы сейчас в ногах и молил о прощении. Кто ты, раб? Откуда? Кто твои родители?

— Я из земель с севера. Мой отец-врач. Я не был раньше рабом. Я учился, и умел читать и писать на своем языке.

— Что ж, это многое объясняет. Но ты все равно раб и принадлежишь храму. В моей власти избить тебя, сделать евнухом, отрезать уши или вообще казнить. Помни об этом.

— Да, господин.

И разозленный жрец размашистым шагом пошел прочь, чтобы унять накопившееся бешенство. Он даже представить себе не мог, что скажет эну Нибиру, если он потеряет обученного раба, а вместо него привезет серебро, которого в храме было и так полно. В отличие от примитивных вояк, жрец знал цену знаниям, а этот странный раб каждый день открывался с новой стороны. Даже надменный Шимут заткнулся, и записывал втихомолку необычные мысли и действия Макса. Простейшее кипячение воды привело к тому, что в сотне Ахемена не было ни одного погибшего от кровавого поноса, верного спутника любой войны. А это значило очень и очень немало. Бывали войны, когда половина армии погибала от болезней, еще не увидев врага. Одно это знание стоило куда дороже, чем злосчастный талант серебра. Жрец, уняв ярость, превратившуюся просто в раздражение, начал думать о том, как можно использовать необычного раба, и уже вечером воплотил свои мысли в дело.

Устроив словесную баталию с доктором Шимутом по поводу военных перспектив этого похода, он неожиданно повернулся к Максу и спросил:

— А ты что думаешь?

Макс, который готовился отойти ко сну, чуть не подавился и в изумлении уставился на жреца

— Что я думаю? — спросил он в изумлении. Если эну спросил бы о чем-то осла, жующего рядом траву, Макс удивился бы меньше.

— Ты-ты. Говори.

— Я думаю, что мы проиграем, господин.

Эну Хутран и доктор Шимут выпучили на него глаза.

— Почему ты так думаешь?

— Наша армия- разномастный сброд, говорящий на разных языках. Разное оружие, разные умения. Не было ни одной попытки провести учения, чтобы понять, как будут вести себя на поле боя незнакомые друг с другом командиры. Нет единой системы команд. Многие солдаты воевали десять лет назад и забыли, что это такое. Единственный шанс для нас- расстрелять пехоту из луков, а потом задавить их числом. Но я думаю, что ассирийцы прекрасно знают, сколько нас, и готовы к этому.

— Но нас же намного больше!

— Разве десять крестьян лучше вылечат больного, чем один уважаемый доктор Шимут?

— Но мы же побеждали их раньше.

— Да, один раз и только царский отряд, который издалека расстреляли из луков конные персы-наемники. Причем тот отряд просто ушел, а не погиб. Сейчас идет вся армия. Если то, что я слышал об ассирийцах, правда, то нам крышка.

— Заткнись, раб. Если кто-то услышит, то тебя возьмут на пытку, чтобы узнать, кому ты еще такое рассказал, а потом отрежут язык. Да какой там язык, сразу на кол посадят. Лучше молчи, раб, во имя Хумпана. Иначе и мы с тобой пропадем. — И жрец лег на спину, пытаясь унять дрожь.

— Проверил, на свою голову, — думал он. — Не дай боги, ляпнет где-нибудь, быть беде. Но каков стервец! Ведь в самый корень смотрит. У меня тоже такие мысли мелькали. Нергал-Нацир — великий воин, но тут голова нужна, а не ярость в бою и умение махать оружием. Тут раб прав. Помоги нам боги!

Наутро эну Хутран, взяв с собой Макса, решил сходить в храм Энлиля в Ниппуре. Старинный город, заставший еще Гильгамеша, был намного меньше, чем Аншан или Сузы, но древний зиккурат в центре внушал трепет, несмотря на почтенный возраст.

Макс прошел ворота в кирпичной стене и увидел знакомую картину, состоящую из кривых улочек, домиков с плоскими крышами, стоящих вплотную, и крикливой восточной толпы, одетой в стандартные рубахи до колен, перевязанные поясом. Главная дорога шла к центральному храму Энлиля, верховного бога шумерского пантеона. Шумеры давным-давно забыли родной язык, живя под властью Вавилона и Ассирии. И только сами себя продолжали называть так же, как тогда — черноголовые. Ну и боги, конечно же, остались прежними. Ступенчатая пирамида из кирпича с идущей наверх пологой лестницей, была высотой метров пятьдесят. На верхушке ее находился главный храм, куда и направлялся жрец. Они встали в очередь в толпе паломников, двигающихся к заветной цели. Насколько Макс понял, храмы были главной туристической достопримечательностью и градообразующим предприятием многих городов, обрастая сопутствующей инфраструктурой. Вокруг кипела целая жизнь. Работали кабаки, гостиницы, лавки на любой вкус, харчевни и публичные дома. Гостей города кормили, поили, продавали им местные сувениры, заботились об их верблюдах и ослах, а местные дамы отрабатывали священный долг храмовыми блудницами очень и очень быстро. Убери этот храм, и город моментально превратился бы в сонную деревню, потеряв две трети торгового оборота и три четверти купцов.