Короли Молдаванки - Ирина Лобусова

– Ты, мальчик, идеалист. – усмехнулся Полипин. – Ну чистый швицер без тапочек! Тебе вообще хорошо – семья богатая, чуть что – дядя прикроет. Напялил себе трусы с галстуком – и сделал как киця лапкой… Полный ажур… А всем остальным жить как? Эти бандиты, которых мы ловим, тоже стали бандитами не за хорошую жизнь. Может, повернись жизнь к ним другим боком, они стали бы уважаемыми членами общества, как этот Коган. Так что никогда не берись никого судить. Когда знаешь за всю правду – перестаешь осуждать… – Полипин замолчал. Молчал и Володя…

Журналист Пильский ждал их на первом этаже полицейского управления. И Полипин бодро выдал порученный ему Бочаровым текст. Володя молча стоял в стороне. Он решил больше не вставлять своих замечаний. Полипин разошелся, повествуя об успехах полиции, и в конце разговора представил Володю как чиновника по особым поручениям, приехавшего из Петербурга.

– Я сразу понял, что вы не одессит, – улыбнулся Пильский.

– Как вы могли это понять? – удивился Володя.

– Стоите в сторонке и все время молчите – ну это не характерно для одессита. И вид у вас такой чопорный, как будто гвоздь проглотили. А он вот-вот вырвется наружу!

Володя рассмеялся. Пильский был энергичный, хваткий – настоящий журналист. Но в то же время была в нем какая-то изюминка, вызывавшая людей на откровенность.

– Я надеюсь стать одесситом, – улыбнулся Володя. – Я влюбился в ваш город… Он такой поэтический.

– Поэтический? Вы любите стихи?

– Я пытаюсь их писать.

– Какое замечательное совпадение! Я организовал литературный кружок, у нас собираются молодые писатели и поэты, все веселые, задорные, талантливые. Бывают очень острые дискуссии! Приходите к нам, почитаете свои стихи.

– Я с удовольствием! – зарделся от восторга Володя. – Я этого очень хочу.

– Познакомитесь со всеми одесскими литераторами и немного отвлечетесь от ваших полицейских проблем. Давайте я напишу вам адрес. Собираемся в ближайшую среду.

Когда Пильский ушел, Полипин посмотрел на Володю с подозрением:

– Чего ты так сияешь? Вид, будто миллион выиграл!

– Ты не понимаешь! Писать стихи, читать стихи! – Володя действительно просто сиял. – Это же счастье, отвлечься от всего этого! Трупы, взрывы, торговки… Вся эта чушь, которая вертится в голове… А стихи – они и есть настоящее! Это и есть – жизнь!

– Настоящая жизнь – это найти за Людоеда, – буркнул Полипин. – Ты бы лучше на этом сосредоточился. А то развел тут холоймес… стихи у него… Фраер с ушами…

Но Володя отмахнулся от него. Жизнь тут же заиграла перед ним своими радужными красками, даря ощущение настоящей свободы – как раз того, о чем мечтал, когда ехал сюда! Ах, Полипин, Полипин! Обремененный семьей и долгами, старый сыскарь уголовного розыска, привыкший к полицейской циничности, ну разве он поймет все это! Он думает об убийстве. А для Володи стихи всегда были символом жизни – не смерти. И он стремится жить!..

Облавы начались сразу. Володя знал, что они проходят, но не участвовал в них. Шок наступил в тот самый момент, когда в своем дворе он увидел человек двадцать молодых людей, которых конные жандармы гнали к зданию, где находились камеры для политических. Большинство этих людей были сильно избиты, в крови. Некоторые даже не могли идти, и товарищи поддерживали их, помогая двигаться. Зрелище было одновременно и жалким, и устрашающим.

Володя бросился к Полипину. Тот был невозмутимым:

– Студенты. За облаву попались, фраеры вислоухие. Многие из них хранили запрещенные книги. Лучше бы молчали по делу свой рот.

– Многие… А остальные?

– Ты что, не слышал Бочарова? В облаву всех брать.

– Почему они все избиты?

– А их шо, привезли на курорт? За минеральные воды? Может, им еще пирожные раздавать? С бесплатными тапочками?

– Не понял?.. – Володя был обескуражен.

– Сопротивлялись, видимо, – пожал плечами Полипин. – Да не обращай ты за это внимания! Нужны они тебе. Что ты с них будешь иметь?

– Но какое отношение они могут иметь к убийству Когана?

– Никакое. Но что Бочаров сказал? Большое ша! Они политические, и дело Когана – политическое. Всё. Точка. Мы же договорились не обсуждать. Шо ты юлозишь, как вошь в бане?

Но Володя не мог успокоиться. Он даже направился к Бочарову, но того не было, он уехал к губернатору. И отсутствие Бочарова на месте несколько охладило Володин пыл. Тем более – до долгожданного литературного вечера оставался день. А больше Володю не интересовало ничего.

