Без имён - Аля Кьют

- Это видно, - подтвердил я, не переставая рассматривать затейливую роспись.

- Ты заходи лучше, Саш. На веранде не сезон чаевничать.

- Да, это точно.

Я последовал за Димой в дом. Он был просто, но уютный, очень теплый. И не только в обогреве дело. Тут хотелось жить семьёй, хотя бы с любимой женщиной. Пить чай, смотреть в окно, расписывать амфоры, выращивать цветы, бесконечно что-то чинить и латать.

Дима включил чайник и собрал на стол нехитрый перекус. Бутерброды, печенье, мед, варенье. Я почувствовал зверский голод.

Мы перекусили и болтали, как старые знакомые. Мне было спокойно и хорошо. Дима рассказал, что все делал в доме сам. От фундамента до мебели. Я удивлялся и качал головой. А когда дело дошло до меда, закатил глаза. Никогда я такого не пробовал. Может в детстве? Нет. Даже в детстве не чувствовала в этой сладости такого аромата.

- Нравится, да? – прочитал Дима по моему лицу. – Натуральный.

- Офигенный. Никогда такого не ел.

- Я тебе в баночку  наложу, - обрадовался Дима. – Знакомый пасеку держит. В магазина такого не купишь.

На мои отказы и доводы о неудобстве он не среагировал. Но в принципе баночка позволила мне собираться домой. Она тоже была каким-то знаком.

Мы с Димой даже обменялись телефонами. Я так и не понял, зачем, но как-то вышло само.

– Заезжай как-нибудь на чай. Всегда рад. Если меда надо будет – я тебе возьму.

- Спасибо. Может быть, - неуклюже соврал я.

Мы оба знали, что я не приеду, но знакомство было приятным. Возможно, в другой ситуации я бы продолжил знакомство, но не сейчас.

Дима еще раз поблагодарил меня за подвоз и проводил до машины. Я еще некоторое время смотрел в зеркало заднего вида. Он стоял у дороги, пока машина не скрылась из виду.

Всю дорогу до дома я вспоминал, кого он мне напоминает. Так и не решив, кого, я бросил машину на стоянке, поднялся наверх в квартиру, хлопнул дверью, прижался к ней спиной.  Накрыло очень быстро.

Мысли о Женьке, о Крылове, о Карине, о плане. Мне бы заняться делами, которых накопилась тонна, но я не мог. Глаза щипало. Душу рвало на части.

Я едва успел дойти до кухни, плеснул себе коньяк в бабушкину чашку, выпил залпом и сполз на пол. Осел кулем, упер локти в колени, схватился за голову и, закрыв глаза, старался не рыдать. Запоздалое отчаяние. Никогда не плакал на кладбище. Меня настигало осознание позже. Иногда на обратном пути, иногда уже дома, даже в салоне самолета. Сейчас меня никто не мог видеть, слава богу. Но я все равно сдерживал звериный крик и желание разнести все в щепки.

Я не слышал, как она вошла, но почувствовал присутствие, а потом сразу прикосновение. Она гладила меня по волосам, как маленького мальчика. Подняв голову, я встретил её взгляд. В нем не было жалости. Жалость вымораживала. Моя прекрасная незнакомка смотрела с сочувствием, нежностью и осторожным интересом. Она меня не боялась. Я больше не был её маньяком. А она, кажется, стала моим лекарством. Скорая помощь, которую не вызывали, но в которой остро нуждались мой натянутые нервы.

За несколько секунд я ощутил, как её взгляд согревает, окутывает теплом и уютом. Словно я опять сидел на кухне у Димы.

- Ты плачешь? - спросила она тихо и тут же прикрыла рот ладошкой. – Прости. Это не мое дело. Я наверно не вовремя.

- Вовремя, - эхом ответил я и поднялся с пола.

Она вся съежилась и как будто хотела даже закрыть лицо руками. её алые щеки выдавали стыд и смущение. Или пробежку? Я не сразу заметил спортивный костюм и запах пота, перемешанный с дезодорантом. её кожа была влажной, дыхание тяжелым. Я жадно втянул носом запах моей незнакомки. Словно заново научился дышать рядом с ней. Боль постепенно превращалась в жжение. Я бессовестно рассматривал её несколько секунд, пока она не коснулась моих влажных век.

Я взглянул ей в глаза и сразу нашел лекарство от боли. А потом прижал её к столешнице и набросился на губы, как голодный зверь. Я хотел её отчаянно и сильно. Никого я не желал так безумно и яростно как мою незнакомку.

Я не надеялся, что она вернется, но страстно этого хотел. Боялся только, что погорячился, и зря тешил себя воспоминаниями о нашей горячей ночи. При свете дня все иначе. Обычно я остывал к подружкам быстро и не стремился продолжать отношении. Почти никогда не звонил второй раз.

Но – нет. В этот раз мне хотелось повторить. Она прибежала ко мне вся потная, запыхавшаяся, а мне не просто не было противно. Я совсем поехал головой. Слетел с катушек. Чокнулся. Зацеловав, искусав до алого её губы, я принялся покрывать влажными поцелуями её лицо, шею плечи. Нетерпеливо стаскивая толстовку, ругался, как моряк.

- На хрен, на хрен, на хрен это все снимай. Хочу тебя, детка.

Она всхлипывала и помогала мне неуклюжими дрожащими пальчиками хватала себя за майку, тянула вверх. Она дрожала и постанывала, сигналя мне, что не против такого натиска. Она поворачивала голову, позволяя мне облизать её шею, выгибалась вперед, подставляя моим губам напряженные соски.

Она не боялась, опять ничего не боялась со мной. Или боялась, но желание отключало в ней разумную осторожность. Это возбуждало еще сильнее.

 Я облизал её соски и снова вернулся к шее. Мне нравилось водить языком по вене, чувствовать, как бьется пульс и вибрируют в горле стоны.

- Прекрасна, малышка. Ты совершенство, - бормотал я, отдавая ей всего себя и забирая взамен её сладкие стоны.

Ее запах кружил голову. Кажется, я собрал весь аромат её тела, как безумный парфюмер. И лишь одно местечко осталось нетронутым. Я собирался исправить свою оплошность прямо сейчас. Подцепив пальцами резинку её спортивных брюк и трусики одновременно, я стащил их до колен и сразу же усадил мою девочку на столешницу.

Она пискнула от неожиданности, но не возражала, когда я окончательно избавил