Джентльмен - Александр Сумбатов-Южин

Остужев. Обвенч…

Кэтт. Муж не откажет вернуть мне свободу… я ничего больше не прошу у него, и я ему не дорога совсем.

Остужев. Кэтт… Я женат.

Кэтт вздрогнула всем телом и встала. Молча глядит на него. Он стоит, опустив глаза, бледный.

Остужев. Моя жена — моя свобода. Она мне развода не даст. Как я люблю тебя сейчас, вот в эту минуту — ты понять не можешь. И именно поэтому я лгать тебе не могу и не хочу. Я твой, весь, всей силой души, всеми нервами, всем существом — теперь. Что будет завтра, я обещать не могу. Будь моим другом, моей любовью, жизнью моей, только не женой.

Кэтт беззвучно опускается на пол как подкошенная; голова закинута на сиденье кресла. Глаза закрыты.

Остужев (кидаясь к ней). Кэтт… Прости меня… Кэтт, пойми… Я… Она умерла, Кэтт…

Кэтт (слабым движением руки, удерживает его). Нет… молчите…

Он поднимает ее и усаживает в кресло. Долгое молчание. Кэтт старается прийти в себя. Волосы ее растрепались, руки дрожат, она с глубоким страданием глядит на Остужева, стоящего перед ней на коленях. Слезы текут по ее лицу.

Остужев. Не гляди так… Скажи что-нибудь… Приказывай. Я сделаю все, что хочешь. Я готов на все…

Кэтт (едва говоря). Нет, Андрей… Нет. Ничего не надо…

Остужев. Я с ума сойду… Не гляди так.

Кэтт. Зачем ты меня разбудил — я бы жила там… Спала бы всю жизнь… (Молчание.) Зачем же было будить меня?

Остужев. Кэтт, ты меня не поняла. Ведь я не забавы искал, я сам страдаю… и люблю тебя больше, в тысячу раз больше, чем ты можешь думать… Но… Кэтт, Кэтт! Я только тогда человек, когда я свободен, когда я никому не закрепощен, никому и ничему, ни любви, ни долгу, ни обязанности… Это мои смертельные враги с первой минуты моего существования. Только на свободе я могу творить, мыслить, отдаваться безраздельно тому, что мною владеет в данную минуту. Только свободно я могу любить беззаветно, забывая себя и все, все. (Ломая руки.) Как мне тебе объяснить?

Кэтт. Не надо… Я понимаю… (Опустив голову.) Понимаю…

Остужев. Вот ты страдаешь, ты думаешь: он меня не любит, он не может любить… Он меня губит, лжет, он хочет только владеть мною… Нет, нет. Кэтт, клянусь тебе, меньше всего в моей любви этой пошлой, материальной страсти… ты вся бесконечно дорога мне; не принуждай же меня мечту, грезу мою заключать в буржуазную квартирку с рабочим кабинетом мужа, с миленьким будуарчиком жены.

Кэтт (встала). Хорошо, довольно — я поняла… поняла… нельзя же объяснять так беспощадно…

Остужев. Уедем за границу, Кэтт, отдадимся всей чарующей прелести природы, жизни, искусства… Там дни, годы пройдут незаметно… не будем заглядывать вперед, не будем давать друг другу векселей на срок… Только так можно жить.

Кэтт. Вам. А мне? Греза… мечта… (Смеется.) А странная моя судьба, Остужев. Я всем нужна, все меня любят — и maman, и муж, а уж вы — без памяти, но каждому я нужна по-своему, для него… Одной как дочь, которую можно продать, другому как красивая жена для прихоти и оскорбительных ласк… Вам для мечтаний и грез… И никто меня не спросит, чем же я хочу быть? Я сама? Или уж женская доля такая — служить каждому по его вкусу?

Остужев (хватает ее за руку). Кэтт, я не хочу, чтобы ты так говорила… это неправда… Я сказал тебе все не для обмана… Я правду сказал… ничем я не рисовался… Начнем развод с твоим мужем… Я готов… (С трудом.) Обвенчаемся.

Кэтт (побледнев отступает). Лучше смерть, чем такое счастье через силу.

Остужев (с искаженным от страдания лицом). Это не то, не то…

Кэтт. Уезжайте…

Остужев. Не могу.

Кэтт (с криком). Уезжайте сейчас… Будь вы в самом деле женаты, я стала бы вашей любовницей… но этой женой… (Закрывая лицо руками.) Как я презираю… Я ненавижу себя… Уезжайте…

Остужев. Я уеду только с тобой.

Кэтт. Андрей Константинович, умоляю вас, уезжайте… Я должна остаться одна… должна, я напишу вам… вся моя жизнь спуталась… Я боюсь с ума сойти. Вы видите — я сама не своя… Ну… если… если вы в самом деле любите меня… оставьте меня одну… (Обессиленная опускается на стул, склонясь к столу всей тяжестью.)

Остужев (в мучительной нерешимости идет к двери. Оборачивается). Кэтт!

Кэтт (поднимает голову и умоляющим взглядом смотрит на него. Еле выговаривая). Уйдите…

Остужев уходит. Кэтт роняет голову на руки.

