TV-люди - Харуки Мураками

Однако отсутствие сна сейчас — это совершенно другая история. Другая с начала и до конца. Я просто не могу спать. Даже дремать не могу. Если отбросить тот факт, что я не могу спать, во всем остальном я совершенно в порядке. Совсем не хочу спать, и сознание остается очень ясным. Настолько, что можно даже сказать — яснее обычного. В организме нет никаких отклонений. Аппетит хороший. Усталости не чувствую. С практической точки зрения нет никаких проблем.

Ни муж, ни ребенок не замечают того, что я не сплю. И я ничего не говорю. А что говорить, ведь только в больницу отправят. А я ведь понимаю. Ну пойду в больницу, и ничего ведь не изменится. Поэтому и не говорю. Так же как и тогда, когда у меня была бессонница. Я понимаю лишь одно. С этим мне нужно разбираться только самой.

Поэтому они ничего не знают. Внешне моя жизнь течет так же, как и всегда. Очень ровно, очень регулярно. Проводив утром мужа и ребенка, я, как обычно, на машине еду за покупками. Муж — зубной врач, у него клиника недалеко от дома, минутах в десяти на машине. Клиникой он управляет вместе со своим приятелем по стоматологическому институту. Поэтому и техника, и секретаря в приемной они оплачивают пополам. Если у одного слишком много пациентов, то их может принять другой. И мой муж, и его приятель мастера своего дела, поэтому, начав здесь свой бизнес почти без какой-либо протекции, они всего за пять лет добились того, что клиника стала процветать. Что один, что другой работают очень много.

— Я хотел бы работать поспокойнее. Но не время жаловаться,— говорит муж.

Ну да, говорю я. Не время жаловаться. Это точно.

Чтобы открыть клинику, нам пришлось взять в банке ссуду, куда как больше, чем мы рассчитывали сначала. Стоматологическая клиника требует инвестиций в дорогое оборудование. Потом еще жесткая конкуренция. Если ты сегодня открыл клинику, это не значит, что завтра к тебе хлынут пациенты. Полно стоматологических клиник, которые разорились оттого, что не приобрели своих пациентов.

Когда открыли клинику, мы были еще молодыми, бедными, с новорожденным младенцем на руках. Никто не знал, сможем ли мы выжить в этом жестоком мире. Однако прошло пять лет, худо-бедно мы выжить смогли. Не время жаловаться. Долгов еще осталось две трети.

— Ты красавчик, вот пациенты к тебе и валят,— говорю я.

Вечная шутка. Я говорю так, потому что он вовсе не красавчик. Если описывать его, так у него странное лицо. Я и сейчас иногда думаю об этом. Почему я вышла замуж за человека с таким странным лицом, хотя у меня были приятели и покрасивее.

Мне сложно толком объяснить, что в его лице странного. Он, конечно же, не красавец, но и некрасивым мужчиной его тоже не назовешь. В его лице нет какой-либо изюминки. По правде сказать, мне ничего не остается, как просто называть его «странным». Возможно, лучше всего описать его лицо как «невыразительное». Но ведь не только это. Более важно то, что в лице мужа есть какой-то элемент, который трудно ухватить. Мне кажется, если его ухватить, то весь образ «странности» можно будет понять. Но я пока не смогла этого. Как-то раз мне было необходимо для чего-то нарисовать лицо мужа, и я попробовала это сделать. Но не получилось. Взяла карандаш в руки, села над листом бумаги, но никак не могла вспомнить, какое у него лицо. Это меня немного озадачило. Мы так давно живем вместе, а я не могу вспомнить, какое лицо у моего мужа. Когда смотришь, то все понятно. Даже в голове можешь нарисовать. Но стоит попытаться нарисовать его по памяти, как понимаешь, что совершенно ничего не помнишь. Это ошеломляет, словно утыкаешься в невидимую стену. Ничего не могу вспомнить, кроме того, что у него странное лицо.

Иногда это меня беспокоит.

Однако на большинство людей он производит приятное впечатление, а это очень важно с такой работой, как у него. Думаю, не стань он стоматологом, то добился бы успеха и в любой другой работе. Поговорив с ним, люди, кажется, неосознанно испытывают чувство покоя. До того как я встретилась с мужем, мне ни разу не приходилось видеть людей такого типа. Все мои подружки в восторге от него. Конечно же, и мне он нравится. Даже думаю, что люблю его. Но, строго говоря, ничего такого, что вызывало бы во мне восторг, в нем нет.

Зато он умеет очень естественно смеяться, словно ребенок. Обычно взрослые мужчины так смеяться не умеют. А еще, хотя, может, это и само собой разумеется, у него очень красивые зубы.

— Не моя вина в том, что я красавчик,— говорит муж с улыбкой.