К концу дня Полипин принес новости. Отсутствовал он часа два, но вернулся очень довольный собой.

– Я знаю, кто брал дом Когана. Налет на его дом совершила банда некоего Корня. Чистый фраер, молодой авторитет, живет на Молдаванке, банду сколотил недавно. До того работал на железной дороге и был уволен – якобы за пьянство. Но на самом деле – за драку с мастером. Авторитет дерзкий, но не особо удачливый. Хотя с Коганом ему конкретно повезло. Есть мнение, что на Когана Корня кто-то навел – возможно, из прислуги. Она у Коганов меняется постоянно, потому что вечно конфликтует с характерной мадам Коган, ну ты сам знаешь.

– А чернявый бандит, который заинтересовался браслетом?

– Это – Гека, правая рука и бессменный адъютант Корня. Они друзья детства.

– Гека? Что это еще за имя такое? – удивился Сосновский.

– Это кличка. А может, и за имя. – Полипин изобразил, что смотрит документы. На самом деле ничего похожего не было. – Не знает никто. Гека сирота. Воспитывался в сиротском доме, затем работал грузчиком в порту, откуда был уволен за драку. После этого околачивался с контрабандистами, выходил с ними в море, но чего-то не поделил и ушел. После этого связался с Корнем, и с тех пор неразлучен с ним. С Корнем они воспитывались в одном сиротском доме. – Было ясно, что все эти сведения находятся просто в голове у Полипина. – Корень тоже сирота. Словом, типы отчаянные, способные на всё. И палец им в рот не клади. Банда Корня, кстати, сейчас контролирует достаточно большую территорию Молдаванки и пытается подобраться к Пересыпи. Но на Пересыпи правит Сало, а Сало – тот еще зверь. Пока до открытых столкновений не доходило, так как Корень пытается потеснить других лидеров Молдаванки. Но Сало держит Корня за швицера, а тот думает, шо за фраера. – Полипин всхохотнул. – Та да, и качает права, как за тут. А это шо не здесь. Но пока ему не удавалось. Похоже, Сало будет открыто иметь его за полного адиёта. Сейчас он сцепился с Ванькой Рвачом – помнишь, – обернулся Полипин к Володе, – торговка про него говорила? Многие считают, что Корень одолеет Рвача. И тогда – шухер, но по-другому…

Володя все переваривал информацию.

– Ты считаешь, что Корень и этот его адъютант Гека причастны к убийству Когана?

– Та ладно, – засмеялся Полипин. – Нет. Ни в коем случае. Зачем им за это?

В среду был проливной дождь, который начался на рассвете. К утру, едва Володя вышел из пролетки возле полицейского участка, дождь превратился в промозглый сырой туман, густыми хлопьями нависающий над городом. С туманом пришел холод – пронизывающий до дрожи, до оцепенения, полный студеной воды. Ежась и зябко кутаясь в шинель, Володя быстро поднимался по осклизлым мраморным ступенькам, думая только о том, что сегодня среда. А значит, скоро конец трупам, торговкам, женам, бандитам и всей этой мерзости!

Он будет читать стихи. Впервые со счастливых времен Петербурга. И, думая только о вечере среди одесских литераторов, Володя находился очень далеко от обычной полицейской работы. День прошел отстраненно, скомканно и плавно перетек в вечер.

Волнуясь, как школьник, Володя робко покрутил звонок квартиры на Ришельевской, адрес которой дал ему Пильский. За дверью слышались шумные голоса.

Дверь открыла девушка с длинными, беспорядочно свисающими на лицо темными волосами, с неестественно белым от белил лицом и глазами так густо накрашенными черной тушью, что они казались сплошными пятнами угольно-черной краски, из-за которой было не разглядеть зрачков. На девушке была мужская рубаха-косоворотка, подпоясанная тонким кожаным поясом, длинная юбка и – почему-то – кирзовые сапоги. В пальцах девушка держала мундштук, в котором дымилась черная египетская сигарета (Володя когда-то пробовал курить этот сорт – они были очень крепкими).

– Добрый вечер! Я… – начал было Володя, но девица, не говоря ни слова и не задавая никаких вопросов, просто посторонилась в дверях, пропуская его вперед. Затем так же молча закрыла дверь.

В огромной комнате с эркером, ярко освещенной хрустальной люстрой, яблоку негде было упасть, а под потолком стеной висел густой дым. Круглый стол посередине был заставлен бутылками с вином, стаканами, пепельницами, тарелками с дешевым печеньем и каким-то засохшим сыром – все неаккуратно, тарелки стояли буквально одна на другой. И вокруг этого стола толпилось очень много людей. Все они громко говорили, разом, перебивая друг друга, размахивая руками. В комнате было весело, громко, дымно и так шумно, что первые несколько минут Володя ничего не мог разобрать.