Явление шестое

Кэтт (по уходе Остужева остается в том же положении. Плечи ее вздрагивают от рыданий. Потом встает и растерянно смотрит вокруг). Что же мне… куда… зачем живу?.. (Быстро идет к шкапчику с препаратами, открывает его и нервно перебирает пузырьки и банки.) Нет ли лекарства… посильнее… поскорее…

Входит Гореев.

Вот! (Старается открыть пузырек.)

Гореев. Катя!

Кэтт (роняет склянку и с отчаянным рыданием кидается к отцу). Спаси меня, отец, спаси меня…

Гореев. Катя!.. Катя моя… Спаси тебя бог… Что ты задумала…

Кэтт. Куда же мне… я одна… я никому… я себе самой не нужна… я игрушка… игрушку и надо разбить…

Гореев. Кому нужна? Молодая жизнь, сила, сердце — и все это игрушка? И никому это не нужно? Да кого ты знаешь, Катя! твоих счастливцев, твой изживший, гнилой мир. Да разве им свет кончается?.. Посмотри в окно… Сколько людей, отягченных работой, вечным трудом, задавленных нуждой, темнотой… Вот куда иди, полная любви, знания, беззаветной готовности отдать им все, что ты хотела отдать своим пресыщенным, избалованным, извращенным людям… Вот где ты нужна, где нужны все, в ком есть живая душа… Вот твое спасение… Вот твое счастье…

Кэтт. Я… что я могу сделать? К чему я готова?

Гореев. Ты бросила семью. Для чего? Чтобы создать себе новую. Не удалось — яд! Катя, Катя! Какое малодушие! Какой позор! Ты вышла замуж. Любя, не любя — вышла. Кто бы ни был твой муж — скажи, что ты сделала, чтобы он стал другим? Что ты внесла в свой новый дом, кроме твоей красоты?

Кэтт. Ничего…

Гореев. Ты была богата. Что ты сделала для тех, у кого куска нет?

Кэтт дрожит всем телом.

У твоего мужа тысячи рабочих, тысячи семейств в его власти. Облегчила ты им их трудовую жизнь? Подумала о них, об их семьях, об их детях? Дала ли хоть каплю радости за свою роскошь, которую они тебе дали? Помогла их женам? Смягчила сердце твоего мужа? Или только свое горе близко, свое счастье нужно, а до других и дела нет?

Кэтт. Папа, что ты со мной делаешь?!

Гореев. За что же ты ждешь себе счастья, Катя? И в чем оно может для тебя быть? В ласках Остужева? В позоре… смены мужчин?

Кэтт. О! (Закрывает руками лицо.)

Гореев. Узнала ты, кого полюбила? Что связало вас? Что привлекло друг к другу? Ты скажешь — любовь? Неправда! Ты даже не заглянула в душу этого человека, ты не знала его… Разве это любовь? Это простое волнение нервов и крови, жажда счастья без малейших прав на него. И вот развязка — яд!

Кэтт. Что мне делать… Папа, что мне делать?

Гореев. Задумайся, борись с собой, ищи истины и смысла жизни — и найдешь. В себе самой найдешь, и сама жизнь укажет. Никто другой тебя не научит.

Звонок.

Кэтт. Я не могу никого видеть…

Входит Рыдлова в темном платье монастырского образца.

Явление седьмое

Рыдлова. Катя… что ты надумала… я к тебе… ангел мой… (Садится и плачет.)

Кэтт растерянная прижимается к отцу.

(Прерывающимся голосом.) Я ушам не поверила… Ну, знаю я… глуп он, Ларька… Так забери его в руки… наставь его на ум-разум… Ведь все мы несли эту муку с мужьями: кто от злости мужниной, кто от глупости, кто от измены… А что же это было бы, кабы мы терпеть не умели?

Гореев (тихо). Слышишь, Катя?!

Рыдлова. Вернись, голубчик, Катечка, вернись. Он ко мне приехал, всякий вздор молол, правда… а все-таки, видела я, мучается… Сердце надорвалось… Ах, Котик, Котик… Что это за женщины пошли? Мне, бывало, мужа-то, чем он виноватее да злее бывал, еще жальчее было…

Гореев (тихо). Катя, слышишь?

Рыдлова. Ну, не к нему, ко мне вернись… Я знаю, долго этой вашей шалой жизнью не проживешь… Пойдем ко мне… У меня в общине дела много… А за делом тоска пропадает. Хоть бы себя ты пожалела. На что ты им нужна, трубадурам-то этим? На забаву, на то, было б кому им свои арии распевать… Не губи ты себя и меня… Ох, господи, от страха, от стыда, от горя у меня в голове помутилось…

Гореев. Катя… Катя… Вот тебе… вот… сама жизнь указала…

Кэтт. Жизнь? Что ж… Надо жить как-нибудь… Все равно, тут все изломано… И больно, и стыдно теперь… а впереди… что впереди… что впереди? Ночь, вечная ночь…

Гореев. Вечная ночь только в могиле, Катя… Жизнь — это свет. Иди в жизнь, уйди от своего горя, живи за других, исполняй, что жизнь тебе прикажет… и ночь незаметно пройдет… утро разгорится…