Всегда повторяет одно и то же. Эта глупая шутка понятна только нам двоим. Однако, обмениваясь ею, мы в каком-то смысле напоминаем друг другу о действительности. Действительности, которая заключается в том, что мы худо-бедно простояли все это время. И для нас это довольно важный ритуал.

В восемь пятнадцать утра он садится на свой «блуберд» и вывозит машину с парковки нашего дома. Затем рядом с собой сажает ребенка. Школа сына располагается по пути в клинику. «Будьте осторожны»,— говорю я. «Не беспокойся»,— говорит он. Всегда один и тот же сценарий. Но я должна это сказать. «Будьте осторожны». А муж должен ответить. «Не беспокойся». Он вставляет кассету с записью Гайдна или Моцарта в магнитолу и, подпевая мелодии, заводит двигатель. А затем они машут мне рукой и уезжают. Они так похоже машут рукой. Голова наклонена под одним и тем же углом, ладонь одинаково раскрыта на меня и чуть покачивается вправо-влево. Словно кто-то тщательно отрепетировал с ними это движение.

Я езжу на собственной машине, старенькой «хонда-сити». Пару лет назад одна приятельница уступила мне ее практически задаром. Бампер помятый, дизайн старый. Местами вылезает ржавчина. Пробег у нее уже около ста пятидесяти тысяч километров. Иногда, раз или два в месяц, двигатель перестает заводиться. Сколько ни поворачивай ключ, никак не завести. Однако все не так плохо, чтобы ехать в мастерскую. Если повозиться минут десять, двигатель вдруг приятно заурчит и заведется. Я думаю, с этим остается только смириться. У чего угодно и кого угодно раз или два в месяц может ухудшиться состояние, бывает, что все идет наперекосяк. Так мир устроен. Муж называет мою машину «твой ослик». Но что бы там ни говорили, это моя машина.

На своей «сити» я еду в супермаркет. Закончив покупки, прибираюсь и стираю. Готовлю обед. Утром стараюсь двигаться как можно быстрее. Если получается приготовить и ужин, разделываюсь и с ним. В таком случае всю вторую половину дня могу потратить на себя.

Около двенадцати муж приезжает обедать домой.

Он не любит обедать на стороне. Говорит: «Везде забито народом, невкусно, табачный запах пропитывает одежду». Готов даже потратить время на дорогу, чтобы вернуться домой и пообедать. В любом случае, ничего сложного на обед я не готовлю. Если остается что-то от ужина, разогреваю в микроволновке, а если нет, то ограничиваюсь соба[3]. Поэтому приготовление еды почти не занимает времени. И к тому же гораздо веселее пообедать с мужем, чем есть молча одной.

Раньше, когда клиника только открылась, часто бывало, что никто не записывался на первый номер после обеда, и тогда после обеда мы отправлялись в постель. Секс был прекрасным. Вокруг стояла тишина, мягкий послеполуденный свет наполнял комнату. Мы были гораздо моложе и так счастливы.

Я думаю, что мы и сейчас счастливы. В нашей семье нет ни намека на проблемы. Я люблю своего мужа, доверяю ему. Так мне кажется. Он так же относится ко мне. Но с годами жизнь меняется, и с этим ничего не поделаешь. Сейчас после обеда к нему всегда записаны пациенты. Пообедав, он идет в ванную чистить зубы, быстро садится в машину и возвращается в клинику. Сколько тысяч, сколько десятков тысяч больных зубов ожидает его. Но мы, словно бы убеждая друг друга, говорим, что ни на что не жалуемся.

После того как муж уезжает в клинику, я беру купальник и полотенце и на машине еду в ближайший спортивный клуб. Там плаваю тридцать минут. Довольно энергично плаваю. Не могу сказать, что мне так уж нравится само плавание. Я плаваю просто потому, что не хочу набирать лишний вес. Мне всегда очень нравилась собственная фигура. Честно говоря, мне ни разу не нравилось свое лицо. Думаю, что оно неплохое. Однако мне не нравится. Фигура другое дело. Я люблю стоять обнаженной перед зеркалом. Люблю смотреть на мягкие контуры и сбалансированную жизненную силу своего тела. Я чувствую, что в этом для меня есть что-то важное. А что, я не знаю. Но потерять это не хочу.

Мне будет тридцать. Когда исполняется тридцать, понимаешь, что конец света не наступает только оттого, что тебе исполнилось тридцать. Я не думаю, что стареть — это радостно, однако с возрастом некоторые вещи становятся проще. Это проблема точки зрения. Однако ясно только одно. Если тридцатилетняя женщина любит свое тело и по-настоящему хочет поддержать его в той форме, в которой оно должно быть, ей нужно приложить немало усилий. Именно это. Меня этому научила моя мама. Моя мама раньше была стройной красивой женщиной. Но, к сожалению, сейчас уже нет. Я не хочу стать такой, как она.